представлять, что она успела себе надумать, встретив меня спозаранку в таком

расхристанном виде.

– Я в порядке, – произнесла по возможности уверенно, стараясь не

поворачиваться к бабушке правым боком, памятуя о том, что во вчерашней

катастрофе ему досталось сильнее всего.

– Я вижу, – проворчала родственница, продолжая прожигать меня взглядом.

И делала она это не просто так. Уверена, от такой опытной ведьмы не укрылось

ни одной компрометирующей меня детали.

Зато после проведённого осмотра в её голосе послышались нотки

облегчения, потому что никаких серьёзных повреждений на мне она не

обнаружила. Да и сама я не выглядела ни подавленной, ни перепуганной до

смерти.

– Надеюсь, ты сполна отомстила тому, кто сотворил всё это непотребство с

твоей одеждой?

Взгляд невольно метнулся в сторону моей спутницы, приткнувшейся в

уголочке с самым невинным видом.

– Ах, вот оно что, – недобро прищурилась бабушка, – кажется, кто-то очень

много о себе возомнил и решил, что может безнаказанно калечить мою

единственную внучку?

Разгневанная ведьма разом выпрямилась, отчего стала выше на полголовы

и внушительнее раз этак в сто. В такие моменты даже я начинала её побаиваться, хотя в остальное время позволяла себе всё, что угодно, зная, что бабуля весьма

снисходительно относится к шалостям своей любимицы, коей я и являлась с

рождения.

Слова заклинания сорвались с её губ прежде, чем я успела отреагировать.

Метла опасливо поджала веточки и мелко затряслась, выстукивая по стене

барабанную дробь.

Знаю, что жалость до добра не доводит, но не вмешаться я не могла. А

потому решительно встала на пути разгневанной ведьмы, загораживая собой

провинившуюся, пусть будет, подругу по несчастью.

– Мы уже сами во всём разобрались, – произнесла я твёрдо и, обернувшись, подмигнула метле. Та сразу приободрилась, даже почки на веточках набухли, а на

месте подпалённых заклинанием веточек тут же начали образовываться новые

побеги.

– Ты только спуску ей не давай, а то намаешься, как я в своё время, -

проворчала ба, постепенно уменьшаясь в размерах и как-то незаметно вновь

становясь благообразной старушкой, при обычных обстоятельствах безусловно

являющейся душой нашего малочисленного семейства.

Отведя руку за спину, я показала метле кулак. Надеюсь, мы с ней друг друга

поняли и впредь она не будет чудить и некстати демонстрировать свой характер.

Впрочем, обольщаться на её счёт точно не стоит.

Я уже преодолела почти половину лестницы, как меня догнал окрик снизу:

– А ну, стоять!

Замерев на одной ноге, я осторожно примостила рядом вторую и только

после этого повернулась, с недоумением глядя на негодующую бабулю. До этого

момента мне казалось, что мы с ней всё выяснили и сошлись на том, что в

случившемся моей вины нет, а метла, хоть и признана виновной по всем пунктам, но искренне раскаивается в содеянном.

В таком случае, к чему этот приказной тон? И этот мечущий молнии взгляд?

Оказалось, что все эти проявления гнева направлены вовсе не на меня, а

на увязавшуюся за мной метлу, решившую, по-видимому, с этого дня неотступно

следовать за мной всюду, куда бы я не направлялась.

– Что за гадость ты притащила в наш дом?

Бабуля скривилась так, будто и впрямь увидела нечто настолько мерзкое, что ей стало дурно. Однако, дурнота не помешала старушке проявить чудеса

ловкости и схватить всполошившуюся метлу за древко буквально на лету, чтобы в

следующее мгновенье выдрать из кучи прутиков тот единственный, что стал

причиной её негодования.

Как по мне, так ничего особенного в нём не было. Но потому, каким

торжеством вспыхнули глаза бабушки при виде сгорающей в огне сухой веточки, я

поняла, что чего-то не поняла, а уточнять было страшно.

– А теперь марш за мной! – рявкнула бабушка, закончив проводить

экзекуцию над несчастным прутиком.

И вот эти слова относились уже ко мне.

Понурив голову, я поплелась вслед за родственницей в её лабораторию, придумывая на ходу многочисленные версии случившегося и стараясь выбрать из

них наиболее правдоподобную. Главное не смотреть ведьме в глаза, иначе она

сразу почует ложь.

Едва переступив порог лаборатории, я сразу кинулась к столу и схватила

ступку. Бабушка часто поручала мне перетирать различные ингредиенты к

зельям. Вот и сейчас в ней обнаружились корешки и семена каких-то растений, которые наверняка требовалось измельчить до порошкообразного состояния.

Занятие на редкость нудное и монотонное, но это именно то, в чём я сейчас

нуждалась для успокоения своих нервов. Руки заняты, взгляд сосредоточен на

процессе. Идеально. Даже колени перестали мелко дрожать. Теперь можно и

поговорить.

– Это вряд ли тебе поможет, – хмыкнула бабушка, вмиг раскусившая все мои

уловки. – Лучше сама рассказывай, что натворила, а то хуже будет.

Я притворно вздохнула и потупила глазки, изображая ни в чём не повинную

жертву обстоятельств.

Судя по смешку, вырвавшемуся из груди бабушки, как всегда безуспешно.

Должна признаться, у меня никогда не получалось достаточно достоверно

изображать невинность. Даже в тех случаях, когда пакостил кто-то другой, подозрения падали на меня. А всё потому, что, по мнению леди Матильды, глаза у

меня плутовские, зелёные и хитрющие, как у лисы. Так что нечего и пытаться

ввести в заблуждение ведьму, которая, по её же словам, видит меня насквозь.

Хочешь не хочешь, придётся ей обо всём рассказать. В конце концов, самое

страшное, что меня ожидает, это многочасовое корпение над книгами. Прогулки, разумеется будут запрещены, как и полёты на метле. Остаётся надеяться, что

ненадолго.

– Рассказывай, – поторопила меня бабушка, устраиваясь поудобнее в

огромном мягком кресле, в котором так любила дремать после ночных бдений над

котелками.

А у меня внутри будто колокол прозвенел – да вот же он выход из

щекотливого положения. Достаточно усыпить старушку долгим рассказом и мне

всё сойдёт с рук. К вечеру она и не вспомнит, что уснула, не дослушав историю

моего падения до конца. А если и вспомнит, то не захочет в этом признаваться.

– День начался как обычно, – начала я издалека. – Встала я спозаранку.

Умылась, оделась и спустилась на завтрак. Матушка выглядела чем-то

озабоченной, но на все мои расспросы отвечала уклончиво. Я не стала на неё

давить, чтобы окончательно не испортить ей настроение. Ты же знаешь, какой она

у нас нежный цветочек. Любое неосторожное слово способно вывести её из

душевного равновесия.

Бабушка согласно кивнула и о чём-то задумалась. Видно тоже переживала

за судьбу единственной дочери. После гибели моего отца матушка пребывала в

каком-то странном оцепенении, будто существовала на грани меж двух миров и

никак не могла решить, в какую сторону сделать шаг. Собственно говоря, я и не

помнила её другой, а потому воспринимала её пограничное состояние, как нечто

само собой разумеющееся. Однако те, кто знал её до трагедии, утверждали, что

когда-то она была такой же неугомонной и проказливой ведьмой, как я.

Дальше всё оказалось совсем просто. Меня почти не слушали, хоть я и

заливалась соловьём, живописуя свой полёт и последовавшее за ним падение.

На моменте моей встречи с раненым лордом из кресла послышалось мерное

сопение, временами перемежаемое тихим похрапыванием.

Стараясь двигаться как можно тише, я вернула ступку на стол и, подхватив

подол юбки, направилась к двери.

– Ты всё же решился на это, Лангор? – донеслось мне в спину. – Неужели ты

так и не понял, к чему может привести этот ритуал? Вот увидишь, он погубит нас

всех.

Я аж подпрыгнула на месте, больно ударившись темечком о косяк.