Она уверенной походкой направилась к бару и заказала двойную порцию виски. Потом повторила заказ.

Настроение заметно улучшалось прямо пропорционально выпитому количеству спиртного. Через двадцать минут мир для Вероники уже не казался таким беспросветно мрачным. В глазах блестели огоньки. Медная чёлка неровными прядками приклеилась к вспотевшему лбу. Кудрявый шиньон немного съехал набок. Совсем чуть-чуть, что тоже не давало особого повода для беспокойства, а, впрочем, Вероника про него совсем и не вспоминала.

Музыканты уже от репертуара Фрэнка Синатры перешли к концерту «по заявкам», зазвучали знакомые ритмы, более привычные большинству отдыхающих, оставшихся в баре. Под них можно было танцевать, не думая ни о чём.

– Потанцуем? – рядом оказался мужчина неопределённо средних лет в светло-бежевом льняном костюме, короткие рукава которого эффектно оттеняли сильные загорелые руки.

Чёрные волосы были гладко зачёсаны назад, над верхней губой красовалась тонкая полоска ровно подстриженных усиков.

«Ну, прямо Голливуд, да и только!» – про себя подумала Вероника.

Следующей мысли не суждено было появиться, потому что мужчина ловко подхватил её за обтянутую зелёным шёлком талию и увлёк в центр танцевальной площадки.

«Ах…» – Вероника попыталась поймать эту ускользнувшую от неё мысль…

Золотой небольшой крестик с гравировкой мелькнул перед её глазами, но уже через мгновение она вообще перестала ощущать себя и всё, что происходит вокруг.

Альберт Гольберг лежал в своей кровати, но сон не шёл.

Всего два дня отделяет его от того, к чему он так стремился целые шестьдесят лет! Всего два дня. Но, почему так страшно? Откуда такая неуверенность? Может быть и не стоило вообще затевать этой поездки? Да и не знает он, встретит ли вообще кого-нибудь, кто вспомнит его?

Альберт попытался повернуться на бок. Хоть чуть-чуть. Ноги последние два года практически совсем стали неподвижными. Результат давней контузии. Да в общем-то и вся его послевоенная жизнь стала результатом того страшного взрыва, в эпицентре которого он тогда очутился с разведгруппой. Молодой совсем. Пацан семнадцатилетний. До восемнадцати нескольких месяцев не хватало. Мать радовалась, думала, уедут к тётке под Красноярск, сбережёт сына. А ему обидно было. Здоровый мужик-то! За мамкину юбку прятаться что ли? Вот и убежал из дома, никому ничего не сказав.

По пути к фронту повезло – познакомился с молодыми солдатиками, как потом оказалось, разведчиками. И командир-то был почти ему ровесник, и безупречное знание «немецкого» пригодилось как нельзя кстати. Мать в школе преподавала, так с него спрос был такой, что, если не выучишь, домой лучше не появляться. Это, по сути, и спасло ему жизнь. Мама, мама… Не знала ты, что видимся мы тогда в последний раз. Вещи в дорогу собирала, пироги пекла, улыбалась чему-то…

Левая нога начала подёргиваться.

Альберт, насколько мог дотянуться, стал растирать её руками. Не помогло.

Дрожь усиливалась.

«Вот, накрутил себя. Чего разнервничался?» – проворчал он и нажал кнопочку на браслете часов, надетых на левой руке.

Через пару минут в дверь тихонько зашла Полина.

– Извини, Поля, – виновато сказал Альберт.

– Не надо извиняться, – ответила Полина. – Это моя работа. Сейчас укольчик сделаю, Вам полегче станет.

Она тщательно протёрла руки ваткой, смоченной в медицинском спирте, набрала в шприц лекарство, заранее приготовленное на столике, и наклонилась над ним.

– Потерпите, пожалуйста, немного пощиплет.

Полина быстро сделала укол и стала аккуратно растирать ногу, сведённую судорогой.

– Какие у тебя руки волшебные, – проговорил Альберт, закрыв глаза и начиная приходить в себя от атаки этой ужасной боли. – Как хорошо, что со мной поехала именно ты.

– Ну, не меня б нашли, так другую. В нашем агентстве таких, как я – много. И все очень хорошие. У нас ни одной жалобы от клиентов не было!

– Это – хорошо, – согласился Альберт. – Но у тебя руки добрые. Это так важно!

– Спасибо, – ответила Полина, накрывая его одеялом.

Нога успокоилась. Снотворное, которое, видимо, тоже содержалось в лекарстве вместе с обезболивающим средством, начало своё действие.

Полина навела на столе порядок, выбросила остатки разбитой ампулы и использованный шприц.

– Ну как, полегче стало? – она наклонилась над ним, поправляя одеяло. – Ещё что-нибудь хотите, господин Альберт?

– Да, – ответил тот, открывая вдруг глаза и внимательно посмотрев на неё. – Не называй меня господином Альбертом. В этой поездке. Пожалуйста.

– А как… – не договорила Полина, удивлённая такой необычной просьбой.

– Папу моего Мироном звали. Я, стало быть, Альберт Миронович. Да и не Альберт вовсе… – последних слов Полина уже не расслышала.

В каюте на фоне тихого щебетания птиц раздался голос Юрия Ивановича:

– Доброе утро, уважаемые путешественники, доброе утро! Просыпаемся. Поднимаемся. Температура воздуха за бортом +8 градусов…

Пение птиц усилилось, потом снова стало потише, и Юрий Иванович продолжил:

– Сегодня 21 мая, второй день нашего путешествия. И начнём мы его с зарядки. В 8:10 приглашаем вас на корму Шлюпочной палубы…

Через несколько минут Тамара и Олег, одетые в спортивную форму, постучали в каюту Ани.

Никто не отвечал.

– Ладно, неудобно перед Полиной, – шёпотом сказал Олег. – Разбудим её, а она, может быть, никогда и не делает зарядку.

– Да, наверное, – также шёпотом ответила Тамара. – А как же мы Аньку будить будем?

– Считай, что сегодня ей повезло, – усмехнулся Олег. – Потом решим, – и они направились в конец коридора к выходу на палубу.

Теплоход шёл ровно, плавно. То, что он вообще был в движении, выдавали только шум моторов и плавно скользящая полоска противоположного берега.

Воздух был ещё прохладным, но солнце поднялось уже достаточно высоко.

Волны медленно, будто нехотя, подкатывали к борту, бесшумно ударялись об него и, немного откатываясь назад, вздрагивали пенистыми брызгами. И солнце, словно нанизав эти капельки воды на свои лучи, моментально разукрашивало их в яркие золотистые цвета.

– Томочка, ты только посмотри! – Олег восторженным взглядом обвёл завораживающую своей красотой картину.

Тамара молча кивнула в ответ, словно боясь спугнуть эту переливающуюся радужную тишину.

На корме заиграла бодрая музыка.

– Раз, два, три, четыре, – в такт ей раздался голос физрука.

Олег и Тамара поспешили присоединиться к группе.

Аня слышала, как закрылась дверь за Полиной.

«Пошла к своему больному», – равнодушно подумала она и посмотрела на часы.

Через пятнадцать минут начинался завтрак.

Вставать не хотелось, но очень хотелось крепкого горячего кофе.

Аня села на кровати, собрала в руку свои густые вьющиеся волосы и снова их распустила. Длинные пряди рассыпались по плечам.

Она встала и, громко зевнув, пошла умываться.

Ровно в девять часов она открыла дверь своей каюты и столкнулась с Тамарой, направлявшейся к ней.

– Ну, вот, молодец! Сама встала! – похвалила её мать. – Всегда бы так!

– С добрым утром, мамочка! – сказала Аня и, закрыв дверь на ключ, прошла мимо неё.

– С добрым! – растерянно ответила ей вслед Тамара и повернулась к Олегу, только что вышедшему из каюты. – Что это с ней?

– Ну что тут такого, Томочка? Девочка сама собралась, она уже большая, – широко улыбаясь, ответил тот.