Я направилась к двери.
— Подожди… Мост! — когда я обернулась, Чандрэ тряхнула своими косами, подняв красновато-коричневую руку в знак замешательства. — Если они уже поднимаются, то куда мы идём?
Я моргнула, затем посмотрела на Варлана и Анале, которые стояли рядом с ней. Поджав губы, я снова посмотрела на Чандрэ.
— Мы идём за Ревиком, — сказала я, нахмурившись. — Ты что, не слушала?
Чандрэ уставилась на меня.
Варлан, Стэнли и Анале по какой-то необъяснимой причине рассмеялись.
Я всё ещё смотрела на них, пытаясь решить, поняла ли я шутку, когда Викрам подошёл сзади и хлопнул меня по спине.
Я стояла там, держа Лилай в объятиях, когда они все, казалось, собрались вокруг меня одновременно, обняв. Я широко улыбнулась, не в силах сдержаться, когда меня окружили тёплые руки, чувствуя, как пальцы гладят мои волосы и плечи, сжимают руки и спину.
Когда мы вышли из импровизированного группового объятия, все улыбались, и у большинства из них стояли слёзы в глазах. Даже у Чандрэ, которая продолжала смотреть на моё лицо так, будто какая-то часть её не могла поверить в то, что она видела.
— Окей. Значит, мы готовы? — сказала я. — Нам нужно действовать быстро, хорошо?
Я неохотно передала девочку Анале, которая, казалось, была в восторге от того, что может держать её на руках.
— Да, Высокочтимый Мост! — сказали по меньшей мере пять голосов одновременно.
Даже Данте сказала это, стоя прямо у моего уха.
Когда я засмеялась в этот раз, все смеялись вместе со мной — даже Чандрэ.
Тем не менее, когда я в следующий раз взглянула на мускулистую разведчицу (мы уже направлялись к двери и коридору за ней), я всё ещё могла видеть этот болезненный, почти обиженный взгляд, сияющий из глубин её тёмно-красных глаз. Она выглядела смущённой, настороженной, возможно, испуганной.
Она смотрела на меня так, словно не была уверена, что доверяет мне.
Увидев сомнение в глазах Чан, я почувствовала первую дрожь нервозности, когда подумала об остальных. Я понятия не имела, как они отреагируют, увидев меня такой, какой я была сейчас. Джон, Врег, Балидор, Юми — что, если они все тоже решат, что мне нельзя доверять?
Но больше всего я думала о Ревике.
Глава 53
Я тебе не принадлежу
Ревика тошнило. Его тело терзало больше боли, чем он мог вынести.
Больше, чем он мог себе представить.
Ничто уже не казалось реальным. Ничто.
Он никак не мог решить, что же он чувствовал в те несколько минут, пока они наконец не свалили его с ног. Он смотрел, как они застёгивают наручники на его запястьях, онемев и не в силах думать о том, что происходит на самом деле.
Он боролся с этим чувством, что его обманули, что они морочили ему голову, чтобы заставить его ослабить бдительность, заставить его прекратить борьбу. Он по глупости попался на эту удочку… как всегда. Как и в детстве, Менлим с лазерной точностью нацелился на слабые места Ревика, как только ему надоело возиться со своим подопечным.
Ревик был их столпом здесь, внизу.
Эта мысль повторялась в его голове.
Они использовали его, как использовали всегда.
Они даже не потрудились накачать его наркотиками или физически уничтожить. Они заставили его самостоятельно спуститься вниз, используя против него его же сердце, его же свет, ту часть его, которая всё ещё имела душу. Они проделывали это с ним столько, сколько он себя помнил.
Он чувствовал себя разбитым, но в то же время злился.
Он был чертовски зол, бл*дь.
Впрочем, он и не думал об этом. Он вернулся туда, куда его разум отправлялся в детстве, в построенные в те годы тайные отсеки, где даже Менлим не мог дотянуться до него. Они едва представляли собой осмысленные места, что помогало держать их в тайне.
Вместо этого он дрейфовал там.
Его мозг производил вычисления, решал более сложные задачи. Если он не мог этого сделать, то считал: потолочные плитки, пылинки, цвета на узорчатом ковре, всё, что угодно, лишь бы заглушить эти шепотки на заднем плане, те, что жили и вибрировали где-то высоко в структурах его света, извиваясь вокруг нитей его телекинеза.
Тогда он, конечно, этого не знал.
Он не знал, что эти места были именно тем, чего хотел Менлим — тем самым, чего все хотели от него, что крали, обманывали и отнимали у него, практически с тех пор, как его разоблачили перед кем-то, помимо его ближайшей семьи.
Так было всегда, пока не появился Вэш.
Так снова было раньше, до появления Элли.
Его жизнь состояла из ряда ям, из которых Ревик выкапывал себя голыми, а иногда и сломанными руками, с ободранными ногтями и содранной до костей кожей.
Она обещала, что не заберёт у него ребёнка.
Неужели это снова говорила Касс? Касс морочила ему голову?
Он уже знал, что Менлим верит, будто сможет сохранить ему жизнь без Элли. Ревик ещё не удосужился вдаваться в подробности, но это как-то связано с Касс и Терианом, а также с тем, что он был одним из Четвёрки. Менлим полагал, что этого будет достаточно, чтобы сохранить Ревику жизнь, по крайней мере, физически, пока они держат его связанным с конструкцией, а также с Касс и Фиграном.
Как только Менлим проверил это (что он сделал, видимо, и в Аргентине, и в последний раз, когда они были на Манхэттене), он понял, что сможет избавиться от Элли, не теряя доступа к свету Ревика или его функции в сети.
Ревик действительно знал многое, теперь, когда он понимал, где связан с ними.
Подобно Главе какой-то извращённой версии Пирамиды Галейта, Ревик мог видеть всё насквозь, из самой высокой, самой интимной части своего света. Он даже не знал, видят ли они, как он это делает, учитывая, что причина, по которой они выбрали его на эту роль, заключалась в том, что у него имелись структуры, которые никто из них не разделял, и к которым никто из них даже не мог прикоснуться.
Только Элли могла дотронуться до него здесь.
Только Элли… а Элли мертва.
Они сделали всё это только для того, чтобы забрать её у него.
Они заманили его в Нью-Йорк, чтобы забрать её у него.
Из того высокого места Ревик даже чувствовал, что они надеются на то, что он будет связан с Касс и Терианом достаточно хорошо, чтобы полностью забыть об Элли и построить новую жизнь без неё. Они думали, что любви его детей, любви самого Ревика к дочери и Мэйгару будет достаточно, чтобы привязать его к сети, к Дренгам, к самому Менлиму.
Ревик знал, что ему делать.
Призрак Элли велел ему подождать. Он не знал, как долго сможет продержаться. Она также велела ему тянуть время, но, учитывая, что на нём надеты наручники и ошейник, он не знал наверняка, что это означает в данный момент.
Он тихо, медленно, терпеливо ковырял шрам на руке.
Это не настоящий шрам, в отличие от большинства других на его теле. Медицинские техники сделали это в Сан-Франциско, прямо в кусочке жировой ткани, которую они ввели в его предплечье, и вшили в его кожу инструмент, который он попросил их создать из кости и органики.
Его охватило смятение, ещё больше усталости.
Возможно, это шок или потеря крови. Возможно, это наркотики, которыми его накачали после того, как надели ошейник на шею.
Даже после наркотиков и шока, после потери крови… что-то изменилось.
В конструкции, в своём свете, Ревик почувствовал разницу. Он не думал, что всё это ему только кажется. Он надеялся, что это означает, что его друзья ушли.
Он надеялся, что это означает, что его сын свободен.
Двое охранников, державших Ревика, подтолкнули его к задней двери лифта.
Большая ошибка заключалась в том, что они позволили ему спрятать руки, но они, вероятно, решили, что теперь это не имеет значения.
Лифт был большой, скорее грузовой, чем пассажирский. Они намеревались отвезти его куда-то за пределы Нью-Йорка; Ревик тоже чувствовал это высоко в своём свете. Он думал о слове «отвлечение» в этой высшей части своего aleimi, смешивая его с другими символами, повторяя на переднем плане своего света священные писания, которые он выучил в детстве.
