Алле...

- Гарик, это сосед снизу. Имей же совесть - два часа ночи!

- Молока хочешь? - забыв извиниться, тут же спросил Гарик.

- Какое молоко! - меня затрясло от злости.

- Коровье. Парное. Наверное, пятипроцентное. - рекламно, ответил Гарик. - Мы тут корову доим, но, знаешь, она не очень-то желает расставаться со своим молоком. Так копытом по ведру драбалызнула...

- Какая корова, Гарик! - я бросил трубку на аппарат.

Через четверть часа засыпая, я подумал, что если сосед и в самом деле приволок к себе корову, то не иначе как с железнодорожного вокзала. Там таких коров - сколько хочешь. Только бутылку покажи. Ничего не было необычного и в его словах на счет молока. Саданув с вокзальной проституткой по паре стаканов, теперь Гарик, хохмы ради, старается её ещё и подоить...

Под самое утро дикий звериный рев заполнил все четыре подъезда нашей хрущевки. Как доктора Ватсона, так и самого Холмса хватил бы смертельный удар: вой собаки Баскервилей показался бы блеянием ягненка в сравнении с тем, что изрыгалось из квартиры Гарика.

Я соскочил с кровати и заткнул уши двумя ладонями. Рев снова наполнил весь дом, и прямо над моей головой кто-то проскакал в сторону входной двери.

- Боже мой! - я обхватил голову руками и в эту минуту зазвонил телефон. Это был Гарик. На этот раз прежде чем начать беседу, он решил извиниться

- Извиняйте, дядьку. Ты как на счет парной телятины?

- Телятина? С удовольствием. - Ответил я, в темноте разыскивая ногами тапочки и облачаясь в халат. - А отбивные заказать можно?

- Давай, скорее поднимайся. Будут тебе и отбивные.

Я не дал себя долго уговаривать. Взял электрошок и чуть ли не бегом заспешил в прихожую. За какую-то секунду взлетел вверху по лестничному пролету и ногой пнул дверь в квартиру Гарика. Она легко открылась, но от неожиданности я отпрянул. Гарик стоял передо мной весь в каплях крови.

- Заходи, заходи, как ни в чем не бывало, - махнул рукой Гарик.

- Что здесь происходит? - спросил я и постарался заглянуть через его кровавое плечо в пространство квартиры. В холле, прямо на полу с перерезанным горлом дергалась в предсмертных конвульсиях настоящая корова. Черная с белыми пятнами на боках. Вернее пятна были уже не белые, а кроваво-красные. Кровь была на стенах, предметах мебели, половиках и ковровых дорожках.

Около умирающей коровы на корточках сидел друг Гарика с кухонным ножом в руках и, видимо, ждал, когда животное совсем перестанет двигаться.

- Ну, что, будешь брать телятину? - спросил Гарик.

Подъездная дверь на первом этаже хлопнула и по лестнице застучали несколько пар кованых сапог. А уже через несколько секунд я, Гарик и его дружок лежали на животах, тесно прижавшись друг к другу. Руки каждого были скованы наручниками. Кто-то из соседей, заглянув в квартиру Гарика и увидев окровавленного хозяина, поспешил вызвать милицию. Ну, а мне пришлось пострадать за компанию.

Пока мы лежали на полу, нисколько не протрезвевший Гарик рассказывал, как они с дружком обнаружили в лесопарке корову, как привели её домой, как пытались надоить молока, как...

Офицер снял с моих рук наручники:

- Извините, мы думали, что вы тоже из этих, копытчиков.

- Из кого? - не понял я.

Он улыбнулся и пояснил:

- Копытчиками называют тех, кто занимается кражами скота.

- Да, - подтвердил я, - И в самом деле, я не из тех...

1999 г.

СИВКА-БУРКА

(современное переложение известной сказки)

На уцелевшей ступеньке сломанного крыльца сидит бородатый мужик в солдатской шапке, кулаком подпирает подбородок. Серые глаза тупы, уставлены в одну точку. Наконец мотает головой из стороны в сторону:

- Бр-р-р! Сивка! Си-ив-ка! - кричит что есть мочи.

Во дворе полная тишина.

- Сивка, сволочь!

Из покосившегося сарая с огромными дырами между досок появляется голова лошади. Затем, прихрамывая на обе ноги, выходит сама.

- Ну что еще, барин?

- А где моя бурка?

- Продал ты её вчера, барин.

- Продал? - мужик старается что-то вспомнить.

- Вернее, обменял у старьевщика на водку.

- Похмелиться бы, Сивка? - мужик смотрит на лошадь умаляющими глазами.

- На какие шиши?

- Ты же все можешь!

- Могла.

- Хотя бы пивка...

- Нету. Все прогулял. И овса было навалом, и ячменя...

Лошадь не договаривает и, низко опустив голову, ковыляет на середину двора. По дороге внимательно оглядывает землю в надежде обнаружить хотя бы одно фуражное зернышко.

- Сивка! - опять во все горло орет мужик, - Сивка, сука!

Лошадь продолжает ковылять, не обращая внимания на крик.

- Сивка! - уже стучит ногой по крыльцу мужик. Командует, - А ну встань передо мной, как лист перед травой! Слышь! Встань, говорю!

Сивка, так и не найдя ни одного зернышка, закатывает глаза и замертво падает в дальнем конце двора.

1999 г.

БЕСПАЛЫЙ

Прапорщика Миньку Пушкова знает весь военный городок. Минька - местная знаменитость. Известность он получил не в качестве добросовестного и радетельного начальника вещевого склада Н-ской части, а как человек, не испугавшийся и не отступивший в минуту смертельной опасности.

Если Миньку попросить рассказать о проявленном подвиге, он покажет правую руку на которой не хватает указательного пальца, ткнет той же рукой в щеку, которую украшают два продолговатых впечатлительных рубца и поведает страшную историю, как имел противоборство с настоящим гризли. Ну, может быть, не с громадным гризли, а с обыкновенным российским бурым мишкой.

Многих слушателей, рассказанная Минькой лесная драма настораживала: с каких это пор в местных лесах стали водиться медведи? Обитатели городка, почти все поголовно являвшиеся любителями тихой грибной охоты, кроме лис и зайцев в местных лесах других хищников не видели. Но на этот счет у прапорщика Миньки имелась медицинская справка, заверенная главным врачом городской клинической больницы. В документе, который признавал Миньку инвалидом первой группы, было черным по белому написано, что пальца на правой руке не хватало в результате откуса оного бурым медведем. И шрамы на щеке - все тот же результат когтистой медвежьей лапы.

Когда Минька рассказал ужасный случай, произошедший с ним, командиру части, подполковник так растрогался и был поражен геройством подчиненного, что обещал подумать о награде. В мыслях Минька лелеял мечту, что это может быть даже медаль "За отвагу". Но если с наградой пока медлили, то благосклонность командира к Миньке все-таки чувствовалась. Неоднократно обнаруживая начальника вещевого склада "под мухой" на рабочем месте, подполковник лишь грозил ему пальчиком, таким же какой был у Миньки, пока его не съел медведь, и ограничивался очередным предупреждением.