Ее особенно заинтересовала его шея, мышцы которой затвердели после многих лет напряженных тренировок. Она обвела кончиком пальца стальное сухожилие, сбегавшее от затылка к позвоночнику, и что было сил надавила на него, но Ранулф, похоже, этого не заметил. Лайонин улыбнулась и впервые взглянула в его лицо.
Оказалось, что он как-то странно на нее смотрит, и по какой-то причине кровь прихлынула к ее щекам. Она не понимала, что с ней. Мать попросила ее вымыть гостя, и она, как послушная дочь, повиновалась. И это ей очень понравилось. Может, она чем-то выдала себя?
– Я вам не угодила? Матушка давно хотела научить меня мыть наших гостей, но так и не успела. Может, я слишком неуклюжа?
– Нет, – едва слышно проронил он. – Если хочешь прекратить…
– Но я еще не закончила, – возразила она, стараясь не краснеть, и, не в силах больше выносить пристального взгляда, велела ему закрыть глаза.
Теперь она могла спокойно продолжать свое дело, пока он спокойно терпел ее неловкие прикосновения. Она легко погладила его щеку, ощутив тонкий шрам и не устояв перед искушением обвести его губы. Его веки дрогнули, готовые приподняться, поэтому она быстро провела по ним намыленным пальцем, не желая, чтобы он видел ее и понял, о чем она думает. Она должна помнить, что этот человек – граф, знатный придворный, и не пара простой девушке. И когда он уедет, она не желает терзаться унизительными, постыдными воспоминаниями.
Лайонин плеснула теплой водой в лицо Ранулфа, намылила густую гриву непокорных локонов и стала энергично растирать его голову.
– Скажите, если я причиню вам боль.
Он что-то буркнул, явно сомневаясь в ее способности сделать это. Она вылила ведро воды ему на голову, чтобы промыть волосы, после чего велела высунуть ногу, проигнорировав его слабые протесты. К ее восторгу, ноги тоже оказались покрытыми короткими темными волосками.
Завершив работу, она удовлетворенно взглянула на него: мышцы расслаблены, лицо счастливое, мокрые волосы липнут ко лбу. Девушка невольно рассмеялась, и он удивленно вскинул брови.
– Мой отец, мои служанки и ваши люди ходят вокруг вас на цыпочках, словно до смерти боятся, но сейчас вы совсем не выглядите страшным. Черный Лев похож на промокшего щенка!
Ранулф пронзил ее грозным взглядом. Но уголок его губ весело дернулся.
– Понять не могу, как у такой прелестной леди, как твоя мать, могла появиться столь невоспитанная дочь! Немедленно прекрати свои шуточки и принеси чистой воды ополоснуться.
Он встал спиной к ней, и она жадно вгляделась в его обнаженное тело, на котором сверкали сотни водяных капелек. Свет, игравший в них, подчеркивал силу бронзовых мышц.
Ранулф оглянулся, не понимая, в чем причина задержки. Несмотря на все добрые намерения, она вымочила тунику, которая теперь липла к телу, не оставляя простора воображению. Ранулф поспешно отвернулся.
– Лайонин, вода остывает!
Она, казалось, не заметила его резкого тона и, встав на табурет, облила его водой из кувшина. И тут же отвернулась, когда он взял одно из гревшихся у огня полотенец и стал вытираться. Лайонин не поднимала глаз, пока лукаво улыбавшийся Ранулф не предстал перед ней в короткой набедренной повязке.
– Клянусь, с тех пор как я появился на свет, никто так старательно не мыл меня. Ты уверена, что не проделывала этого множество раз до меня?
– Только однажды, – призналась она, усмехнувшись. – Но тогда все кончилось столь ужасным несчастьем, что отец строго-настрого запретил мне помогать матери мыть гостей.
Ранулф уселся на табурет у огня, пытаясь отвести глаза от прозрачного платья и забыть о том, что они одни в этой маленькой комнате. Ему следовало бы одеться и идти к своим людям. Но он не мог, до сих пор ощущая ее прикосновения.
– Расскажи, что случилось.
– Все происходило в этой комнате. Только тогда мне было всего двенадцать лет.
– О, с тех пор наверняка прошло много-много времени, и ты успела одряхлеть.
Девушка с достоинством проигнорировала его шутку.
– К отцу приехал погостить старый рыцарь. Мне он казался противным глупым старикашкой, потому что часто просил меня посидеть у него на коленях, – начала она и, не заметив внезапно омрачившегося лица Ранулфа, продолжала: – Он носил берет с огромным красным пером, завивавшимся вокруг макушки и дрожавшим, когда он болтал, не закрывая рта. Я часто приходила сюда, чтобы сбежать от него. Как-то утром я принесла щенка и своего нового ястреба. Мы немного поиграли, но тут меня позвала Люси и попросила помочь в каком-то деле. Я оставила в комнате ястреба и щенка, а когда вернулась, матушка уже помогала старику мыться. Животных нигде не было видно, и я решила, что матушка выгнала их. Но тут внизу Гресси с кухаркой подняли ужасный скандал. И матушка вышла из комнаты, наказав мне помыть рыцаря.
– Совсем как сегодня, – добавил Ранулф.
Она взглянула на его полуобнаженное, исполненное скрытой силы тело и невольно подумала о разнице между обоими мужчинами.
– Потом все случилось одновременно. Я подошла к огню, а старый рыцарь почему-то выскочил из чана и стал натягивать штаны, а потом попытался наброситься на меня, но тесемка лопнула, штаны тут же спустились, он запутался в них и упал лицом в подстилку. Ястреб заклекотал, щенок выбежал из угла, где до тех пор скрывался, и кинулся к берету с красным пером, который лежал на табурете.
Глаза Ранулфа весело блеснули.
– И что же случилось? Надеюсь, ты побежала за матерью?
– Нет. Я умирала со смеху, и мне было просто не до этого. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался мой отец, вопя, что не позволит мне оставаться наедине с мужчиной. Но, немного опомнившись, он узрел, что старик лежит лицом вниз в мыльной луже, над его лысой головой кружит ястреб, а щенок устроился на его тощей заднице, виляя хвостом и держа в зубах поломанное красное перо.
Ранулф невольно рассмеялся, представив эту сцену:
– Так и вижу его!
– Он визжал, что на него напали демоны, сотни демонов. Теперь смеялись они оба.
– Уверен, что твой смех отнюдь не улучшил настроения бедняги. Отец, конечно, заставил тебя извиниться?
– Вовсе нет! – засмеялась она. – Он молча отнес меня в мою комнату.
– Отнес? – удивился Ранулф, вытирая слезы.
– Нуда, – выдавила Лайонин, снова разразившись смехом. – Меня так разбирало, что я свалилась на пол: ноги не держали.
Мелита тихо приоткрыла дверь и увидела странную картину: мокрую Лайонин и почти голого Ранулфа, плачущего от смеха. Но Лайонин услышала легкий скрип и, подняв глаза, увидела улыбавшуюся мать.
– Я рассказывала о старом рыцаре с огромным красным пером, – пояснила она.
Мелита подошла ближе. Уголки ее губ подозрительно подергивались.
–Дочь не знает конца истории. После того как отец отнес ее в спальню, – продолжала она, с притворным упреком глядя на Лайонин, – старый рыцарь не пожелал ни на минуту оставаться в Лоренкорте, поэтому мы с Уильямом помогли ему собрать вещи и оседлать коня. И все это время мы не смели взглянуть друг на друга или упомянуть о случившемся. Но едва бедняга уселся на коня, тесемка его штанов снова лопнула, и они сползли до щиколоток. Мы с Уильямом хохотали еще громче нашей невоспитанной дочери. Рыцарь умчался, захлебываясь от злости и визжа, что, когда приедет в Лондон, пожалуется на нас королю. Больше мы ничего о нем не слышали.
Такой конец вызвал новые взрывы смеха, и все трое не успокоились, пока не заболели бока. Но тут Мелита напомнила, что пора идти ужинать и гостю следовало бы одеться.
Снова облаченный в идеально сидевшие на нем шоссы, тунику и плащ, Ранулф собрался уходить. Но Мелита ушла раньше, чтобы найти слуг, и он на несколько секунд остался с Лайонин.
– Я никогда еще так не наслаждался ванной, как сегодня. И, по-моему, в жизни так не смеялся. Спасибо, – прошептал он, глядя в блестящие от слез глаза, и неожиданно представил ее в Мальвуазене. Идея очень ему понравилась.
На ужин подавали блюда полегче: супы и рагу, подогретый в печи хлеб, цукаты в меду и специях и сыры. Странствующий музыкант, нанятый Уильямом, наконец прибыл в замок, и за едой все молчали, слушая длинные баллады о древних рыцарях, Робин Гуде и дворе короля Артура. Под конец он даже сочинил песню в честь красоты Лайонин и спел ее с неподдельным энтузиазмом, ибо баронские дочери, как правило, были далеко не такими хорошенькими, однако обычай требовал восхвалять незамужних молодых женщин.
