Иван посмотрел на часы. Летели уже минут тридцать. Он поймал себя на мысли, что хочет пить. Пора бы уже и воду разносить, он обернулся назад. За неплотно зашторенную занавеску видно было, как стюардесса открывает бутылки с лимонадом. Иван взял газету, но в иллюминатор правого борта ярко светило солнце. У этого окна никто не сидел и Иван, хотел было встать, чтобы задёрнуть шторку, но для этого нужно было бы разбудить спящего Андрея, тогда он развернулся и стал смотреть в своё. Далеко внизу сквозь дымку была видна земля. Дымка стала сгущаться, и вскоре разглядеть что-нибудь было уже невозможно. Самолёт влетел в плотное облако…
Первая часть
Сверкнул последний луч заката
И стало так темно.
А я один бегу от страха,
Не знаю, что мне суждено…
Это был их последний рейс. Экипаж летел домой и впереди долгожданный очередной отпуск. И как они не старались, всё равно каждый из пилотов заранее мысленно строил планы насчёт его время препровождения.
– Командир! Потеря связи.
Чёрт возьми, как только они влетели в это облако, он сразу почувствовал что-то неприятное; и вот теперь на тебе “подарочек”, командир корабля, пилот первого класса, ошарашено смотрел на приборы. Они все были на нуле. Высота – ноль, скорость – ноль, горючего вообще получается, как будто не было, но они летели, как летели, так и продолжают лететь дальше, не снижаясь и не падая. Это он чувствовал, всё-таки в пилотском кресле без малого двадцать лет и всякое бывало, но такое…
– Как у тебя?
– Всё на нуле, командир, – второй пилот с ужасом смотрел на приборную панель.
– Не паникуй Коля. – Командир уже овладел собой. – Доложи всё по форме. Отказ приборов. Может быть, у нас только односторонняя потеря связи.
– Хорошо, Александр Петрович.
Командир до боли в руках сжал штурвал; как только они вылетят из этого чёртового облака, он снизит самолёт до минимума и постарается посадить на каком-нибудь ровном поле. Задача трудная, но выполнимая и через час, максимум через два их обнаружат. Придёт помощь и всё будет в порядке, ну только немного позагорают. А вот Анечке придётся постараться и всё аккуратно сообщить пассажирам.
– Дима, – обратился он к штурману. – Позови Анечку, пожалуйста.
Тот поднялся и вышел в салон.
Командир прислушался к шуму моторов. Всё было как будто нормально: теперь бы удачно посадить машину и ничего больше. Мгла начала рассеиваться и через несколько секунд они вылетели из облака. Небо было совершенно ясное. Но солнце…
2
Иван перестал смотреть в окно, всё равно ни черта ничего сквозь облако не видно. Он сделал ещё громче музыку и закрыл глаза. Мысли возвращались к последним дням и от этого настроение опять ухудшилось.
Почувствовав какое-то движение, Иван приоткрыл глаза. Красивая стюардесса, находясь впереди салона, что-то говорила, он вгляделся в её слегка накрашенные губы и попытался понять о чём. Иван перевёл взгляд на Андрея: тот проснулся и слушал бортпроводницу с широко раскрытыми глазами. Потом повернулся к Ивану, и видя, что тот ничего не слышал, сделал знак, чтобы Иван выключил магнитофон.
– Ты слышал? – начал Андрей с негодованием. – Они обалдели, будут мне компенсацию выплачивать. Этот Аэрофлот уже в корне обнаглел, что хотят то и вытворяют.
– Что случилось? Объясни толком, – Иван видел недовольные лица пассажиров, многие возмущались. Стюардесса стояла в проходе, и с каким то виноватым видом что-то говорила толстому пассажиру кавказской национальности.
– Вынужденная посадка по техническим причинам. Ты понимаешь Иван? Они выпускают неисправные самолёты на линию, а мы расхлёбывай. Когда мы теперь доберёмся?
Иван уже не слушал Андрея, хотя тот что-то ещё объяснял, при этом выразительно жестикулируя руками. Ивану стало жалко стюардессу, которая переходила от одного кресла к другому, выслушивая упрёки в адрес экипажа и всего Аэрофлота в целом.
Потом он посмотрел в окно. Они летели уже довольно низко. Землю было видно очень хорошо и солнце… Красно-багровый диск показался Ивану огромным. Такое солнце можно наблюдать на закате. Приятное для глаз, когда можешь смотреть на него без боли и сколько захочешь, а оно уходит за горизонт. Но это солнце почему-то не уходило за горизонт и вечерним его никак не назовёшь – оно было в зените. И слева. Иван вдруг понял, что солнце теперь светит в его иллюминатор, тогда как всего лишь несколько минут назад, оно ярко сияло в противоположном, и мешало читать ему газету. Они изменили курс, подумал Иван, значит, что-то серьёзное случилось, хотя, наверное, летят к ближайшему аэропорту.
Иван продолжал смотреть в окно. И что-то было не так внизу. Вначале он долго не мог понять что, что именно не так, а потом вдруг понял, но не знал, чем это можно объяснить. Он видел сотню раз землю сверху и она была другой. Она была поделена квадратиками – поля, дороги: железные и автомобильные, оросительные каналы и лесополосы, линии электропередач и ещё просёлочные дороги, которыми испещрена вся Россия. Та же земля, которую он видел сверху, была девственна. Они уже довольно долго летели низко и все подробности сверху были хорошо видны. Они летели над скалами и холмами, пролетели большой лес с озером в центре, но Иван не увидел ни просек, деливших наши леса на квадраты, ни дорог к озеру… Самолёт летел над землей, холмистой и скальной, и на сколько хватало глаз, Иван не видел привычной картины внизу: когда садишься или взлетаешь – картины цивилизации, картины обетованной земли…
3
Но солнце… Александр Петрович не мог поверить своим глазам. Они не меняли курс. Он всё это время держал штурвал прямо. Они таранили облако. Но когда они влетали в него, солнце было справа. Оно ярко ослепляло его, и он даже надел солнцезащитные очки. А этот вечерне-багровый диск был слева. Слева от него, не справа, а слева. Выходит, они теперь летели в другую сторону, развернулись в этом облаке и изменили направление. И судя по солнцу – время вечернее. Только сейчас до него дошло посмотреть на свои ручные часы. Они стояли. Но вылетали то они днём…
– Коля! – обратился он ко второму пилоту. – Сколько на твоих?
Николай долго смотрел на свои часы.
– Они стоят! – изумлённо воскликнул он.
У остальных также часы остановились. Сколько же они летели в этом чёртовом облаке? Пять-шесть минут, не больше. Командир ничего не понимал, но зато твёрдо знал, что сейчас необходимо, во чтобы-то не стало, посадить неисправную машину.
– Приготовиться! Будем садиться!
Минут пятнадцать они летели примерно на высоте тысячу метров, выискивая удобную площадку для посадки. Наконец они увидели подходящую долину между двумя холмами. Сделав два круга, и примерно рассчитав длину торможения, решили, что места хватит. Сели они мягко, как на взлётную полосу.
Выключив двигатели, командир откинулся на спинку сидения.
– Всё! Отлично приземлились ребята, я вас поздравляю! – он подумал, что надо сообщить свои координаты в надежде, что хоть односторонняя связь работает. Но до него вдруг дошло: они ведь не знают, где находятся, совершенно не представляют, где могут быть. Они летели пятнадцать минут низко над землёй, но эти места ему незнакомы.
– Дима, – кивнул он штурману, – Я сейчас пойду к пассажирам, объясню ситуацию, а вы постарайтесь определиться по карте. Найдите хоть примерно, где мы можем быть, – Командир вышел в салон…
Иван был удивлён, что они просто сели и всё; сели неизвестно где. Значит действительно плохо, раз они даже не дотянули до аэропорта. Он видел, как вошёл в салон человек в лётной форме, как все притихли; слышал, как он объяснял, что отказали приборы, что они вынуждены были сесть, что скоро за ними прилетят вертолёты спасателей и доставят в ближайший аэропорт, и не пройдет и нескольких часов, как они будут лететь дальше. И тут начался шум. Все кричали и опять стали обвинять кто пилотов, кто аэрофлот. Друг друга перебивая, они пытались кому то доказать, что им некогда, что они спешат, что горит срочная командировка, у кого-то рожает жена, а кто-то опаздывает на свадьбу, а кто-то на похороны. Иван видел растерянное лицо стюардессы, слышал, как рядом ругался Андрей: высказывая им, что он должен нервничать перед чемпионатом страны и почему они сели в какой то пустыне.
