– Чем же мы так провинились? – вздохнула я. – Ладно, я! А он?
– Ты слишком много разговариваешь, для няни, – услышала я ответ. – И слишком много думаешь, для женщины.
Из моей дрожащей руки вылетели листики со сказкой. Я присела и стала нервно собирать их. Ничего не понимаю! Так, вот еще один листик. Его сюда. Этот листик сюда. Это начало сказки. А где конец, который он правил?
– А где ваш конец?– спросила и подняла глаза. Мой взгляд уперся в черный бархат штанов. Аккурат в нужное место.
– Я … не вижу… вашего… к-к-конца, – пронесло меня по рельсам заготовленной фразы.
В каждой женщине живут две противоположности. Скромность и любопытство.
Скромность требует опустить глаза. Любопытство – оценить все по шкале: «угрожающе стучать по спичечному коробку» до «сломать стол одним ударом!». Но во мне победила дружба.
Мои глаза забегали. Я покраснела, как школьница, у которой на уроке физкультуры треснули штаны. В душе тут же проснулся парикмахер. Поэтому я просто нервно поправляла волосы. Уже раз двадцатый. Одну и ту же прядь. За ухо.
Мне протянули листок. Я дрожащей рукой взяла его и … Не знаю, как так получилось, но соприкоснулась с его рукой. К моим щекам прилила свежая порция краски.
Пару секунд я пыталась отобрать листок. Если бы я так отбирала зарплату, то умерла от голода. Его удивленные глаза опустились на наши пальцы.
– Вон отсюда, – послышался голос.
Мне очень хотелось сказать что-то умное.
– Паучий случай, – икнула я, напирая на дверь.
Дойдя до комнаты, я юркнула в дверь и тихо сползла по ней. Все в порядке! Это просто потому, что он красивый. До этого красивых мужиков я видела только в магазине. На полочке мужских товаров. И в рекламе. Такое чувство, что где-то есть заповедник. Там красивые мужики сбиваются в стаи. По ограждению пущен ток. На ограждении висят обугленные трупы одиноких и отчаянных женщин. И раз в день в заповедник приезжает машина. Отлавливает пару особей для рекламы. А вечером снова выпускает на волю.
– Мама дорогая, – в сердцах едва слышным шепотом выдохнула я. Мои руки прижимались к пылающим щекам.
– Ма! – послышалось звонкое и радостное. Паукан, который до этого как бы спал, уже скакал мне навстречу.
– Ма-а! – радовался он.
Вот так всегда! Можно орать сколько влезет «Иди кушать!». Рядом с ухом! Три раза охрипнуть. Один раз осипнуть. Похоронить кучу нервов. И понять, что с таким же успехом могла наорать на любую стенку.
Но стоит произнести на другом конце мира. Шепотом. Неразборчиво. Себе под нос: «Печеньки!». Как тебя найдут в аду. Вытащат из могилы. Растолкают. Распинают. И спросят: «Где?!!!».
– Мама! – радости были полная пушистая попа.
В этот момент я многое поняла. Оказывается, по образованию я – труп! И работать по специальности я буду очень скоро!
–Ма-ма! –громко, звонко и так радостно выдал Паукадл.
Мне срочно хотелось найти пульт, чтобы убавить на нем громкость.
Вот так всегда. Тебе порвали колготы, обрызгали из лужи, на голову насрал голубь? Твоя единственная мысль – никого из знакомых не встретить? Ты пробираешься домой, как партизан? Петляешь дворами, прячешься, как чемпион мира по пряткам? И тут на тебе! Бывший с нынешней, успешная одноклассница, Людочка дочь маминой подруги, тетя Зоя – главная сплетница, журналисты, Годзилла, пришельцы, мужчина твоей мечты.
Они все, как чувствовали. И не зря в этот момент в дверь постучали. Я схватила паукана и зажала то, что предположительно являлось ртом.
На стол прозвенел поднос с кашей. Служанка с любопытством осмотрелась. И направилась к двери. Она вышла за двери. Я выдохнула и отпустила паукана.
Через минуту дверь резко открылась: «Простите, я забыла ложечки». В этот момент паукан не стерпел. Показать свою эрудицию было для него делом чести.
– Мама! – заорал он. Ложечки медленно легли на столик. Служанка смотрела на меня хитрым взглядом. «Я знаю, что ты сделала прошлым летом!», – читалось в ее коварных глазах.
Мне хотелось ее убить. А труп спрятать под кроватью. Но у меня не было опыта убийства. Смущала неопытность. И пример, который я подаю наследнику.
Служанка медленно и чинно вышла за порог. Стоило двери закрыться, как в коридоре послышалось: «Тышь-дышь-дышь!». «Ваше величество!», – оповестил голос вдалеке.
Паукан сидел у меня на подушке.
– Мама? – спросил будущий виновник моей преждевременной.
У меня было ровно минуты три, чтобы выкрутиться. Глаза бегали по комнате.
Мне хотелось как в детстве. Спрятался, а неприятности ходят и плачут: «Вылезай! Я не могу тебя найти! Я хочу писять и домой!»
А что если мы занимаемся буквами? Вот такое непроизвольное ранее развитие! А что? Чем раньше начнем, тем лучше для наследника!
Дрожащая рука схватила перо, нарисовала большую букву «А» на весь лист. «Аист», – написала я. Моя рука штамповала кривой алфавит. «М» – мамонт. Дальше можно не пробовать.
Дверь открылась. Я сидела на кровати со стопкой букв. Паукадл сидел передо мной.
– М – мамонт! – громко произнесла я. В моих руках мелькнула бумажка. – Давай повторим сначала!
– Мама! – выдал паукан. Я робко подняла глаза и улыбнулась.
– Ма-монт! – поправила я.
– Маман, – выдал паукан к моему облегчению.
– Ма-монт! – еще раз повторила я.
– Ипусий слусяй! – вздохнул паукан и стек с кровати. Он недоверчиво подошел к отцу. Тот не обратил на него внимания. Маленькая пушистая лапка потянулась в сторону бледной руки. Но рука украдкой отодвинулась. Король не удостоил сына даже взглядом.
Мне показалось, что он нарочно отводил глаза.
– Возьми его на руки, – потребовало его величество. Я подбежала к паукану, схватила его на руки. И снова это чувство. Как будто меня нежно закутывают в одеяло. И бархатистый голос шепчет на ушко сладкие непристойности.
– Почему у меня складывается впечатление, что нянька нужна няньке? – прихлопнули меня вопросом.
– А что не так? – пожала я плечами. – Мы учим буквы.
– Что это за слово такое? «Мамонт»? – произнесло его величество. Он смотрел на меня равнодушным взглядом. Где-то палач уже проверял острие топора.
–Мамонт? Это в нашем мире … эм… – замялась я. Зачем наследнику толстенький волосатый вымерший слон, я не успела придумать.
– Я жду, – на меня смотрели черные глаза.
– Мамонт – это няня… В переводе с древнего интернетовского языка,– соврала я. Ложь мне понравилась.
– Значит, мамонт – это няня? – повторил отец. – Ну что, мамонт, будем проверять? Мага сюда! Живо!
Служанка покорно метнулась за двери. «Мамонт» резко оказался на грани вымирания.
– Скажи мне, неужели я плохо с тобой обращаюсь? А, мамонт? – послышался вопрос. «Мамонт» сделал вид, что в тундре.
– А почему он редко превращается в ребенка? – спросила я. Предательский румянец щедро заливал мои щеки.
Мой вопрос так и остался без ответа. Зато его величество взяло мой «алфавит».
– Плохо, что ты не знаешь половины букв. После буквы «м» есть еще буквы. «А» -это что? – мне ткнули бумагой.
– Аист? – захлопала ресницами я. Мне срочно нужен грузовой аист. Пусть он унесет меня отсюда!
– Неправильный ответ. А – автократия, – отрезало его величество.
– Мне кажется, что это не совсем понятно, – замялась я.
– Люди тоже не понимают, что значит безграничная власть жестокого тоталитарного режима, – ответило его величество. – «Б» у нас что?
– Бал! – решила подыграть я.
– Рано ему еще о балах думать. Б – это богатство, – произнес отец. Он бросил на пол очередной листок. – «В» у нас что?
– Власть! – ответила я. Мой взгляд тревожно посматривал в сторону двери. – Г – государство, д – деньги, е …
– Еретики, – предложили мне вариант. Я старательно записывала.
– А «Ё»? – спросила я, поглаживая паучка.
– Ёжик, – строго произнес отец.
Вот так среди власти, денег и богатства затесался обычный ёжик. И я бы с ним с удовольствием поменялась!