На руках остались мелкие козыри и дама треф, которую близнецы взяли ещё в начале игры.
— В конце концов, вам сложно, что ли? Человек платит деньги…
— Это не человек, раз такое предлагает!
— Да что такого-то, я никак не пойму. Речь ведь не идёт о том, чтобы с ним спать. – Марго выделила интонацией это «с ним». – Он будет просто смотреть.
Герман уставился на неё, не узнавая. Его переполняло чувство нереальности происходящего
— А ты в курсе, как это называется, и что тебе за это может быть? – запальчиво спросил брат.
— А ты в курсе, - передразнила Марго, - что само ваше пребывание здесь нарушает трудовое законодательство в отношении несовершеннолетних? Валите тогда отсюда, раз такие законопослушные.
— И свалим.
— И валите. Опеку сразу вызвать или сначала манатки соберёшь?
Менеджер демонстративно взялась за телефон.
— Ты что, нас шантажируешь, что ли? – с удивлением спросил Сергей.
— Разбежался! Нужны вы мне триста лет! Посуди сам: сегодня вы оказываетесь на улице. Завтра начинаете воровать. Через неделю вас ловят – внешность больно уж приметная, чулком на голове не замаскируешь. Расспросят вас, как следует – и придут ко мне, чтобы выяснить, почему я не сообщила о безнадзорных сиротках куда положено.
Брат сидел весь бледный. Это отражалось в мониторе видеонаблюдения за спиной у Марго и в экране её телефона, отравленного номером органов опеки.
Марго убрала кнут и снова достала пряник. Заговорила вкрадчиво:
— Вы бы подумали хорошенько. Его даже в одной комнате с вами не будет. И вы можете высказать свои пожелания насчёт девушки, если хотите.
— Хорошо, - разозлился Герман, - тогда как насчёт тебя?
— Что насчёт меня? – не поняла Марго.
— Ну, давай мы тебя трахнем, а он пусть посмотрит. А деньги забирай себе, раз это для тебя так важно!
Последние слова он буквально прокричал ей в лицо.
Марго вскочила. Герману показалось, что она его ударит. Но она не решилась. «Или просто не захотела портить наш товарный вид», - подумал Герман, и его перекосило.
— Значит, вот как ты заговорил, сучонок, - сказала Марго. Лёд в её голосе готов был вот-вот проломиться. – То есть, жить здесь, жрать, дрыхнуть целыми днями тебя не смущало. А как речь зашла о том, что пора расплачиваться – сразу гордость отросла. Видала я таких гордых – под церковью теперь попрошайничают. Хватит с меня! Убирайтесь в свою комнату и подумайте над своим поведением. Неделю вам даю.
Они убрались к себе. Сергей закрыл со злостью сбросил на пол разложенные на матрасе эскизы, чего на памяти Германа никогда не делал.
— Эй, полегче! – вырвалось у него.
— Ты прав. Надо успокоиться и как следует всё обдумать.
Брат опустился на матрас. Тело оставалось напряжённым, плечи свело. Герман хотел их расправить и не смог.
— А что тут думать. Пусть звонит, куда хочет. Что органы опеки нам сделают? – сказал он и сам в это поверил, ведь то, чего Марго хотела от близнецов, казалось жестокой шуткой, городской легендой вроде тех, что любила Лера.
— В детдом засунут, что ж ещё. А дальше что?
— Дальше – интернат для инвалидов. А то ты сам не знаешь, - ответил Герман резче, чем следовало.
Он никак не мог понять, к чему клонит брат, и внутри зарождалась смутная тревога.
— Как ты думаешь, я смогу тогда снова найти нормальную работу?
— А-а, вот оно что. Нас собираются продать, как вещь, а ты думаешь лишь о том, чтобы не расставаться со своим ненаглядным Елисеевым!
Сказав это вслух, Герман остро ощутил жалость к себе и такую обиду на брата, будто тот был заодно с плохими людьми. Сергей с досадой сказал:
— Перестань. Я ведь и о тебе тоже думаю, когда не хочу, чтобы мы гнили в богадельне.
— Давай убежим! Спрячемся!
— Эта сука права – мы слишком приметные. Нас выдадут, и хорошо, если органам опеки, а не Кукольнику. – Брат потёр взмокшие надо лбом волосы и сказал тихо: - Да и сколько можно уже бегать, Герман. Я устал. С каждым разом всё хуже и хуже. Кроме того, чтобы скрываться, нужны деньги.
— У нас ведь они есть, - быстро сказал Герман.
— Этого недостаточно. Нужно гораздо больше.
— Мы знаем, где взять!
— Нет! Ты не будешь заниматься тем, что предлагала Лера. Лучше уж дом инвалидов, чем тюрьма.
«Или смерть в заброшенном здании», - против воли подумал Герман, а вслух сказал:
— Но что же нам тогда делать?
Они оба знали ответ.
У Марго на ладони лежала маленькая конфета.
В детском доме близнецов учили не брать у незнакомцев сладостей и других подарков. Лучше бы научили, как себя вести, если сладости силой запихивают в глотку.
Развернув фантик, Герман обнаружил в нём капсулу из двух разноцветных половин.
— Что это?
— В оранжевой половине – сиалис, в белой – транквилизатор.
— Этого ещё не хватало!
Марго пожала плечами и забрала капсулу:
— Моё дело предложить.
— Дай сюда, - враждебно сказал Герман.
Пока он дошёл до туалета, оболочка капсулы начала таять в потном кулаке. Герман запил её водой из-под крана и посмотрел в зеркало. Лицо брата ничего не выражало, будто высеченное изо льда. А вот у Германа бегали глаза, на щеках расцветали красные пятна. Даже Марго скривилась, когда увидела:
— Лицо попроще сделай. Не на казнь же я вас веду.
Она проводила близнецов в номер. За ними закрылась дверь. В замке повернулся ключ. Блеснул глазок веб-камеры.
Герман зачем-то подёргал дверную ручку, затем подошёл к окну и резко опустил жалюзи. Девушка завертела головой, пытаясь определить, откуда доносятся шаги. К её лицу плотно прилегала полумаска с закрытыми глазницами, запертая на электронный замок: под влажными, беззащитно рассыпавшимися волосами мигала лампочка.
Герман равнодушно посмотрел на девушку. Таблетка начинала действовать. Развязался узел в животе, и наступило какое-то отупение, будто близнецов со всех сторон обложили ватой.
Выход намечался сам собой. У близнецов ничего не выйдет. У них не выйдет, и их отпустят, когда тому, кто заплатил за представление, надоест смотреть, как ничего не происходит.
На прикроватной тумбе стояла ваза с презервативами, яркими и отвратительными, как леденцы, которые уже побывали у кого-то во рту. Стараясь к ним не притрагиваться, Герман вытащил из вазы пачку дорогих сигарет, закурил и сел на край кровати.
Герман ждал от брата слов, которые сделают то, что происходит, не таким гнетущим. Но Сергей молчал. Его присутствие было невыносимо, а молчание ещё хуже.
Девушка приближалась наощупь. Когда рука легла близнецам на колено, Герман перехватил её и ненадолго прижал к кровати.
Девушка восприняла это не как предостережение, а как позыв к действию и легла. Герман понял, что её движения вялые и заторможенные, как у него самого.
Ещё у неё был прозрачный пеньюар, напоминающий целлофановую упаковку. Почувствовав взгляд, девушка развела бёдра. Надежда на то, что у близнецов не выйдет, уменьшалась с каждой секундой.
Герман взял из вазы глянцевый квадратик. Презерватив не раскатывался, только противно скользил под пальцами. В итоге Герман его уронил и, нервничая, полез так.
Он чувствовал не больше, чем если бы его обкололи анестетиками. Происходящее напоминало кропотливые реанимационные мероприятия, и когда Герман уже отчаялся ждать, пока всё закончится, девушка выгнула спину и выразительно застонала.
Одновременно с этим раздался тихий, но отчётливый щелчок. Полумаска сползла на шею. Девушка открыла глаза и увидела.
Германа ошпарило её взглядом. Отшвырнуло её криком. Эмоции, все и сразу, взяли верх на лекарственным самообладанием.
Не успел Герман опомниться, как брат убежал в ванную, натягивая джинсы. Близнецов долго тошнило.
В дверь забарабанили.
— Вы чего там? Заперлись, что ли? – послышался голос Марго будто бы издалека.
Стук повторился. Дёрнулась ручка двери.