Нет, придется все рассказать сначала,

И число, и гербовая печать,

Видит бог – я очень давно молчала,

Но теперь не могу молчать.

В.Н.Полозкова

«Лагеря и этапы» – маленькие очерки, иронично названные, о настоящих лагерях, детских, спортивных, в которых я провела значительную часть своей жизни. Это воспоминания и заметки, честные и правдивые, о настоящей дружбе, о красоте, о детстве, первой любви. Об этапах взросления, преодоления себя и своих страхов. О жизненных этапах. О предательствах, ссорах, недомолвках, недопонимании. Об искренних привязанностях и самых прочных и нерушимых узах.

Я пыталась воссоздать атмосферу, царившую в то время, максимально достоверно и правдоподобно, все люди наделены именно теми чертами характера, которые в реальной жизни составляют их отличительные особенности. Некоторые предстают в невыгодном свете, может, я судила иногда излишне строго, или была непримирима с какими-то вещами. Но сейчас это беспристрастный взгляд со стороны человека, все это пережившего и преодолевшего, воспоминания, прошедшие через фильтр времени. Я заглядываю сквозь мутное стекло своей памяти в самые дальние уголки души, показывая все так, как оно было для меня, как я воспринимала происходящее, как относилась к людям, как понимала их и их поступки. И как, по моим ощущениям, они относились ко мне.

Я нарочно не вставляла никакие диалоги, кроме тех, в точности которых уверена на сто процентов. Придумывать же что-то и добавлять от себя я не хотела, чтобы не создавать путаницы и не писать неточности. Слова были бы недостоверны, никаких записей и дневников я тогда не вела, а если и записывала что-то, то все это уже давно утеряно. Так что рассказанное мной – коллекция обрывочных лоскутов памяти, кропотливо собранных и описанных. Что, по сути, является непростой задачей, так как многие события происходили, когда я была еще совсем маленькой, около двадцати лет назад, другие не отстоят по времени столь далеко, но все же не складываются в стройную линию повествования. Хронология во многих местах нарушена, ибо для меня последние несколько лет, в более уже сознательном возрасте, были настолько сильно эмоционально окрашены, а потом старательно запрятаны вглубь сознания, что временные рамки стерты. Случавшееся раньше я вспоминаю, как более приближенное к нынешнему моменту, а эпизоды недавние кажутся далекими и несбыточными, как бы нереальными. Текст пестрит сомнениями, всяческими «кажется», «должно быть», «наверное» и т.д., поскольку память – штука ненадежная. К тому же, история касается не только меня, но и многих людей, имевших свое мнение относительно всего случившегося. Людей, бывших для меня самыми близкими друзьями, моей семьей. На протяжении нашего лета длиною в целую жизнь.

За почти двадцать лет мне ни разу не приходило в голову написать о чем-то столь важном, волнующем, знакомом. Вывернуть всю подноготную наружу, вывести саму себя на чистую воду. Не помню, чтобы мне когда-нибудь хотелось записать то, что с нами творилось, что творили мы. Это казалось немыслимым – описывать всех их, таких любимых, таких значимых, какими-то пустыми и бездушными словами. А потом все прошло, переварилось, переболело, перегорело, было проглочено и вырывается теперь изнутри, просясь на волю. Пишу, как говорится, потому что не могу об этом молчать. Жалею только о том, что не делала раньше никаких, пускай бы самых незначительных заметок, наметок, которые могли бы сейчас мне сильно пригодиться. Воссоздавать давно забытое и прошедшее – сложно. Но обстоятельства сложились так, что через пять лет после последнего визита моего к истокам счастья, мы приехали сюда вновь, и истории полились на меня отовсюду, не давая продохнуть ни на секунду. Пришлось писать.

По опустевшим игровым площадкам ветер

разносит крики призраков,–

Вчера здесь были дети.

Pianoboy.

Захлестывает с головой какая-то неисчислимая тоска, которую не измерить, не втиснуть ни в какие рамки, не вместить ни в одну печатную строку. Если бы пришлось постараться, я бы, наверное, выдумала новый словарь. В нем слова «детство, ожидания, лес, забота, воспоминания, спелость, свежесть, печаль» и проч. стояли бы в одном ряду. Пускай и были бы замещены другими, более емкими, более красочными, способными передать пусть даже одну тысячную того, что высвечивается на моем эмоциональном циферблате.

Задумываться о природе чувств – бесполезно, немыслимо, даже глупо. Пытаться найти истоки и корни, первопричины – безнадежно как-то, да и никому не нужно. История всеобщая, и история личная, каждого человека отдельно взятого – готовое произведение искусства, а копание…Ну, в общем, ни к чему оно, это рытье в эмоциональном грязном белье. Ведь попробовать классифицировать все мои переживания, сформулировать положение вещей, истинное, добраться до сути – это сложнее, чем звучит, невозможнее даже, чем является на самом деле. Для простого обывателя, каковым я и являюсь, само собой. Квалифицированным специалистам, скорее всего, как раз плюнуть, провернуть такое дельце. Но на то они и специалисты. Я не психолог, не профессионал, я хороша только в производстве материала для исследований. Не претендую на понимание человеческих душ, порывов и мотивов. Своих собственных, не говоря уже об окружающих. Противоречивая натура, с кучей комплексов, детских травм, задушенных или неверно истолкованных порывов. Но все они – мои, каждый тик и бзик – моя неотъемлемая, пусть и не самая лучшая часть. Если бы можно было безболезненно их выкорчевать из памяти и сознания, не знаю, стала ли бы я на это соглашаться, даже в целях благотворительных, для экспериментов, или что-нибудь в этом роде.

Богово – богу, мое – мне. Даже противоречивое ощущение самой себя – в одно мгновение самой счастливой и самой несчастной на свете.

Седое небо выше, чем где бы то ни было, сосны рвутся ввысь, своими стволами затемняя и приглушая свет, яркий в городе даже по ночам. Запах… ни с чем несравнимый запах, одурманивающий сильнее любой выпивки, любого наркотика. Запах тягучий, вязкий, и вместе с тем легкий, почти невесомый, чистый и сияющий.

Голова пустеет, как при самой глубокой медитации. Только переполняющее, бесконечное ощущение момента, ощущение «здесь и сейчас». Каждый миллиметр – знаком, изучен, дорог. И безупречен. Место, не подвластное ни времени, ни описаниям. Перемены, даже если и они и случаются – внешние. Внутри все по-прежнему. Все то же расстояние от столовой до «чертова» дерева, от нашей комнаты до вагончиков, от комнат, где жили друзья, до игротеки, а оттуда – до душа, от ворот до пляжа, от волейбольного поля до кирпичной дачи. Каждый корень, пенек, ямка или неровность, каждый выступ, порог, крыльцо, беседка и трещинка, все – точно линии на ладони. Или как родинки на теле любимого человека. Ты даже не догадываешься, насколько хорошо знаешь их, до тех пор, пока не проведешь с закрытыми глазами полосу, соединяющую первую с последней так безупречно, словно видишь их сквозь увеличительное стекло.

Быть здесь – боль и бесконечное наслаждение. Огонь моих чресл, кончик языка делает три шажка, и все в таком духе, и потом влетает в нёбо как дорогая иномарка на максимальной скорости в кирпичную стену, как отбойным молотом по черепушке. Лас-ко-во.

Если бы я составляла свой личный список самых поразительных мест планеты, первое место без колебаний было бы отдано этому крошечному клочку земли в тридцати километрах от Рязани. Место, затерявшееся во времени, неописуемое, невероятное, обыкновенное для большинства, и магическое для всех, соприкоснувшихся с его тайными закоулками.

Звучит как идеализированное и гиперболизированное воспаленное воспоминание. Как кровоточащий нарыв, который вместо боли доставляет только сладкое наслаждение. Так и есть – это воспоминание. Но это и настоящее, несмотря ни на что. Время здесь замерло. И я замираю вместе с ним. Увековечиваю и воспеваю, прокручивая даже мельчайшие и незначительные детали, имевшие место быть. Возможно, дело в том, что я помню подробнее и воспринимаю все эмоциональнее, чем стоило бы. Но такова уж моя натура. Такова моя память. Я проживала здесь тысячи жизней, сотни тысяч мгновений. И теперь я – зияющая пустота, дерево, выдранное ураганным ветром вместе с корнем. И я поднимаюсь подобно невесомой пушинке ввысь, подгоняемая порывами ветра, имя которому – время. Время – несущее, время – замершее.