– На хер пошла! В комнату! – Рыкнул я.

Ее сдуло мгновенно.

Сделал шаг в сторону и взвыл – вляпался прямо в расплескавшийся по полу чай.

Опустил на стойку руки, оперся на них лбом и закрыл глаза.

Мой ад только начинался.

– Значит так.

Я вошел к ней без стука, благо гостевые спальни не запирались. Успел натянуть спортивные штаны и даже почистить зубы. Выпил таблетку растворимого аспирина и сделал маленькую разминку. Все в надежде, что меня отпустит.

Легче не стало. Над головой висели дамокловым мечом обещания, данные умирающему брату. Пришлось явиться к нахалке и начать с правил:

– В этом доме действуют свои правила и ты им будешь подчиняться. Первое – домашний арест. Пока я не пойму, что ты из себя представляешь, из дома тебе выходить запрещено.

Сучка высунула нос из-под одеяла, куда нырнула, когда я вошел и раскрыла пасть:

– Это незаконно!

Улыбнулся яростно:

– Уже говорил. Подай на меня в суд.

Затихла.

– У меня даже паспорта нету…

– Вот! – я поднял палец. – У тебя вообще ничего нет. Зато у меня есть справка от врачей о твоем психическом состоянии. Так что молчи и слушай.

Что-то пробормотала, но спряталась обратно и притихла.

– Второе. Комендантский час. Пока ты под арестом он означает, что в девять вечера ты в своей комнате и выходишь не раньше десяти утра. Можно в туалет. Все. Потом, когда начнешь выходить, это правило будет расширено. Ты обязана быть с девяти вечера и до десяти утра в доме.

– А поесть? – Из-под одеяла показался один глаз с размазанной тушью. Надеюсь, в душ она все-таки сходила.

– Третье. Еда. Мне привозят готовую еду на день каждое утро. Ты можешь посмотреть, выбрать меню и заказать. Тебе тоже будут привозить. Но это единственное, что ты сможешь есть, пока я не разрешу тебе выходить, поэтому подумай хорошенько и не выебывайся с диетами. Мою еду есть нельзя.

– А то что? – Она резко села в постели.

Пришла моя очередь охреневать.

Это вообще законно: надевать на половозрелых мокрощелок маечки из такой тонкой ткани, что сквозь нее видно не только стоящие соски на девичьей груди, но и темные ареолы? Они когда продают такие пижамы, паспорт не спрашивают, что ли?

И видно, что кроме этой майки на ней больше ничего нет. Ну, трусы, наверное, есть, но бедро выглядывает голое.

– Прикройся, – процедил. – Мне в доме только шлюхи не хватало. Свои привычки ты забудешь.

– А что что?! – Вместо того, чтобы прикрыться, она наоборот – откинула одеяло и встала на коленях в кровати.

Я был прав – микроскопические трусики и все. И майка заканчивается едва под грудью. Стоит вообще это все надевать в постель, не проще уже голой спать?

– А то узнаешь, каким я бываю злым. Прикройся. Сейчас. Иначе комендантский час продлится до 24 часов в сутки. Запру снаружи и поставилю ночной горшок.

– Какой же ты мудак, дядя Андрей! – Шипит девица. – У меня мама, между прочим, умерла!

– А у меня брат. – Парирую. – Только никто из них не озаботился сделать из тебя человека. Мне с тобой жить пять лет. Так что сейчас мы установим четкие правила и всем будет хорошо. Или ты будешь выбешивать меня и тебе будет плохо.

– Нет, тебе! – Рычит она мне в лицо. Я и не заметил, что подошел к ней вплотную.

Смотрю и бесит. Просто бесит.

По идее у меня на почти голую восемнадцатилетку должно вставать, но вместо этого сжались кулаки и челюсти.

Племянница, блять!

Дрянь разбалованная!

– Пароль от интернета получишь, когда откроешь доступ к своей переписке, – продолжаю диктовать правила. – Нет, так нет. Книжки читай.

Кривится. Книжки ей не нравятся. Тупая как все нынешние молодые соски. Мозгов не хватает на инфу длиннее записи в Твиттере и даже видео уже не могут смотреть дольше минуты в ТикТоке. Была бы моей дочерью, воспитывал бы с детства нормальную.

Но она не моя. И даже не брата. Чужое испорченное семя. Которое стало моей проблемой.

Смотрит на меня наглыми глазами и покачивает бедрами. Специально пытается соблазнить или просто испорченная по сути своей?

– Это тебя книжки научили быть таким мудаком? Ты зубной врач? Это потому что ты садист, вот и выбрал работу, чтобы людей мучить?

– Да. Я стоматолог. Могу провести профилактический осмотр.

Она заинтересованно глянула на меня, а я сделал к ней шаг, ухватил одной рукой за челюсть с двух сторон, сжал так, чтобы она открыла рот.

– Ааааааааа! – заорала маленькая дрянь.

Отпустил.

– Ни одной пломбы. Молодец. Умеешь чистить зубки.

Развернулся и ушел, потому что испугался, что сейчас просто придушу нахалку.

Выбесила.

Когда Олег с Глебом увидели мой спортзал в подвале, они оба долго ржали, гиены страшные. И спрашивали, точно ли я стоматолог, потому что клиника наверху по площади меньше, чем мой домашний фитнес-клуб. Может, мне переквалифицироваться в тренера и поддерживать тут под попки жен и дочерей бизнесменов, живущих в нашем поселке, пока они крутят педали и качают пресс?

В чем-то они оказались правы. Не одну и не двух сочных телочек я драл на скамье для гиперэкстензии и вылизывал между широко разведенными бедрами на тренажере для прокачки ног. Но все же свой парк боевых машин я собирал для другого.

Братец часто говорил, что мне надо было идти в боксеры, а не в медицину. Мое призвание калечить людей, а не лечить. Он-то сам сроду не переступал порог спортзала и не догадывается, что боксеру самоконтроль нужен побольше стоматолога. Хотя и стоматолог в элитном жилом поселке для избалованных баблом богачей тоже чувствует себя как на минном поле.

Лучше всего за время практики я прокачал навыки анестезии. Не дай боже свежая соска какого-нибудь толстосума пискнет при отбеливании зубов! Сложные случаи давно приходилось отправлять в город, потому что гарантировать гламурность лечения я не мог, все как-то привык за время ранней практики быть хорошим врачом, а не прислугой, которая делает как скажут.

Но и мне оставалось чем душеньку порадовать. Несколько старых бойцов привыкли терпеть любую боль и ценят качество, а не красоту, поэтому тоже ходят ко мне, в «Лилию» лечить ошметки того, что осталось после голодного детства, жестокой юности и пофигистичной молодости.

А спортзал для души. Напрячь мышцы до полного отказа, вымотать тело искусственно, чтобы на угрозы оно отвечало вялым: «Отъебись» и не пыталось дать никому в морду.

Хотя дорогой племяннице в морду не хочется. Хочется просто придушить нахуй. Жаль, нельзя. И Уголовный кодекс против, и братик в загробном мире не оценит. Поэтому три часа силовых и еще час на дорожке пришлись совершенно некстати. Не было у меня сегодня столько времени, но только к финалу стало отпускать.

Надо было не поддаваться на уговоры матери и копать нормальный олимпийский бассейн, а не эту лужу для вечеринок. Да, вид у сада был бы не тот. Его бы вообще не было, сада этого. Зато быстрее ухайдокался бы.

Я вернулся наверх, с трудом сгибая ноги после тренировки и предвкушая как закинусь сейчас протеиновыми батончиками и уже на первом этаже почуял неладное. На втором стало ясно, что дрянь не вняла угрозам.

На весь этаж гремела музыка. Какая-то жуткая современная попса. Разобралась, стало быть, с аудиосистемой. А сама Лиза танцевала в той же самой футболке и трусиках посреди гостиной перед панорамным окном. В принципе, будь желающие, то с улицы можно было бы насладиться бесплатным блядским стриптизом. С дальнего края как раз окно просматривается.

Пляшет, подпрыгивает, сиськи трясутся, жопой вертит. Сгибается, разгибается. У меня в глазах темнеет от ярости, которой даже в мышцы не выплеснуться, там сейчас все забито.

Подошел, дернул за локоть к себе.

Она не ожидала. Не услышала, как я поднимался.

Заверещала, начала брыкаться, упала мне под ноги и сидит, сопли размазывает.

– Что, блядь, здесь происходит?! – Рычу.