– Дождись девяти. Кто-нибудь из художников частенько приходит сюда. Наверняка они знают.
Надежда, что кто-нибудь ответит мне, где искать девушку в городе по имени Каталина, которая пишет картины, была очень наивной, но я решила дождаться девяти. Внутреннее «я» ворчало мне, что это маркетинговый ход изворотливого продажника – заставить клиента задержаться в кабаке и заплатить за очередной коктейль. Но я стойко сопротивлялась внутреннему голосу.
В ресторане было кучно, маленькие столики, странная музыка, почти всё отделано тёмным холодным деревом. Как только Александр меня покинул, я решила пересесть за барную стойку. Сидеть за столиком в таком оживленном месте одной мне показалось чудаковато. Новым собеседником стал бармен, который поделился историей о том, что ресторан был архипопулярный среди художников, по крайне мере, пока существовала местная галерея под названием «квартира искусства». О былой популярности говорили встречающиеся на стенах картины самого разного стиля и качества. Одни авторы приносили сюда работы, чтобы таким образом прорекламироваться, а другие отдавали работы бескорыстно, просто потому, что им льстило пить среди своих картин.
Сейчас публика представляла собой бессвязную смесь туристов, большинство из которых в темноте и не замечали окружающие их арт-объекты. С каждой минутой становилось все теснее и душнее. Около часа я просидела в гордом одиночестве, бармен, развлекающий меня ранее, ближе к девяти не то что поговорить, моргнуть не успевал от количества поступавших заказов. Однако в некоторой степени я получала удовольствие: без телефонов, планов, обязательств и вообще в другой стране абсолютно одной, ощущать себя было непривычно. Как только я начала втягиваться в прелесть малопонятного состояния, кто-то перебил негу, ударив по плечу и тут же плюхнувшись на соседний стул у барной стойки. Это была юная девушка, короткостриженая, с острыми скулами, раскосыми глазами. Она наклонилась ко мне и сказала: – Ваш заказ выполнен! – видимо, я засиделась в духоте и потеряла быстроту реакции. Я не поняла, о каком заказе шла речь, но переспрашивать было по-дурацки, поэтому я просто выбрала формулу шаблонной вежливости: – Добрый вечер. Кто вы? Мы знакомы?
– Каталина. Мне сказали, ты что-то хотела найти в галереи. Быть может, даже меня. – она звонко расхохоталась и стала пристально смотреть куда-то в область моей переносицы широко раскрытыми глазами, которые очень подчёркивали достаточно широкие брови дугообразной формы.
Пришлось поверить, что ожидания порой заканчиваются вот так волшебно – желаемой встречей. С местного арт-директора все подозрения в меркантильности были тут же сняты.
Каталина напоминала подростка неопределенного пола: в ней сочетались очевидно женские черты, и так же можно было представить, что из неё вышел бы неплохой, хотя и смазливый мальчик. Я не знала, сколько ей лет, возможно, по логике вещей, около 25, может быть, уже 30. Иногда моложавость сохраняется вплоть до зрелого возраста. Получается человек вне времени, особенно, если позволяет себе эксцентричность и инфантильность, свойственную юношеству.
Каталина была как будто бы неухоженная, то есть складывалось впечатление, что уход за собой включал исключительно душ с мылом. Она была худой, но это не та худоба, которую приходится добиваться усиленными тренировками и постоянным поддержанием диеты. Скорее, это малоприятная скитальческая сухощавость. Мне казалось, её жизнь была полна мытарств и беспорядочного течения, в Каталине отсутствовала манерность, при этом во внешности было что-то редкое, самобытное, что-то, что в единственном экземпляре заложила в неё природа и что нельзя воссоздать и наверняка получится плохо повторить. Это отличие выделяло её из толпы, делало непохожей на других, но вот в чём оно заключалось, разгадать было сложно. Это своеобразие было почти неуловимым: оно показывалось и тут же скрывалось среди неприметных черт.
Было также трудно сказать, каким был цвет её волос. Если я скажу, что тёмно-русым, это будет неправда. Её волосы были темными, русыми и выгоревшими, редко, а может быть никогда к ним не прикасалась рука парикмахера. Цвет волос точно передавал образ её жизни. Я уверена, что она часто пребывала на свежем воздухе, солнечные лучи падая как вздумается, выжигали клочки волос и делали их содержащими весь спектр русого.
Я, наконец, решила представиться:
– Меня зовут Кейт. Искала тебя, чтобы взять пару работ для галереи Дейва, который из Лондона.
Каталина, по-видимому, никогда не отказывала себе в удовольствии оставаться собой, она сразу же дала понять, что будет до конца и во всём честной – ничего не придумывать и ни за что не лгать: – О нет, Дейв… – она произнесла не то, чтобы с презрением, но с чувством опустошенности, словно открываешь подарок, коробка которого подходит под прообраз желаемого, а вот её наполнение оказывается прямо ему противоположенным. Разъяснять исступление Каталина не стала, зато предприимчиво подбросила идею: – Если будешь виски, закажи два.
Я поняла, что о нашем общем знакомом девушка помнит хорошо, даже не пришлось предоставлять никакой дополнительной информации, а ещё поняла, что меня ждёт какая-то невероятно интересная история. Тут же заказала уже окончательно изморившемуся к тому времени бармену два виски со льдом. Стаканы подлетели молниеносно, спустя пару минут знакомства мы оказались в том самом положении, когда всё располагало к разговору, случайное собутыльничество вообще особая разновидность неподдельной беседы.
Каталина в свойственной ей раскрепощенной манере рассказала, почему Дейв не лучшая отправная точка знакомства: – Дейв странный парень. Знаю его ещё с тех пор, когда он приезжал в академию, где я училась, посмотреть работы молодых авторов. Меня особо не выделял. Но однажды объявился, лет пять назад. Что-то вдруг ему понравилось. Начал уверять, что я талант, хотел сделать так, чтобы ко мне пришла слава. Я понимала, что, если пойду предлагаемым им путём, то создам себе массу ограничений. В какой-то момент мы всё-таки договорились о выставке в Москве. Но я потом передумала. – она замолчала и, глотая холодный виски, стала рассматривать людей по сторонам. Потом Каталина неожиданно приблизилась к уху и завершила монолог: – Я не то, что он хочет. Скажи, я не его формат. – осушив стакан до дна, она двинулась прочь от барной стойки в толпу. Мне молнией ударила мысль, что такая встреча как брошенный на полпути чемодан. Швырнув пятьдесят евро на стойку, я бросилась за моей новой знакомой. Народу в ресторане стало настолько много, что приходилось с трудом проталкиваться, чтобы пройти. Поэтому уже через пару секунд я поймала в толпе глазами Каталину и вскоре уверено шла за ней дыша прямо в спину. Она, видимо, почувствовала, обернулась, и подала головой знак, чтобы я шла за ней по направлению к выходу.
Мы вышли, был поздний летний вечер, за пределами душного заведения дышать было проще и приятнее. Кажется, я даже стала лучше соображать, поэтому поспешила то ли оправдаться, то ли извиниться, поскольку мне казалось, что я сама того не желая, обидела девушку, заставив вспомнить малоприятное из прошлого: – Дейв мой приятель. Сейчас я сама предложила тебя найти. Если всё так, то могу сказать, что и не видела ни тебя ни картины, тем более, галерея закрыта… – я мямлила себе под нос, и Каталине, кажется, было это совсем неинтересно, поэтому она резко прекратила мой невнятный поток мыслей, задав вопрос: – Ты пишешь?
– Нет, я не пишу. Продаю всякую всячину на аукционе. Обычно предметы старины.
– То есть не тратишься на рекламу. – Каталина присела на бордюр, я последовала за ней. Мимика была живой, выразительной, свободной, брови очень подчёркивали эмоции. Она двигалась так, словно ничего не весит.
– Я действительно плохо умею продавать то, в чём не уверена. А в старом уверена. – я была искренне удивлена, как точно Каталина подметила особенность того, чем я занимаюсь.
– Никогда не связывалась с аукционами, можешь говорить, что угодно. А Дейв чем сейчас занимается? – когда она сама вдруг вернулась к разговору о Дейве, в ней всё равно не было и намёка на напряжение.
