Литмир - Электронная Библиотека

  К сожалению, память долго хранит детские обиды, и досадно, что люди относятся к этой проблеме несерьёзно, легкомысленно полагая, что время всё стирает... Нет, детские обиды долго не забываются! Однако через много лет, когда ты становишься старше и мудрее, они, эти обиды начинают казаться тебе мелкими и ничтожными, и тому родному и близкому человеку, что некогда невольно обидел тебя, ты вдруг захочешь сказать тёплые слова, сделать доброе дело, попросить прощения! Но... поздно! Он ушёл из жизни, ушёл навсегда. Ушёл, не прощённый, с болью в сердце. Но боль в сердце будет преследовать и тебя всю твою оставшуюся жизнь...

   ***

   Накануне своего пятидесятилетнего юбилея Евгения получила неожиданную телеграмму. Тётушка Клава, родная сестра её мамы сообщала, что она прибывает в город такого-то числа, таким-то поездом... Номер вагона тётя указать позабыла, и Женя была в некотором смятении - со своею родственницей в последний раз виделись они много лет назад, и как выглядит сейчас тётя, Женя себе не представляла. Да, были у неё старые фотографии, на которых тётушка запечатлена ещё молодой, но какая она теперь, когда ей уже за семьдесят?..

  Медленно проплывали мимо вокзала вагоны, и Женя рассеянно провожала мелькающие в окнах лица, надеясь среди них увидеть хоть чем- то похожую на фото, но значительно постаревшую свою тётушку. Поезд остановился, встречающие поспешили к открывшимся дверям вагонов, а Евгения медленно пошла вдоль состава выискивать среди приезжих свою гостью.

   ***

   С тётушкой Клавой, сказать честно, у Жени были связаны не слишком приятные воспоминания. Почему-то так устроена память, что людям надолго, а порой, даже навсегда запоминаются именно худшие моменты своей жизни, хотя добрых бывает наверняка значительно больше... Раз семь в году, подписывая тёте поздравительные открытки, из Жениной памяти, как чёртик из табакерки, всегда выскакивал ремень, кожаный, жёсткий... Зажатый в крепкой тётушкиной руке, он яростно взлетал и опускался на худенькую спину девчонки, на икры ног, и не удавалось Женьке вырваться из цепкой тёткиной руки, впившейся острыми, покрытыми ярким лаком ногтями в её плечо, и боль, а особенно обида и недоумение выливались злыми, обильными слезами. И хоть это было, кажется, всего один раз, но осталось в памяти на всю жизнь...

   Да, тот день Женя помнила так же хорошо, как будто это случилось вчера... В начале октября второклассницы Женечка и Маруся торопились в школу. Утро выдалось тёплое, солнечное, и девчонки, чтобы сократить путь, решили идти лесом. Ах, как же сказочно красиво было в том лесу! Гордо сияла золотом ещё не тронутая долгими, холодными дождями листва берёз, вспыхивали, словно пронзённые солнечными стрелами роскошные, пурпурные клёны. Шелестели под ногами их сухие листья, яркие, разноцветные, и девочки, восторгаясь удивительной раскраской, набрали по целому вороху этого осеннего богатства. Позабыв про уроки, уже начавшиеся в школе, они бродили по звенящему птичьими голосами лесу, то высматривая стучащего где-то высоко на сосне дятла, то следя за белкой, ловко носящейся по стволам деревьев, что-то таская в своё дупло... Проголодавшись, подружки поели. У каждой была бутылка с молоком, закупоренная газетной пробкой, и пара ломтей ржаного хлеба. У одной из них хлеб был с маслом, у другой - с кусочками жареных шкварок, и выдумщицы решили поиграть в "магазин". Разделив прутиком на кусочки хлеб с маслом и шкварками, они "продавали" друг дружке эти ломтики, расплачиваясь за них самыми красочными кленовыми листочками.

  Вечер наступил как-то слишком незаметно, и девчонки, спохватившись, помчались домой. Но оказалось, что бегая по лесу, они ушли слишком далеко. Из лесу выбрались уже затемно. А в их семьях, естественно, была настоящая паника... Когда выяснилось, что девочки в школу не явились, что никто их нигде не видел, на ноги была поднята и милиция, и всё поселковое население. Начались поиски в лесу, но они не увенчались успехом, и уже почти никто не сомневался, что дети оказались в руках бандитов, которых было много в те послевоенные годы в латышских лесах... Весь посёлок был напуган пропажей детей, слухи, как это обычно бывает, ходили один страшнее другого. А мама в это время к тому же ещё и была беременной, с угрозой выкидыша. Когда Женька явилась домой, там оказалась только тётушка Клава. Ни о чём не спросив племянницу, она, неожиданно сорвав с вешалки отцовский ремень, принялась яростно хлестать им ошарашенную и напуганную девчонку, при этом в голос рыдая. Только много лет спустя, уже будучи мамой двоих детей, попав однажды в ситуацию, подобную этой, и испытав настоящий стресс, Женя поняла свою тётушку.

  Да, тот случай с ремнём был следствием стресса. Страх за племянницу, переживания за сестру, ежеминутное ожидание страшных известий и вызвали этот неожиданный всплеск гнева. Но тогда она долго не могла простить тёте Клаве эту жестокую, на её взгляд выходку, и даже впоследствии, став уже взрослой, на письма тётушки, а жили они в разных городах, значительно удалённых друг от друга, отвечала только по праздникам. Причём, не письмами, а открытками, написанными красивым, ровным почерком, но с формальным, почти лишённым душевности и тепла текстом.

   ***

   Женщину, несколько растерянно оглядывающую почти опустевший перрон, Женя узнала сразу и была поражена - годы почти не изменили родственницу. Стройная, статная, с густыми вьющимися волосами, тётя Клава осталась почти такой же, какой помнила её Женя в детстве. На ней было красивое шёлковое платье, туфельки на каблуках. Они обнялись по-родственному, как положено, троекратно расцеловались.

   - А я уж решила, что меня здесь не ждут... - сказала тётушка с лёгким укором.

   - Вы ведь номер вагона не указали... - ответила Женя, - почти весь состав обошла...

   - Ах, разве? Это уже склероз начинается! - рассмеялась тётушка. - А почему ты мне "вы" говоришь? Мы же родные с тобой!

   - Хорошо, тётя Клава, будем на "ты". Как Вы доехали? Ой, простите... Как ты доехала? - Женя понимала, что с этим ей будет трудновато - привычка обращаться к тёте на "вы" осталась с далёкого детства.

   Дома гостья неспешно обошла комнаты (муж Жени и сын со снохой были ещё на работе, внук - в садике), оценивающим взглядом окинула обстановку, обратив внимание хозяйки, что в одной из спален покрывало не слишком гармонирует с паласом. После заметила ненавязчиво, что в зале гардины смотрелись бы изящнее на фоне обоев с более мелким рисунком... "А в общем-то всё очень даже неплохо!" - сделала она, наконец, заключение, и поинтересовалась, в какой из шкафов она может повесить свои вещи. "Да уж... - подумала Женя, вспомнив, как тётушка, приезжая в гости из города в их латышское село, вечно выговаривала маме, мол, и то у неё не так, и это..." - тётя Клава осталась прежней. Правда, с мамой она в те былые времена разговаривала безапелляционным тоном, не терпящим возражения. Мама прощала сестре и её придирки по поводу и без повода, упрямство и несговорчивый характер. Удивительно, но она никогда не ссорилась с ней, даже если та явно нарывалась на скандал, вмешиваясь во всё то, что её не касалось. Мама жалела сестричку, ведь судьба поступила с ней жестоко: от воспаления лёгких умерли в годовалом возрасте близняшки, мальчик и девочка; по неизвестным причинам развелась с мужем, а вторично замуж выйти не пожелала, хотя поклонников было, хоть отбавляй. Работала тётя Клава в те давние годы в городском драматическом театре актрисой, и видимо, неплохо играла, коль ей давали в спектаклях главные роли. Женя с гордостью показывала подружкам фотоснимки с эпизодами из известных спектаклей, где её тётушка была на сцене то Катериной из "Грозы", то Любовью Яровой... Девчонки с восторгом глядели на артистку, когда та приезжала в гости, и выходила на прогулку с Жениной мамой, такая нарядная, красивая...

1
{"b":"692355","o":1}