- Не подходи! – снова крикнул Квентин, прижимая к себе Джин и раскачиваясь из стороны в сторону под дождём. – Назад! Я сказал, назад!
- Тише, – произнёс Гвилт. – Тише, Квентин. Что случилось?
- Не трогай меня, – проговорил Квентин уже тише – не потому, что успокоился, скорее просто обессилел от крика. – Не трогай меня!
- Я тебя не трону, – сказал Гвилт успокаивающе, глядя юноше в глаза, слегка наклонившись вперёд и выставив руки вперёд и вверх, точно сдаваясь. – Но я же вижу, что-то стряслось. Девочке нужна помощь. Я могу помочь.
- Нет! Только не ты! – Взгляд Квентина затравленно заметался из стороны в сторону. Он прижал Джин к себе ещё крепче, раскачивая её, баюкая, словно младенца. Голова девушки запрокинулась ещё сильнее, бледные губы слегка приоткрылись.
- Я понимаю тебя, – Грегор выпрямился, словно желая сделать шаг назад, но так его и не сделал. – Тебе страшно. Но ей нужна помощь, а наш врач сломал свою волшебную палочку. Я помогу ей, Квентин. Обещаю, я не прикоснусь к ней даже пальцем – буду только колдовать. Но нужно отнести её в лазарет.
- Не лги мне! – закричал Квентин, выдохнув облачко пара. Его глаза горели затравленной ненавистью. Мокрые светлые волосы приподнялись, шевелясь от ветра… нет, не от ветра, испуганно понял Ремус.
Квентин начал дрожать, и одновременно с этим его руки, обнимавшие Джин, стиснули её с такой силой, что и без того светлая кожа стала белой, как кость. Онемение и сильная дрожь – так начинается превращение оборотня. Ремус замер на месте, потрясённо приоткрыв рот. Но этого не может быть… ведь Квентин – не урождённый оборотень, он не может превратиться, когда в небе нет полной Луны.
Грегор Гвилт снова шагнул вперёд, и Квентин вскинул голову и закричал. Это был хриплый и страшный крик, и Гвилт отшатнулся назад, а вместе с ним – и все остальные, словно от Квентина во все стороны ударил порыв холодного ветра. Слабые белые огоньки заклинания «Люмос», горевшие на нескольких волшебных палочках, замигали, некоторые погасли.
Ремус прерывисто вздохнул: он понял, что происходит. У Квентина всплеск стихийной магии. Они начинаются у всех волшебников в детском возрасте, и обычно проходят к четырнадцати-пятнадцати годам. Этому способствует прежде всего Хогвартс: занятия помогают юным магам контролировать свою энергию и направлять её в нужное русло, да и сами стены и воздух древнего замка пропитаны магией, которая упорядочивает силы учеников. Но Квентин не закончил Хогвартс. Он – недоучка и оборотень, и он хаффлпаффец, которые приходят в ярость редко, почти никогда, но если уж приходят, то эта ярость не вспыхивает и исчезает бесследно, как у гриффиндорцев, не горит ровным раскалённо-белым светом, как у слизеринцев: нет, эта ярость подобна извержению вулкана, которое разрушает всё вокруг, и прежде всего сам вулкан.
Крик Квентина перешёл в сдавленное рычание, он не сводил горящего взгляда с Грегора Гвилта. Гвилт тоже смотрел на него, его лицо окаменело, а рука замерла над волшебной палочкой, заткнутой за пояс.
- Парень, не дури, – заговорил Адам, выходя из-за спины Грегора и шагая вперёд, но тут Квентин резко мотнул головой, и Адам остановился, задыхаясь, словно его ударили в грудь. Его глаза потрясённо сверкнули, рука выхватила волшебную палочку.
- Квентин! Чувак, ты чего… ах! – Хантер, выскочивший было из толпы, закрутился на месте и грохнулся бы в грязь, если бы его не подхватил подоспевший Лосось.
Стало ясно: Квентин никого не подпустит к себе. Во всяком случае, пока. По его бледному лицу, по дрожи, такой сильной, что её было видно издалека, было понятно, что силы его на исходе. Скоро он потеряет сознание, если только Адам или Гвилт не выхватят палочки и не оглушат его раньше.
- Я должна с ним поговорить, – еле слышно, так что услышал её только Ремус, выдохнула Бобби. Ремус поначалу не хотел возражать: в конце концов, Бобби знает Квентина дольше, чем он, они когда-то были друзьями, и она наверняка сумеет найти нужные слова, чтобы удержать его. Но в следующую секунду он вспомнил кое-что, и удержал Бобби на месте, стиснув её руку:
- Нет. Он считает, что ты умерла. Это только сильнее напугает его. Пойду я.
Быстро, прежде чем Бобби успела возразить, он шагнул вперёд, отталкивая с пути нескольких оборотней. Квентин не увидел его – он всё ещё не сводил напряжённого, безумного, бессмысленного взгляда с побелевшего лица Гвилта. Две пары серых глаз смотрели друг на друга, не отрываясь, как будто два стальных меча скрестились в холодном воздухе. Вокруг стало совсем тихо – только дождь продолжал стучать по земле.
- Квентин, – сказал Ремус настолько мягко, насколько мог.
Плечи юноши слегка вздрогнули, и на этом всё – он не повернул головы, не перевёл взгляда на Ремуса, даже не моргнул. Ремус шагнул вперёд, но путь ему тут же преградил низкорослый Кевин Мур. Злобно сверкая маленькими глазами, волшебник приставил палочку к его горлу:
- А ну назад!
Ремус скользнул по нему взглядом и снова повернулся в сторону Квентина. Глядя на его бледный профиль, белеющий в темноте, он всё тем же спокойным голосом произнёс:
- Квентин. Ты слышишь меня? Это я, Ремус. Пожалуйста, кивни, если слышишь меня.
Губы Квентина дрожали, мышцы напряглись на сжатых челюстях. Не отводя взгляда от Гвилта, он медленно шевельнул головой – даже не кивнул, только еле заметно качнул подбородком вниз.
- Я сказал, отойди! – прошипел Мур, отводя палочку назад, она затрепетала у него в руке, на её кончике загорелась красная искорка.
- Нет, – хрипло сказал Адам, и Мур резко обернулся, мгновенно съёжившись под разьярённым взглядом чёрных глаз. – Ты отойди, Пожиратель Смерти. Живо!
Мур быстро, неуверенно взглянул на Скуммеля, но тот даже не обратил на него внимания, его взгляд был прикован к Квентину. Тогда Мур повернулся к Гвилту, но и вожак не удостоил его взглядом, только хрипло бросил:
- Делай, как он сказал. Назад!
Спотыкаясь, Мур отпрянул в сторону. Ремус медленно, не делая резких движений, подошёл к Квентину и дотронулся до его плеча.
Кончика пальцев закололо, словно сквозь них пропустили слабый заряд тока. Воздух вокруг Квентина был насыщен магией, страхом и яростью до такой степени, что Ремусу даже было странно, что он не видит искр, вспыхивающих в воздухе и танцующих в светлых волосах Квентина. Он продолжал стоять, дотрагиваясь до его плеча самыми кончиками пальцев.
- Квентин, – заговорил он, – я знаю, что ты чувствуешь. Я знаю, как тебе страшно. Мне тоже. Я тебя понимаю.
Квентин сжал зубы под дрожащими губами и медленно, словно его шея была сделана из ржавого железа, повернулся к Ремусу. Его серые глаза были наполнены ужасом, они глядели на Ремуса бессмысленно, словно не узнавая его. Рискнув, Ремус опустил на его плечо ладонь целиком, и его тут же пронзила слабая боль – стихийная магия попыталась оттолкнуть его. Десятки крохотных иголочек закололи руку Ремуса от кончиков пальцев до локтя и выше, там, где уже налились кровью синяки от пальцев Лосося, но он, преодолевая эту боль, сжал плечо Квентина ласково и мягко.
- Я знаю, – повторил он. – Квентин, сейчас надо ему поверить. Он говорит правду. Он умеет лечить. Я сам видел.
Квентин продолжал смотреть на него. Ужас всё ещё белел в его глазах, но челюсти уже не сжимались так сильно, да и плечи постепенно расслаблялись. Внезапно его снова пронзила дрожь, и из глаз потекли слёзы, которые Ремус сперва не заметил из-за дождя, стекавшего по коже. С прерывистым вздохом Квентин опустил голову и прижался лбом к неподвижному лицу Джин.
- Ладно, – хрипло пробормотал он. – Ладно, я… я понял.
Повинуясь короткому взгляду Грегора, из толпы выступили двое молодых оборотней, подошли ближе к Джин, собираясь взять её на руки. Квентин выпустил её, но когда её положили на наколдованные из воздуха носилки и унесли, продолжал смотреть ей вслед с искажённым болью лицом.
Ремус помог ему подняться на ноги. Теперь уже Квентин взял его за плечо, навалившись на него так, что у Ремуса подкашивались ноги. Казалось, его большое и сильное тело перестало ему повиноваться, словно это не Джин, а его душу вырвали у него и унесли прочь. На самом деле причина, конечно, была в стихийной магии – дети справляются с ней намного легче, но Квентин уже взрослый, в восемнадцать лет такие вспышки – редкость, и они никогда не проходят бесследно.