Одна надежда – от подобных звуков они тоже умеют закрываться. И мне нужно срочно этому учиться.

И как только я об этом подумала, мои уши тут же насторожились и были буквально атакованы звуками – пением птиц, шуршанием травы, журчанием воды, мычанием животных на ближайшей ферме. Оказывается, всё это время я, сама того не замечая, была закрыта, более или менее, но закрыта. Я на самом деле не слышала привычных звуков, может потому, что они, собственно, не несли в себе какой-то информации, действительно сливаясь в белый шум, а потом пропадая из моего сознания. Наверное, с человеческой речью будет сложнее, мозг попытается автоматически обрабатывать всю поступающую информацию. Ладно, в любом случае – начало положено. И хотя сейчас я слышала происходящее вокруг даже слишком хорошо, появилась надежда, что стоит мне на что-нибудь отвлечься, как шум природы снова перестанет мне мешать.

Едва я успела об этом подумать, как в поле моего зрения появился очень даже подходящий отвлекающий фактор. В джинсах и футболке – я разочарованно вздохнула, – но босиком, Фрэнк вышел из-за деревьев, ополоснул руки в реке, небрежно вытер их о джинсы и с широкой улыбкой направился ко мне, в приглашающем движении раскинув руки.

Радостно взвизгнув, я кинулась ему на шею, и повисла на ней, подхваченная его руками. Губы Фрэнка обрушились на мои, и это был не быстрый утренний поцелуй, не нежные вчерашние, не осторожные, трёхдневной давности, нет, этот был самый что ни на есть настоящий! Губы Фрэнка ловили мои, захватывали, посасывали, выпускали, чтобы снова взять в плен, его язык хозяйничал у меня во рту, сталкиваясь и борясь с моим, который подхватывал все его движения, продолжал их, подыгрывал.

Я тонула в страстных, таких новых, но таких прекрасных, правильных ощущениях, моё сердце билось, как сумасшедшее, дышать я прекратила вообще и даже не заметила этого, мои руки ерошили короткие волосы на голове Фрэнка, нога обхватила его ноги – я хотела быть к нему как можно ближе, вжаться, вплавиться в него. Твёрдая выпуклость, упирающаяся мне в живот, прекрасно показывала, что именно чувствует сейчас Фрэнк, и я, будучи девственницей, а всего несколько дней назад ещё и нецелованной девственницей, должна была бы испугаться, ну или хотя бы насторожиться, что ли, но нет, ничего подобного. Наоборот, меня восхитила подобная реакция, заставив в какой-то степени гордиться собой – это же я её вызвала! И, движимая каким-то животным инстинктом, я ещё и потёрлась об эту выпуклость, вызвав у Фрэнка глухое рычание. После чего он откинул голову назад, разрывая наш поцелуй. Я недовольно заворчала и потянулась за ускользнувшими губами, но они начали покрывать лёгкими поцелуями моё лицо, а прерывающийся голос зашептал:

– Солнышко... Солнышко, нам надо остановиться...

– Почему? – едва ли не захныкала я.

– Потому что на этой поляне в любой момент может появиться кто-то из твоих родственников.

– Но мы всего лишь целуемся! – моё дыхание прерывалось, сердце продолжало колотиться, как сумасшедшее.

– Если мы не остановимся, я уже ни за что не смогу поручиться. Я же не железный.

Фрэнк опустился на траву, продолжая держать меня в объятиях, а я продолжала цепляться за него, но уже осознала, что момент упущен, поэтому уткнулась лицом ему в шею, стараясь выровнять дыхание и хоть немного успокоиться.

Так мы просидели несколько минут, не двигаясь, потом я подняла голову, взглянула прямо в синие, в данный момент – темно-синие глаза и в упор спросила:

– А когда?

– Солнышко... – жалобно застонал Фрэнк. – Если бы это зависело от меня... Но мы посреди твоей Долины, под открытым небом, и с минуты на минуту здесь может появиться очередной визитёр.

– Рэнди говорила, что здесь есть места, где можно спрятаться...

– Нужно будет спросить – где именно, – задумчиво пробормотал Фрэнк.

– Не сейчас, – остановила я его, поняв, что он готов связаться с Рэнди. – Ей немножко не до нас. Она только что получила не самое радостное известие о своих приёмных родителях, и в данный момент, как я поняла, Гейб утешает её, как может, в одном из этих самых тайных убежищ.

– Да, момент явно неподходящий, – кивнул Фрэнк. – Да и нельзя нам сейчас исчезать отсюда, это было бы слишком... демонстративно.

– Похоже, всё против нас, – вздохнула я, вновь кладя голову ему на плечо.

– Не совсем, – Фрэнк прижался губами к моему виску, и я почувствовала, что он улыбается. – Не забывай про Виргинские острова.

– Точно! – воскликнула я, вспоминая намёки Рэнди. – Мы будем в тысячах миль от Долины. И от папиного надзора. Но это будет ещё так нескоро!

– У нас впереди вечность, – Фрэнк погладил пальцами мою щеку. – Я ждал тебя почти тысячу лет, Солнышко, что нам какие-то три дня?

– Угу, – печально вздохнув, согласилась я. – По крайней мере, мы сможем целоваться. Мне это нравится, очень. Особенно вот этот, последний поцелуй. Даже не ожидала от себя такого.

– Я тоже. Знаешь, впервые за всю свою долгую жизнь я не сдерживался. Отпустил себя, свои чувства, свой самоконтроль. Едва смог остановиться.

– А раньше ты всегда сдерживался? Всегда?

– Всегда. Солнышко, я впервые в жизни прикасаюсь к девушке, не боясь её сломать или причинить боль неловким движением.

– А?.. – я не решалась задать вопрос, вертевшийся на кончике языка.

– Что?

– А у тебя их было много? – зажмурившись, выпалила я.

– Солнышко, – расстроенно простонал он. – Мне девять сотен лет, конечно, я не прожил их монахом.

– Я понимаю, – прошептала я.

И действительно – понимала. Умом. Всё это было задолго до меня, Фрэнк ведь и правда не мог соблюдать целибат все эти годы, дожидаясь встречи со мной. Но я всё равно ревновала. Сильно! Осознавая всю иррациональность этой ревности, я растянула губы в улыбке.

– Зато ты опытный. Должен же хоть кто-то из нас быть опытным. Ты всему меня научишь.

– Мы будем учиться вместе, – улыбнулся он в ответ. А поймав мой недоумевающий взгляд, пояснил: – Секс с хрупкими человеческими женщинами не предполагает особого... разнообразия.

– А... Ну, да... – мои щеки запылали, когда я поняла, что означают его слова. Особенно когда перед моим мысленным взором возникла визуализация его слов: «Мы будем учиться вместе». Я увидела нас с Фрэнком, «учащихся», экспериментирующих. Куча смущающих образов, в которых смешалось всё, что я раньше читала и видела в парочке «фильмов для взрослых», обрушилось на меня, заставляя участиться только-только успокоившееся дыхание и сердцебиение. Я вновь уткнулась лбом в плечо Фрэнка, надеясь спрятать от него пламенеющие щеки, понимая, что остальное скрыть не удастся. И в этот момент, как спасение, прозвучал весьма характерный бурчащий звук.

– Ой, Фрэнк! Ты же голодный, а я тут тебя отвлекаю, поесть не даю! – я моментально вскочила на ноги и потянула его за руку, заставив подняться. – Пойдём скорее, ты должен покушать!

– А мне понравилось «отвлекаться», – с улыбкой успокоил меня Фрэнк, покорно идя за мной в палатку. Впрочем, бурчание в его желудке говорило об обратном.

Войдя, я огляделась, прикинула свои возможности, вспомнила инструктаж Рэнди и, аккуратно и медленно, выставила на стол кружку и тарелку. Довольно оглядев дело рук своих, я с гордостью взглянула на Фрэнка, с улыбкой наблюдающего за моими действиями.

– Ты молодец! У тебя прекрасно получается. Для первого дня – просто великолепно.

– Надеюсь, – улыбнулась я, понимая, что это только первый удачный шаг, а впереди ещё куча неудачных. – Бутерброды из сумки достань сам, я бы не хотела привести в негодность ещё и её. И зачем только Рэнди её закрыла.

Я внимательно наблюдала, как легко и непринуждённо Фрэнк открыл застёжку-молнию, вынул и развернул бутерброды, выложил их на тарелку. Когда-то и я так могла. И когда-нибудь снова смогу. Но не сейчас. Так что нужно тренироваться, тренироваться и ещё раз тренироваться.

Я уселась прямо на пол возле обувной коробки, держа в поле зрения завтракающего Фрэнка, выудила из неё сапог и стала очень аккуратно его расстёгивать. Мне удалось сдвинуть собачку замка на полдюйма, после чего бо́льшая часть кожаного язычка осталась у меня в руке.