Шаг. Поворот. И аромат его дорогих духов и горячего мускуса начал просачиваться в меня, заставляя осознать, что я впервые за столько лет нахожусь вблизи с настоящим мужчиной. С мужчиной во всех смыслах данного слова. Большим. Знойным. Крепким и, на удивление, грациозным. Прайд так мягко вёл в танце, что я могла бы поклясться, что для него это было чем-то привычным.

– Хватит дрожать, Бэмби, – бархатный звук его голоса вернул меня в реальность, заставляя взглянуть в холодные серебряные глаза. – Просто вспомни, как сильно ты хочешь меня убить, – от этих слов губы Николаса растянулись в едкой улыбке, той самой, которой он наградил меня, когда увозил от матери, – и только сегодня я сделаю вид, что это на самом деле возможно.

Его ядовитые слова сделали своё дело, и я наконец-то открываю клетку, выпускаю на свободу своего зверя. И позволяю себе ненавидеть! Ненавидеть до боли в кончиках пальцев! До жжения в глазах! Здесь и сейчас я хочу лишь одного, Николас Прайд – убить тебя! Разорвать на части!

Движения стали увереннее, и больше не нужно лгать. Здесь и сейчас я наконец-то могу показать всем, как именно отношусь к тебе! Посмотри на меня Николас, я хочу, чтобы ты взглянул мне в глаза. Ты видишь это? Видишь мой огонь? Я хочу, чтобы ощутил его на себе! Хочу, чтобы он заполнил каждую клеточку твоего тела! Хочу, чтобы он сжег тебя изнутри!

Каждое моё движение – это удар ножом! Каждый взгляд – пощечина! И я чувствую, что ты и сам это понимаешь. Чувствую это через твои прикосновения. Через то, как уверено ты наступаешь, принуждая меня сдаться. Как крепко прижимаешь к себе, когда я отталкиваюсь.

Но я не твоя собственность и никогда ею не стану! Я вижу, как с каждой следующей секундой нашего танца мой отпор забавляет тебя ещё сильнее прежнего. Как настойчиво ты закручиваешь меня в попытке лишить равновесия. Но мой взгляд до сих пор прикован к твоим серебряным глазам, и как бы сильно ты того не желал, я всегда буду сопротивляться участи, которую ты мне уготовил!

Шаг. Поворот. Твоя рука скользит по моей спине, а острый взгляд пытается пробить оборону. Моя нога у тебя на пояснице, и ты так близко, что, будь у меня в руке нож, его рукоять уже торчала бы из твоей спины, окрашивая белоснежную рубашку всеми палитрами алого! И музыка становится громче. Каждая отдельная нота напоминает пульс. Пульс нашего противостояния.

Между нами становится жарко, словно ты принял в себя всю мою ярость. Всю мою ненависть, злость и презрение. И достаточно всего лишь одной крошечной искры, чтобы мы превратились в пылающий факел, заполняя просторный зал медными языками пламени. Я сжимаю твою рубашку, а ты втягиваешь в себя аромат моих духов. Нет, Прайд, это не простой танец. Это борьба. Самая настоящая схватка между нами.

Я отступаю, но ты не отпускаешь. Как бы сильно я того не хотела, но твоя рука всегда на моём теле. Ты возвращаешь меня обратно, прижимаешь спиной к своей широкой груди. Скользишь руками по моим плечам, заставляя беспомощно опуститься к твоим ногам, почувствовать своими ладонями твои бёдра, и тут же поднимаешь, заставляя соприкасаться с тобой грудью. Мои пальцы скользят по твоим напряженным скулам, а твои – по моим рёбрам.

Шаг. Поворот. И ты снова кружишь меня. Нет, это уже не Лисо. Мы создали свой собственный танец. Первый и последний. Единственный в своём роде. Только наш с тобой. И никто другой уже не сможет понять его изощренного языка. Музыка стихает, и ей на смену приходят аплодисменты.

– Спасибо за танец, Бэмби, – поцеловал мою руку Прайд, пока я стараюсь восстановить дыхание, и тут же повёл обратно к столам.

Сама не знаю почему, но стоит ему отойти к Меган и поцеловать её в щеку,  как мне тут же стало безумно стыдно. Словно он оставил меня среди всей этой толпы совершенно голой. Мужчины буравят моё раскрасневшееся лицо сальными взглядами, как будто я не танцевала, а занималась перед ними любовью.

Убрав со щеки прилипшую прядь, я поспешила оставить зал в попытке глотнуть свежего воздуха. Чуть отойдя от главного входа, прячась от тех, кто вышел покурить, я облокотилась о тёплую стену, собирая воедино разрозненные мысли. Нет, ну какое только ребячество! Наверное, со стороны я показалась всем настоящей идиоткой! И что я хотела доказать этим проклятым танго?

Уж лучше бы была поленом, которое Николас таскал за собой по паркету, чем ребёнком, строившим из себя опытную женщину. Красивая прическа растрепалась, пара шпилек осталась на танцполе, и сейчас я меньше всего на свете походила на порядочную девушку.

– А ты, оказывается, горячая штучка, – послышался голос Джеймса, не предвещая мне ничего хорошего. – В следующий раз станцуешь со мной, – усмехнулся, делая глоток своего виски, но даже тогда не сводя с меня цепкого взгляда.

– Я не хотела танцевать, но твой отец заставил, – призналась, пытаясь вернуться обратно в ресторан.

– И куда это ты собралась? – схватил меня за плечо, болезненно врезаясь пальцами в плоть.

– Джей, ты пьян, – попыталась остудить его пыл, смотря в помутневшие глаза. – Давай вернёмся к этому разговору завтра.

– Чего ты хочешь, Даяна? – сделал очередной глоток, продолжая удерживать меня крепкой хваткой.

– Хочу вернуться на праздник.

– Как же мне уже надоели все эти игры, – процедил сквозь зубы, допивая свой виски, тут же впечатывая пустой бокал в каменный пол. – Просто расслабься и получай удовольствие. Обещаю, тебе понравится.

Не успев понять, что происходит, я оказалась пригвождённой к стене. Голова больно ударилась о стену, отозвавшись белоснежными вспышками в глазах. Секунда, и я поняла, что булавка продолжает оголять ногу, по которой уже скользит холодная и липкая рука. Вдавливая меня в стену очередным грубым поцелуем, Джеймс настойчиво поднимался прямо к моему белью. И все мои попытки остановить его хозяйский напор тухли под пьяным давлением тяжелого тела и цепких рук. Секунда, и я ощутила  его пальцы у себя между ног.

Инстинктивно зажимая их бёдрами, стараясь не пустить дальше, я попыталась закричать, но Джеймс не позволил. От мыслей, что меня сейчас могут отыметь, как последнюю шлюху, в подворотне, я со всей силы укусила его за губу.

– Сучка! – наконец-то отскочил от меня, болезненно касаясь губы.

Но не успела я сделать и двух шагов, как он снова схватил меня, возвращая обратно. Перед глазами появилась его рука, болезненно  обжигая мне щёку. Голова метнулась в сторону, и я ощутила у себя во рту вкус крови.

Какое удивительное ощущение. Мы уже не танцуем, а мои ладони до сих пор пылают. Когда я смотрел в глаза этой девчонки и ощущал на себе всё её презрение и ненависть, мне показалось, что со мной говоришь именно ты, Мия. Как быстро уходит время. Кажется, ещё вчера ты учила меня танцевать в той дешевой забегаловке, которую считала своим домом, а сегодня я уже и не вспомню её названия.

Не вспомню ничего, кроме твоего ядовито-синего взгляда и запаха дешевых сигарет, которым пропитались волнистые волосы. Тогда всё было иначе: мрак переплетался с медными бликами ламп, ножки стульев напоминали торчащие из земли копья, а ты так крепко прижималась ко мне, словно от этого зависела вся твоя жизнь. Жар твоего тела практически так же обжигал мне руки, дыхание скользило по шее, а губы ловили раскалённый воздух.

Тридцать лет прошло, а я хочу тебя всё так же сильно, как и тогда. Интересно, эта дикая страсть когда-нибудь оставит моё тело или мне до самого последнего дня придётся терпеть то, как мучительно она разъедает мои кости?

– Простите, сэр, – подошел ко мне начальник охраны, отрывая от разговора  с Уолтером Муром, – у нас возникли проблемы.

– В чём дело?

– В вашем сыне.

Эти три слова скользнули по мне, словно лезвие бритвы. Обведя быстрым взглядом заполненный зал, я тут же понял, что среди всей этой разношерстной толпы не хватает одного – ярко-алого платья Даяны.

– Где они? – зарычал, прекрасно понимая, что так просто этот вечер уже не закончится.