– Хмм… Да, как бы себя ни оговаривал Всеволод Аркадьевич, я тоже считаю, что барышням он не опасен. – Граф Сухнен многозначительно похмыкал, подумал и вынес вердикт. – Что ж, поручик, я даю согласие на Вашу женитьбу, думаю, и офицерское собрание меня поддержит…
Глава 7
Ольге Сергеевне сообщили об этих планах, хотя было ясно, что она не успеет вернуться из-за границы. Но что делать? Со свадьбой надо было спешить. В Петербурге у старшей дочери гостила дальняя родственница Стрешнева Варвара Борисовна, и Александр Петрович пригласил её помочь. Та не отказалась, а поскольку мало знала столицу, попросила подсобить свою сватью Елизавету Никитичну. И две дамы принялись хлопотать: к офицерам полка приезжали, с Анастасией Павловной советовались, решали, как свадьба пойдёт, кто будет посажёнными отцом да матерью, кто дружкой (иль по-модному – шафером), и дом готовили, и музыкантов искали, и платье молодой подбирали, и об угощении думали…
Через день после выхода Тани из Смольного они с Сержем обручились. В сопровождении Александра Петровича, Анастасии Павловны и кузенов, Варвары Борисовны с дочками съездили в церковь, торжественно обменялись три раза кольцами, что были освящены возложением на Святой Престол. Многие молодые выбирали для обручения золотые кольца и для жениха, и для невесты, однако Александр Петрович посоветовал сыну придерживаться старины, и заказать для себя кольцо золотое, а для невесты серебряное. Золотое в брачном союзе символизирует солнце, свету которого уподобляется муж, а серебряное – луну, что сияет лишь благодаря отражению солнечного света, оно для жены. Танюша об этом правиле не слыхала, но ничего обидного в том, чтобы быть отражением мужа (отражением самого лучшего, умного, прекрасного любимого Серёженьки!) не увидела. Тем более, раз это старинный обычай, бабушке должно понравиться, что они его соблюдают. После обручения был небольшой ужин. Танюша с утра послала записку своей классной даме Екатерине Дмитриевне, и та отпросилась из института. Она была единственной не родственницей на их небольшом семейном торжестве. Екатерина Дмитриевна радовалась, глядя на воспитанницу, чувствовала, что та поступает правильно, однако не знала, говорить ли о её замужестве в Смольном. Представила, каким будет ужас на лице инспектрисы Юлии Эдуардовны. Та совсем недавно устроила скандал Елизавете Чижевской за то, что девица посмела у всех на виду поцеловать старшего брата, вернувшегося с Кавказа, исключить «распутницу» из института требовала. И что эта и другие дамы скажут, узнав о скоропалительной свадьбе? Директриса-то знала, по какой причине Телятьева выпускается раньше, но не торопилась никого оповещать, ибо характер своих строгих преподавательниц ей тоже был известен.
Глава 8
Наутро после помолвки поручик Лапин подошёл к полковнику, сообщил об обручении, кольцо продемонстрировал.
– Быстро! – удивился тот. – Поздравляю! Однако нехорошо, что Вы нам невесту не показали до сих пор.
– Друзья мои её давно знают.
– Друзья? Ну и старших офицеров, будьте добры, представьте. Когда позволите?
– Да хоть сегодня! Я готов!
– Готовы? Но заявляться без приглашения большой компанией некрасиво. Лужницкий как раз должен в город съездить, интендантов потрепать, поезжайте с ним, после можете к невесте заехать, – предложил граф Сухнен.
Недопоставки в полки обмундирования, оружия, упряжи – дело обычное. Их полк возле столицы стоит, потому съездить в комиссариат и вытребовать недостающее всё ж несложно. А в отдаленных частях, особенно на Кавказе, нехватка обмундирования была хронической. Пытался в своё время Аракчеев свести на нет волокиту в комиссариатах, взяточничество интендантов, но слишком многие кормились от армии, наживали на этом немалые состояния, потому вроде бы и всесильного Аракчеева извели кляузами, доносами, ещё при прежнем императоре он вышел в отставку. А уж после него интенданты вспоминали о снабжении армейских частей, только когда от императора получали выговор. Сукно, кожа, сапоги иногда вместо армейских частей отправлялись по каким-то другим адресам.
Новый драгунский полк, который начали формировать в феврале, пока ещё не дополучил из комиссариата многое, по этой причине Лужницкому и предстояло «трепать» интендантов. Поехал он не один, а с двумя унтер-офицерами и солдатами. Унтеры эти были из старых эскадронов, дело знали, но жаловались, что интенданты их не допускают к приёмке, говорят, что в первую очередь именитые полки обеспечивать должны. Требовалось вмешательство проворного офицера повыше чином. В комиссариате Лужницкий сцепился с чиновником, доказывающем, что у них очередь, список, которому он неуклонно следует. В списке полка нет, так что ждать надо.
– И сколько ждать прикажете? Ещё год? Наш полк лишь в феврале создан и, конечно, не мог попасть в сей списочек. Но если Вы не соизволите обеспечить нас, об этом будет доложено выше. Скоро наш полк его высочество великий князь Михаил Павлович и его высокопревосходительство Чернышев смотреть будут, так мы перед ними рекрутов в лаптях иль босыми выстроим и объясним, что это Вы предлагаете нам ещё год в таком виде их гонять!.. Ну, разве что два бывших конно-егерских эскадрона в своих старых егерских мундирах выйдут, картину скрасят…
– Так вашему полку как вновь созданному уже было отпущено вне очереди и сапог, и холста для обмундирования. Что ещё?
– Отпущено на два эскадрона, а пять – разуты, раздеты. Полк создан не по моей прихоти, а по Именному высочайшему повелению! И до того, кто тут у вас в списках первый, кто последний, мне дела нет! Великому князю и министру о волокитстве интендантов будет доложено.
О посещении полка великим князем капитан, скорей всего, присочинил. Наоборот, ходили слухи, что тот вслед за императором отбывает на театр боевых действий. Зато ссылка на него подействовала на чиновника, и он написал какую-то бумагу, отдал Лужницкому, и с нею команда отправилась на склад. Когда их впустили внутрь, и озабоченный интендант, заведующий товаром, стал указывать, где сложены сапоги, где – сбруя, откуда брать сукно для мундиров, откуда – полотно для рубах, драгунский унтер, облегчённо вздохнув, сказал Лужницкому:
– Ну всё, теперича не переживайте, Ваше благородие. Получим всё, что можно. А ежели повезёт, может и поболе прихватим…
Обещание «прихватить» означало, что унтер в вопросах приёмки уже собаку съел, знал, что надо постараться взять больше, сверх того, за что расписывается, то есть попросту стащить из-под носа сонных солдат, охранявших склад. Капитан с довольным видом покрутил ус и подал ему пачку мелких ассигнаций:
– Возьми на всякий случай. Чтобы «повезло»!
– Может, и без этого «повезёт»? – задумчиво сказал унтер, однако деньги взял и добавил. – Пусть будут на всякий случай, ежели не понадобятся, верну…
Глава 9
Офицеры поехали к особняку Телятьевых, спешились перед высоким крыльцом. Мальчишка, принимавший коней, сразу доложил, где хозяйка, то есть невеста поручика.
– Татьяна Андреевна на конюшне, лошадь лечит, – выпалил он, привязывая к коновязи жеребца Лужницкого, и разъяснил. – Лошадь, что третьего дни куплена, заболела… Цыгане пришли, и наша хозяйка так их отчитывала, так отчитывала – любо-дорого поглазеть! А цыган-то перед ней юлит, божится, что не виноват ни в чём.
– А что? Конь серьёзно болен? – встревожился капитан.
– Мне отколь знать? Барыне виднее, она снадобьё приготовила, поят сейчас.
– Пожалуй, ветеринара прислать надо, – предложил Лужницкий.
– Ни к чему, Татьяна сама справится, – ответил Лапин. – Если любопытно, пойдёмте, поглядим.
Конюшня была слева от дома. Подходя, увидели перед её раскрытой дверью людей, что суетились возле коня. Он лежал на траве, подогнув под себя ноги, один мужик приподнял морду, а худенькая женщина из тёмной бутыли вливала ему в рот какую-то жидкость. Питьё коню не нравилось, он пытался мотать своей большой головой, отфыркивался. Цыгане, переглядываясь, покрикивая на коня, крутились рядом, скорей мешая, чем помогая. Женщина обернулась, выпрямилась, и Лужницкий увидел, что она совсем молоденькая и, пожалуй, хорошенькая: светленькая, большеглазая. Но, Боже мой, во что она одета? Холщовая крестьянская понёва, светлая блуза с широкими рукавами и поверх этого – большой коричневый фартук, наряд завершал «бабушкин» чепец, из-под которого выглядывал каштановый локон… На левой руке висел кнут, а в правой – бутыль. «Однако! Неужто это и есть невеста? Впрочем, глазки у неё очень даже замечательны! Не глазки, а глазищи!» – подумал капитан, перевёл взгляд на поручика, а тот улыбался как ни в чём не бывало, сказал:
