Филипп сел рядом, обнял ее и притянул к себе.

– Что?

– Эти дети. Вообще дети из пробирок, из инкубаторов.

– Почему?

– Они все какие-то ненормальные.

Он рассмеялся.

– Зо, что ты такое несешь?

– Не говори мне «несешь».

– Прости.

– У них всех есть какая-то атрофия чувств.

– Зо, какая, нафиг, атрофия чувств?

– Ребенок – часть природы. В нее не надо вмешиваться.

– Это нам с тобой повезло. А как же люди, которые не могут иметь детей?

– Это природа, Филипп. Судьба. Это все равно, что жаловаться на отсутствие кокосов в Мурманске. Я знаю, что не имею права так говорить, но уже слишком много злоупотреблений.

– Ты имеешь в виду наши проекты?

– Их в первую очередь. А еще – все эти однополые браки, одинокие родители.

– А как же твоя работа?

– Инкубаторы?

Подразделение Зо занималось разработкой инкубаторов для недоношенных детей, и она лично наблюдала за их внедрением в госпитали. В первый ее рабочий день, ей дали под контроль кейс: ребенок родился на 30 неделе беременности с весом 490 граммов, с врожденным медленным ритмом сердца, врожденной пневмонией, перенес уже грибковый сепсис – и никак не мог дорасти до своих 2 кг для установки кардиостимулятора.

– Это то же самое, – сказала Зо. – Ты же не думаешь, что из моей Клэр вырастит такой же ребенок, как из нормального доношенного малыша?

– Это все ерунда, Зо, демагогия, – покачал головой Филипп, сжав ее чуть крепче и поцеловав в макушку. Он отрицал, но на самом деле чувствовал: было что-то в ее словах.

– Они вырастут и будут жить рядом с нашими детьми, – продолжала Зо, – и наши дети будут любить их, ненавидеть, смеяться с ними, дружить, удивляться – а те не будут иметь обо всем это никакого представления.

На следующий день презентация получилась не убедительной. Филипп все время думал о словах Зо, о том, что он создает армию бесчувственных долгоживущих андроидов, и слова застревали у него в горле.

Мария подошла к нему после презентации.

– Я изучала документацию по Вашему проекту, и там все выглядит куда привлекательнее, чем Вы рассказали об этом. Вы же американец, искусство презентации должна быть у вас в крови.

– Я не американец, мэм, – сказал Филипп.

– Тогда все ясно, – она тронула его за плечо с женской многозначительностью. – Я бы проспонсировала Ваш проект.

– Очень рад, – смешался Филипп. – Спасибо.

– Не понимаю только, – продолжала она. – Вы не верите, что у вас все получится? Но у вас ведь уже получилось.

– У нас нет никаких долгосрочных исследований, мэм, – ответил Филипп. – Сложно сказать, что мы получим через 20 лет.

– Я готова лично поучаствовать в Вашей выборке, – очаровательно улыбнулась Мария, стряхнув с его плеча пылинку.

У Филиппа на спине выступил холодный пот: его соблазняли, предлагая ему курировать программу ЭКО? 21 век.

– Вы не опасаетесь последствий?

– Каких, дорогой доктор?

– Сломанных к 20 годам жизней.

– Я решаю проблемы по мере их поступления. Не понимаю, почему у Вас так мало энтузиазма, Вы же ученый, черт возьми!

Филипп смущенно улыбнулся.

– Уууу, – протянула Мария. – Тогда все дело в женщине, – она подмигнула ему. – Ваша жена?

Филипп растерялся еще больше, но в итоге кивнул.

– Ревнует Вас к работе?

– Думает, что я создаю бесчувственных андроидов, – нехотя сказал Филипп: ему не нравилось обсуждать Зо с кем бы то ни было.

Но Марии эта мысль показалась интересной.

– Она, должно быть, очень умная женщина. Она тоже в науке?

– Она врач.

– Я бы хотела с ней познакомиться, – неожиданно заявила Мария. – Приходите ко мне на ужин завтра в семь. Заодно обсудим детали предоставления Вам гранта на долгосрочное исследование от нашей компании.

***

– Филипп, ну куда я пойду? – Зо растерянно развела руки в стороны: с огромным, идеально овальным, животом она была похожа на дирижабль. – Мне нужно какое-то платье.

– Милая, она не звала на светский раут.

– Это Мария-Паула Розеноер. Ты видел ее дом? Погугли. Тебе туда тоже нужен будет галстук и фрак.

Филипп долго спорил.

Когда они подъехали на такси к каменной парадной в колониальном стиле и увидели, как двое человек во фраках выходят на улицу, Филипп сжал ее руку и горячо поцеловал. Для этого Зо была нужна ему: она читала ему людей вслух.

Он помог ей снять пальто.

– Доктор Зеер! – Мария выпорхнула из гостиной. – Добро пожаловать! Останетесь на ужин? А то все решили разойтись пораньше. Это Ваша жена?

Зо улыбнулась. С тех пор как стала видна ее беременность, она стеснялась своих размеров: ее было слишком много.

– Очень приятно, милая Зоя, – сказала Мария, изящно поправив декольте на платье. – У вас абсолютно очаровательная улыбка. Доктор Зеер не говорил, что вы беременны.

Зо погладила живот.

– Если бы все было не так очевидно, мы бы вообще держали это в тайне, – пошутила она.

Мария рассмеялась.

– Ну что Вы, милая моя, у меня самой двое. Первого я родила сама, второй был искусством.

– Искусством? – не поняла Зо.

– Суррогатная мать, – небрежно пояснила Мария. – Я познакомлю Вас! Сева, Тим!

На лестнице появились двое мальчиков, белокурых и голубоглазых. Зо привычно принялась о чем-то лепетать с ними, они посмотрели на нее холодно и отстраненно и быстро ушли наверх.

– У Вас очень красивые дети, – искренне восхитилась Зо. – Их отец, должно быть, тоже красавец.

Мария хихикнула, блеснув холодом серых глаз.

– Не у всех подобные вещи происходят естественно, милая Зоя. Они от доноров.

– Вам очень хорошо их подобрали, – пробормотала Зо совершенно по-идиотски. – Ведь фотографии, насколько я помню, по-прежнему не показывают?

Мария доверительно взяла ее под руку.

– За Ваши деньги Вам покажут, что угодно.

***

– Доктор Зеер сказал, что Вы против генетической модификации эмбрионов, – начала Мария, разложив гостям по тарелкам торт, – мне стало интересно познакомиться с Вами. В наше время мало кто обладает достаточной стойкостью в этих вопросах.

– Что Вы имеете в виду?

– Да бросьте, всё Вы понимаете. Все эти «Let’s make humanity great again». Все хотят идеальных детей: красивых, умных, послушных. Мы – родители будущих гениев. Вы не боитесь, что Ваши дети будут не конкурентоспособны?

– Почему Вы уверены, что Ваши будут непременно гениями?

– Севе шесть и он чемпион по шахматам среди десятилеток. Тим играет на альте, как сам Паганини, только в среду вернулись с его третьего концерта в Карнеги-холле.

Зо пожала плечами.

– Это ничего не говорит о будущем успехе и перспективе. Сколько гениальных детей вырастает и смешивается с толпой.

– Да, но не дети с генетически детерминированными талантами.

– Для того, чтобы разрешить Ваш вопрос, как раз и нужны перспективные исследования, – вставил Филипп.

– Ну, так давайте войдем в выборки, – Мария откинулась на спинку стула. – Обожаю соревнования. Сравним результаты через двадцать лет.

– Для этого нужны критерии.

– Мы сравниваем уровень успеха или счастья? – уточнила Зо.

– И то, и то, конечно.

– Нужны шкалы, – повторил Филипп.

– Обычные, десятибалльные? – предложила Мария.

– Нет, это сделает исследование субъективным. Нужно что-то нерушимо-независимое.

– Ну, тогда давайте накидаем: топ-позиция в компании, уровень зарплаты, недвижимость, дни отдыха к дням работы, мили путешествий в год.

– Для счастья, – перебила ее Зо, чувствуя, как ребенок пинается у нее внутри, – часы смеха в неделю, количество мечт и исполненных мечт в год, число любимых людей.

– Как Вы это будете считать?

– Через двадцать лет мы что-нибудь придумаем.

– Считаете, что одинокие люди не могут быть счастливыми?

– Не могут.

Филипп спешно проглотил кусок торта.

– Я запишу это все, но с поправкой на критерии счастья через двадцать лет.