Затем Гоше доказывает, что французская разведка имела только 11 часов - с 18 час. 00 мин. 9 мая, когда танковая группа Клейста выступила из районов сосредоточения, расположенных в тылу, до 5 час. 35 мин. 10 мая, когда она перешла границу, - чтобы получить информацию о группе Клейста и успеть сделать доклад в ставку. Но уже в 6 час. 30 мин. 10 мая главнокомандующий отдал приказ о вступлении в Бельгию.
Бросая ретроспективный взгляд на этот столь важный момент начального периода войны, вряд ли можно признать оправдания Гоше состоятельными. Дело в том, что французская разведка через агентуру заблаговременно узнала о сосредоточении в люксембургском направлении немецких танковых дивизий позади фронта. Но Второе бюро не смогло сделать правильных выводов насчет предназначения этой группировки, недооценило ее, не дало прогноза в соответствии с той истиной, что разведка должна уметь не только устанавливать, где расположены войска противника, но и анализировать их возможные действия. Это лишь одна сторона вопроса.
Другая, гораздо более важная, состоит в том, что союзное командование придерживалось только расчетов мирного времени без глубокого и всестороннего анализа конкретной обстановки. Оно позволило немцам ввести себя в заблуждение. Французский генеральный штаб не планировал, как это обычно практикуется, задачи армии в зависимости от нескольких вариантов обстановки. Он догматически признавал за вермахтом возможность наносить главный удар только в одном направлении - в Бельгию, и в ответ предполагался лишь один-единственный вариант стратегического маневра союзных армий: тоже в Бельгию. На войне предусмотрительность и гибкость мышления командования не менее важны, чем хорошее оружие и хорошие солдаты...
Для немецкого командования общее положение на фронте 15 - 16 мая, несмотря на серьезные успехи, все же оставалось не вполне ясным. Правда, Голландия капитулировала на четвертый день военных действий, но немецкая 6-я армия Рейхенау остановилась в Бельгии перед "позицией Диль". ОКВ и ОКХ находились в состоянии неуверенности. Они не верили в столь быструю удачу. Ждали, что именно сейчас, после прорыва германских танковых соединений в оперативную глубину, союзное командование примет решительные контрмеры.
Почти в то самое время, когда генерал Гамелен на совещании 16 мая в Париже шокировал союзных руководителей вестью, что у него нет никакого резерва для парирования удара, начальник гитлеровского генерального штаба Гальдер с тревогой констатировал: "Крупный армейский резерв противника еще, по-видимому, не введен в действие"{230}. Немцы боялись французских резервов, которых не существовало. Ждали контрударов, которые французы и не собирались наносить. Немецкий генеральный штаб не мог предположить, что французская армия не оставит стратегического резерва в глубине.
Гальдер записал 17 мая в дневнике: "Фюрер сегодня особенно нервозен. Он боится собственного успеха. Он не хочет ничем рисковать и поэтому стремится ограничить нас в действиях. Предлогом для этого является беспокойство за левый фланг"{231}. Требование "действовать осторожно" было передано Кейтелем и самим Гитлером командующим группами армий и другим ответственным генералам. "Фюрер испытывает непонятный страх за южный фланг, - пишет Гальдер. - Он рвет и мечет, боится, что вся операция может закончиться поражением"{232}.
Фронт прикрытия на юг, призванный отразить несуществующие контрудары, стал отвлекать все больше сил. После полудня 17 мая Браухич указал Рундштедту: "Положение на южном фланге рассматривается как особая опасность"{233}. Он потребовал немедленно ввести все пехотные дивизии, которые можно использовать, для укрепления оборонительного фронта. В тот же день около 15 часов на командный пункт группы армий "А" приехал Гитлер. "Он подчеркнул, - записано в журнале боевых действий группы, - особое значение, которое имеет южный фланг не только для операции всей армии, но и в политическом и психологическом отношениях"{234}. Ни при каких обстоятельствах, нигде, продолжал Гитлер, нельзя в настоящий момент давать возможность нанести контрудар, "который не только военному, но прежде всего политическому руководству мог бы дать роковой импульс"{235}.
Германское командование не верило в собственную удачу. Выдвинутые вперед части, включая танковую группу Клейста, снова были остановлены.
Лишь постепенно ОКВ и генеральный штаб сухопутных сил начали понимать, что дела идут лучше, чем представляется. 17-го Гальдер отмечает, что противник не принял мер, чтобы закрыть прорыв. Утром 18 мая он приходит к выводу: "Французские резервы главного командования введены в действие лишь в незначительном количестве", - и поэтому предлагает развивать наступление на юго-запад. По сообщению Кейтеля, Гитлер выразил в этот день свое полное удовлетворение мерами, принятыми группой армий "А", и теперь "почувствовал себя успокоенным в отношении южного фланга"{236}.
На следующий день штаб сухопутных сил произвел частичную перегруппировку и уточнил планы. Всей авиации Западного фронта ставилась задача поддержать наступление подвижных соединений на главном направлении - между французской границей и Соммой. После переброски танковых и моторизованных соединений из группы фон Бока в группу Рундштедта вновь созданному мощному танковому клину, поддерживаемому почти всей авиацией, предстояло выполнить главные задачи в дальнейшем развитии наступления.
Глубокий прорыв вывел 20 мая танки Рундштедта к побережью Ла-Манша.
Столь крупный успех вызвал окончательный перелом в настроении гитлеровского высшего руководства. Именно 20 мая стало тем поворотным пунктом, когда Гитлер и все его штабы отрешились от многих страхов и сомнений и почувствовали себя победителями в "западном походе". "Фюрер в этот день, записал в дневнике Иодль, - был вне себя от радости, он расточал комплименты военному руководству"{237}. Тут же Гитлер сформулировал дальнейшие задачи вооруженных сил:
"1. Уничтожить противника севернее Соммы и занять побережье.
2. Затем продвинуться между Уазой и морем до Сены и
3. Присоединить к этому главное наступление по обе стороны Реймса в юго-западном направлении, продвигая на правом фланге восточнее Парижа подвижные силы.
4. На вспомогательном участке слабыми силами прорвать "линию Мажино" между Сент-Авольдом и Сааргемюндом в направлении Нанси, Люневиль"{238}.
Именно начиная с 20 мая ОКВ и ОКХ приступают к планированию заключительной операции на Западе, получившей условное наименование "Рот".
IV
Расколов фронт союзных армий и выйдя на побережье, германские войска зажали во Фландрии основную, наиболее сильную группировку французских, британских и бельгийских войск. Под Дюнкерком германское командование по приказу Гитлера от 24 мая (так называемый стоп-приказ) остановило наступление танков и в последнюю минуту выпустило английскую экспедиционную армию из железных клещей. Искусственно созданная пауза предоставила в последующие дни возможность английским войскам избежать полного уничтожения и эвакуироваться морем из Франции.
Согласно довольно широко распространенному на Западе взгляду, "чудесное избавление" британской армии под Дюнкерком в конечном счете спасло Англию, ибо сохраненные войска стали после возвращения не только основой обороны страны в последующие месяцы, но и костяком экспедиционных сил в будущем.
Почему же германское руководство, которое бесспорно держало в своих руках полную победу, отдало подобный приказ, остановило танковую группировку и позволило более чем 300 тыс. английских солдат и офицеров уплыть через Ла-Манш?
В исторической литературе о событиях у Дюнкерка существуют дне отличающиеся друг от друга точки зрения.
Сторонники первой считают, что немецкие танки были остановлены по мотивам главным образом оперативно-стратегического характера и что поэтому эвакуация английской армии - не результат преднамеренных действий гитлеровской верхушки.
Согласно второй точке зрения, "дюнкеркское чудо" - это следствие прежде всего политических причин - стремления Гитлера выпустить английские войска, чтобы скорее заключить мир с Англией и при ее благожелательном нейтралитете напасть на СССР{239}.
