По свидетельству начальника штаба танковой группы Цейтцлера, командующий 12-й армией после получения в состав армии группы распорядился "поделить ее пополам". Он подчинил 41-й моторизованный корпус 3-му армейскому корпусу. Иными словами, он попытался вообще ликвидировать танковую группу как единое мощное оперативное соединение, тем более что командир 3-го армейского корпуса генерал Гаазе сразу же включил танковые дивизии в свой резерв. "Практически это могло означать, - пишет Цейтцлер, - прекращение существования танковой группы фон Клейста как самостоятельного оперативного соединения"{225}.
Во всех этих манипуляциях удивительно ясно выплыла наружу путаница во взглядах германского генерального штаба на методы ведения современных операций. Оказалось, что опыт военных действий против Польши в области применения танковых войск плохо осмыслен генералами вермахта и понят по-разному. Конечно, вскоре последовала отмена решения генерала Гаазе, но вернуть потерянное время никто не мог. Если бы союзное командование оказалось в состоянии объединить войска, которые оно теперь поспешно снимало с "линии Мажино" и направляло к северу, и если бы с помощью этих войск оно смогло создать на пути двигавшихся танковых колонн новый фронт обороны, возможно события приняли бы несколько иной характер. Но десятилетиями воспитанные в традициях позиционной войны с ее неповоротливой медлительностью, французские генералы за малым исключением никак не поспевали за ходом событий и везде опаздывали. Отдельные самоотверженные, решительные действия ярко вспыхивали на общем безрадостном фоне, однако они не могли изменить общего хода событий. Но мы все-таки расскажем об одном таком эпизоде.
Полковник де Голль, ставший именно в эти дни, на поле сражения, генералом, с присущей ему решимостью и с глубокой верой в танковые войска, теоретиком которых он был, контратаковал во главе своей 4-й бронетанковой дивизии под Лаоном превосходящие немецкие танковые силы, рвавшиеся к западу.
"19 мая на рассвете - в бой", - пишет де Голль в своих мемуарах. И продолжает, вспоминая о тех днях: "О, как все это нелепо! Война начинается крайне неудачно. Что ж, нужно ее продолжать. На земле для этого достаточно места. Пока я жив, я буду сражаться там, где это потребуется, столько времени, сколько потребуется, до тех пор, пока враг не будет разгромлен и не будет смыт национальный позор. Именно в этот день я принял решение, предопределившее всю мою дальнейшую деятельность"{226}.
В упорнейшем бою, длившемся несколько суток подряд, дивизия де Голля выполнила свою задачу. Она успешно контратаковала немецкие части, заставила их несколько отступить, нанесла им значительные потери. "Над полем сражения витал дух победы, - пишет де Голль. - Каждый высоко держал голову. Даже раненые улыбались... В результате упорного боя немцы не выдержали нашего натиска и отступили"{227}. Но без поддержки соседей дивизия не смогла развить наступления. Она не взяла высоту Мон-Клебер.
В те дни в германских штабах, конечно, никто еще не знал, что неполный успех де Голля у высоты Мон-Клебер в будущем, когда подведется общая черта, с лихвой окупится его стратегической победой в рядах союзников. Но тогда речь будет идти не о безвестной высоте, а о Франции.
III
Мы не будем здесь пытаться дать анализ социально-политических причин, начавшейся катастрофы Франции. Они достаточно глубоко вскрыты прогрессивной общественно-политической мыслью, доказавшей, что именно прежде всего политические обстоятельства предопределили катастрофу 1940 г. Мюнхенский курс, который продолжался, лишь изменив форму, во время "странной войны", вплоть до 10 мая, предательство французской крайней реакцией интересов своего народа, боязнь левых сил больше, чем нацизма, с которым не исключалась сделка за счет национальных интересов, эпилепсия антикоммунизма, поднявшаяся в стране перед вторжением, наконец, отстающая от требований эпохи военная система Франции таков перечень основных исторических обстоятельств, которые подготовили французское поражение и германский успех.
Была ли немецкая армия в 1940 г. организована лучше французской? Да. Располагала ли она более современными оперативными принципами? Да. Удалось ли ей ввести в заблуждение союзников о месте и направлении своего удара? Удалось. Оказалась ли система ее военного руководства более гибкой, быстрее реагирующей на обстоятельства борьбы? Оказалась. Но при всем том решающую роль сыграли все же не эти преимущества, очень важные сами по себе, а отмеченные выше социально-политические обстоятельства. При верной политике в войнах прошлого неоднократно удавалось исправлять ошибки военного порядка уже в ходе борьбы. Но ложная политика вела к поражению даже самые лучшие армии.
Французской армии 1940 г., конечно, нельзя было отказать ни в традиционной доблести ее солдат, ни в умении сражаться. Но "странная война" и начавшиеся тяжелые неудачи породили глубокий моральный кризис, который постепенно подрывал силу сопротивления. И чем больше развивались эти процессы, тем легче становилось гитлеровским танковым колоннам осуществлять свои прорывы, тем яснее вырисовывались военно-оперативные преимущества, которыми располагало фашистское командование.
И эти преимущества никогда не стали бы столь наглядными и подавляющими, если бы французские высшие штабы не допустили самого главного из серии своих просчетов - о времени и месте германского первого и главного удара. Этого просчета они не сумели исправить в ходе всей войны.
Вплоть до начала мая 1940 г. союзное командование, несмотря ни на какие предупреждения, ни на более чем ясные сигналы, не верило, что немцы действительно атакуют. Французский главнокомандующий Гамелен впоследствии не мог не признать, что еще до германского вторжения он имел сведения из различных стран мира о готовящемся ударе, в том числе из Германии. Но вряд ли он правдив, утверждая, что из этих материалов "невозможно было сделать какие-нибудь точные выводы, по крайней мере в отношении даты"{228}. Дата, как мы показали, не оставалась тайной. Но союзное командование пребывало в мире созданных им самим ложных представлений. Оно не реагировало достаточно энергично на поступающие сведения.
Почему французское командование, подробно осведомленное о численности и общей группировке германских сил, было застигнуто врасплох танковым ударом через Арденны?
Решающее значение имели его уверенность в том, что германский удар последует только через Центральную Бельгию. Сыграла роль недооценка оперативных возможностей немецких крупных танковых соединений, основаниям на устаревших довоенных взглядах и на одностороннем, неглубоком восприятии опыта германо-польской войны, повторение которого во Франции считали невозможным.
Французская разведка не смогла вполне ясно и отчетливо определить вероятные задачи ударной танковой группировки гитлеровской армии (группы Клейста). Французские разведчики и прежде всего тогдашний руководитель Второго (т. е. разведывательного) бюро полковник Гоше после войны утверждали, что вскрыть развертывание немецкой танковой группы было практически очень трудно.
Гоше пишет по этому поводу: "Поверхностные умы не могли сделать ничего другого, как приписать этот явный просчет Второму бюро. Он был, однако, неизбежен, и вот почему: атакующая группировка занимала позиции в ночь или за две ночи до "дня икс", вероятнее всего в последнюю ночь перед "днем икс". Эту группировку можно было определить только при соприкосновении с противником... Но соприкосновения между массой немецких сил вторжения и французами, которых в течение 8 месяцев отделяла нейтральная люксембургско-бельгийско-голландская область, никогда не существовало. Для того чтобы заранее разгадать группировку и замысел вторжения противника, Второму бюро надо было бы обладать немецким оперативным приказом и относящимися к нему картами. Большей частью... направление удара противника узнается только в самом сражении... Достаточно уже и того, если какое-нибудь Второе бюро до начала атаки сможет установить и определить район развертывания, фронт, где может быть проведена атака, предусмотреть возможные события. Заранее требовать от него, чтобы оно стрелкой указывало вероятное направление главных усилий противника, означало бы требовать невозможного, в особенности когда нет боевого соприкосновения. В момент, когда боевые действия начались, неплохо, если этот пробел будет восполнен как можно скорее"{229}.
