Серебряные трубочки, подвешенные над дверью, мелодично загудели, и девушка за прилавком подняла голову от книги. Энмор столкнулся с ней взглядом и невольно замер, а все неприятные мысли со свистом унеслись из его головы. Ибо глаза у девушки были такие красивые, нежно-голубые и светлые, что сердце у него забилось быстрее.

- Добрый день! – приветливо сказала она, приподнявшись. – Если не ошибаюсь, мастер Энмор Кровеглазый? А вы – мастер Иол?

- Верно, - сказал Иол прежде, чем Энмор успел рот раскрыть. - Хотя, должен признаться, это очень неловко, когда собеседник знает тебя, а ты не знаешь собеседника.

- Меня зовут Тиориль, - представилась девушка. – Этот шатёр принадлежит моей матери.

Энмор внимательно взглянул на неё. Тиориль, значит. Имя переводится как «Дикая Роза». Впрочем, на розу, а уж тем более дикую, девушка не походила. Скорее на милую садовую маргаритку. Она была невысокая, пухленькая, с круглым лицом и нежно-розовыми щёчками. Её гладкие светлые волосы были заплетены в косу и прикрыты голубой косынкой, завязанной надо лбом двумя узелками, похожими на маленькие рожки – так носят платки селянки на юге графства Ульвельда.

- Вы приехали на ярмарку издалека, Тиориль? – вежливо поинтересовался Иол. Энмор тем временем с трудом оторвал глаза от девушки и огляделся по сторонам. Всё пространство было уставлено резными столиками, поставцами и сундучками, на которых аккуратно выстроились баночки и горшочки со снадобьями. От жаровни, стоявшей на трёх ножках посреди шатра, разливалось приятное тепло и аромат – очевидно, Тиориль подсыпала в угли розмарин и можжевельник.

- Не особенно, - отозвалась девушка, наблюдая за тем, как Энмор берёт с полки то одну, то другую банку и потом аккуратно ставит их обратно. – Ищете ингредиенты для зелий, мастер Энмор?

- Нет, мне нужны серебряные иглы. У вас не найдётся штук пяти-шести?

- Заговорённых? – уточнила Тиориль, нагибаясь за прилавок.

- Нет, - покачал головой Энмор, - я сам заговорю…

Судя по несколько ошарашенному молчанию Тиориль, он сказанул лишнего. И скептический кашель, раздавшийся внезапно откуда-то из-за шкафчика, был лучшим тому доказательством.

Часть полога в противоположной от входа стороне кибитки внезапно откинулась, открывая взору тёмное пространство, которое, впрочем, тут же загородила высокая женская фигура. Эта женщина была одета в длинное шерстяное платье, её плечи окутывала чёрная шаль, по виду очень тёплая и очень старая. Как и у Тиориль, голова её была повязана косынкой с двумя узелками надо лбом – только косынка была чёрной, а волосы спутанными и седыми. Маленькое, сморщенное, смуглое лицо казалось совсем высохшим и безжизненным, и только тёмные глаза сверкали на нём с удивительной яркостью и силой – но в этой силе не было ничего доброго, одно только надменное, ледяное презрение.

- С каких это пор волшебники Гильдии занимаются ворожбой? – презрительно спросила она, глядя не в лицо Энмору, а на фибулу, скалывающую воротник его плаща. Фибула была сделана из бронзы и украшена треугольником из сердолика. Такую застёжку носили на одежде все волшебники Гильдии Чародеев.

- С тех самых, как ведьмы из Сестринства продают свои зелья и амулеты на ярмарках, - сдержанно отозвался Энмор. Старая женщина приподняла брови.

- Один-один, - признала она скрипучим голосом и неприятно усмехнулась. – Как ты догадался, что я из Сестринства?

- Такие зелья, какие здесь продаются, простой знахарке не приготовить. Ну и дудочки, конечно. Заговор Ксайомэры Эрменгардской, если не ошибаюсь?

Морщины на лице старой ведьмы чуть разгладились, но лёд в глазах не растаял. Она слегка наклонила голову:

- Да, эта бедняжка всегда любила музыку. Меня, кстати, тоже зовут Ксайомэра.

- А меня – Энмор.

- Я догадалась. Вы весьма известная личность, господин Кровеглазый. Особенно после того, что случилось в столице месяц назад.

Голос её по-прежнему звучал надменно и холодно, и Энмор не понял, одобряет она то, что он сделал, или нет.

Тут в разговор решил вмешаться Иол.

- Добрая госпожа Ксайомэра, - вежливо и несколько смущённо заговорил он, отвешивая ведьме поклон, - мы с моим учеником пришли сюда, потому что над входом висит вымпел с символом гадания.

- Вы хотели бы получить предсказание? – изогнула брови Ксайомэра. Голос её был таким холодным, как будто она хотела добавить: «А с чего вы взяли, что имеете на это право?»

- Вот именно! – просиял Иол. – Впрочем, если вы не занимаетесь толкованием снов, мы не станем вас беспокоить…

- Отчего же, - надменно отозвалась Ксайомэра, отступая за занавеску и поддерживая её высохшей рукой, - я весьма хорошо разбираюсь в толковании снов, и буду рада дать вам добрый совет…

Оба волшебника шагнули в темноту следом за ней и оказались в маленькой комнатке. Энмор не раз бывал в шатрах ярмарочных прорицателей (чаще ради развлечения – в предсказания он не верил), но этот отличался от всех, что он видел. Полог не был украшен ни вышивкой, ни бахромой, на полу лежал толстый ковёр, изрядно поеденный молью, а в нескольких местах даже прожжённый. Здесь не было ни толстых подушек для сидения, ни курильниц с ароматным дымом, ни таинственных зеркал и хрустальных сосудов, ни карт и костей. Только маленький, мутный хрустальный шар на низком столике.

Ксайомэра уселась прямо на ковёр, скрестив ноги и выпрямив спину. Энмор и Иол опустились напротив неё, с другой стороны низкого столика.

- Итак, - сказала Ксайомэра, поднимая высохшие руки над шаром, - чей сон мы будем толковать?

- Его, - сказал Иол, кивая в сторону Энмора. – Давай, Энмор, рассказывай, что тебе приснилось.

Энмор подавил глубокий вздох и начал:

- Я видел во сне собственное рождение.

Пальцы Ксайомэры задвигались над шаром, который стал медленно наполняться туманом. Покосившись на Иола, Энмор был неприятно удивлён тем выражением потрясения, которое появилось на лице пожилого волшебника. Он подумал, что если бы ему приснилась собственная смерть, Иол не был бы так поражён.

- Когда ты родился? – глухо спросила колдунья.

- Двадцать один год и пять месяцев тому назад.

- Это было весной, - пробормотала колдунья, вглядываясь в шар. Энмор тоже посмотрел туда, но ничего не увидел, кроме мутного серого тумана и одного довольно грязного отпечатка пальца у самой подставки. – Что ты знаешь о своём рождении?

- Я знаю, что родился без языка и с бельмами на обоих глазах. Моя мать отвезла меня к Иолу, чтобы он меня вылечил, и…

- Этого не было во сне! – резко ответила Ксайомэра.

- Откуда вы знаете? – спросил Энмор. Он не мог поверить, что колдунья видит его сон в шаре, к которому, не отрываясь, прилепился её застывший взгляд. В глубине души он считал, что все эти фокусы предсказателей – пустое шарлатанство. Но Ксайомэра, судя по всему, была весьма уверена в своей правоте, да и не только она. Иол, бледнее собственной рубахи (что было совсем не удивительно, учитывая, сколько зелий он на неё пролил), переводил взгляд с ученика на колдунью, затаив дыхание, как зритель на жутковатом спектакле.

- Я вижу, что твоя мать отвезла тебя к Иолу не сразу, - монотонно произнесла Ксайомэра. – Что именно ты видел во сне?

- Своего отца, - отозвался Энмор. – Он пьянствовал. Потом ему сообщили, что родился я. Он пошёл в комнату, а я… следовал за ним.

- Что ты чувствовал?

- Мне было…

Энмор осёкся. Только сейчас он осознал, что на протяжении всего кошмара не испытывал страха. Ужас, от которого он проснулся, охватил его лишь в последний момент, при виде слепых глаз ребёнка. А тогда, когда он следовал за своим отцом по тёмным коридорам, ему было…

- Хорошо, - тихо произнёс он. – Очень радостно. Как будто… как будто я ждал праздника. Подарка… Награды…

- Хватит! – выдохнул Иол. – Хватит! Посмотрите на шар!

Энмор, словно очнувшись, посмотрел на шар и слова застряли у него в горле. И до того не особо прозрачный, шар медленно наполнялся туманом, который поначалу был розовым, но чем дальше, тем явственнее приобретал кроваво-красный цвет. Лицо Ксайомэры из раздражённого стало испуганным, дрожащие губы приоткрылись, но она ничего не могла сказать.