Мое путешествие из горного региона можно назвать каким угодно, только не «приятным», и я никогда не пойму, как ухитрился не замерзнуть насмерть. Я прошел через множество деревень, где ко мне относились с осторожным уважением, раздобыл теплую одежду и еду. Однако никто из тех, с кем я разговаривал, не понимал по-английски, а местные диалекты не были мне знакомы. Так я провел почти месяц, прежде чем мне удалось получить, как я смел надеяться, подтверждение моих выводов о том, что я нахожусь в моем времени. Появилось несколько примет — обрубок дерева, скала странной формы, небольшая речушка, — показавшихся мне знакомыми. Я знал, что нахожусь поблизости от пограничного поста, на который некогда совершил нападение Шаран Канг. Это нападение и стало причиной для моего первого посещения Теку Бенга, ставшего моим путешествием в иное время.

Примерно день спустя показался и сам пост — несколько бараков, окруженных немногочисленными кирпичными постройками местных жителей; все это было обнесено крепкой стеной. Здесь погибли наши служащие из местных уроженцев и их командир, английский офицер, и я возносил горячие молитвы за то, чтобы найти все так, как я это оставил. И на самом деле, я увидел все признаки недавних боевых действий, что меня, разумеется, очень воодушевило! Шатаясь, я прошел мимо рухнувшей решетки ворот маленького форта, все еще надеясь, вопреки очевидности, найти отделение пунджабов и гуркхов, которое я оставил здесь перед своей экспедицией в земли кумбалари. Во всяком случае, в поселке были солдаты. Я закричал от облегчения. Голод и усталость ослабили меня, голос мой прозвучал довольно жалко в теплом весеннем воздухе, однако солдаты повыскакивали, держа оружие наготове. И только в этот момент я заметил, что все они были белыми. Без сомнения, индийских солдат заменили британцами. И все же эти люди совсем недавно побывали в бою, это было очевидно. Неужели пока я находился в экспедиции в горах, в логове этой старой лисицы Шаран Канга, на форт напала еще одна банда?

Я крикнул:

— Вы англичане?

Ответ был краток:

— Надо полагать!

И я без сил рухнул в сухую пыль.

Когда я очнулся на раскладной кровати в том, что осталось от спальни, мой первый вопрос, вполне естественно, был:

— Какой у нас нынче год?

— Какой год, сэр? — Мне отвечал молодой парень с умным лицом. На красной форменной куртке (это была форма «Роял Лондондерри», полка, действовавшего в тесном сотрудничестве с моим) у него были полоски фельдфебеля; в руке — жестяная чайная чашка. Он поддержал мою голову, помогая сесть.

— Прошу вас, фельдфебель, сделайте это для меня, хорошо? Какой сейчас год?

— 1904, сэр.

Следовательно, я «отсутствовал» два года. Это многое проясняло. Я с облегчением отхлебнул довольно жидкого чая (только потом я узнал, что это был их последний чайный запас) и представился. Я назвал свое звание и свой полк; сообщил фельдфебелю, что, насколько мне известно, я — единственный, кто остался в живых из той карательной экспедиции, что была отправлена два года назад; что находился в плену и бежал; довольно долго блуждал по окрестностям и только теперь сумел выбраться к своим. Фельдфебель выслушал мою историю не выказывая, противу ожиданий, ни малейшего недоверия, однако его следующие слова возбудили опять мою тревогу.

— Стало быть, вы ничего не знаете о войне, капитан Бастэйбл?

— О войне? Здесь, на северо-западе? Неужели все-таки русские…

— В настоящее время это — одно из немногих мест, которые почти не задеты войной, однако в своем предположении вы совершенно правы: Россия числится теперь среди наших врагов. Война охватила весь мир. Я сам и около двадцати солдат — вот и все, что осталось от армии, которая тщетно пыталась защитить Дарджилинг. Город и обширные территории внутри страны находятся во власти русских, а их, со своей стороны, теснит Арабский Альянс. Лично я надеюсь, что русские еще держатся. Они, по крайней мере, оставляют пленных в живых, а если убивают, то быстро. По нашим последним данным, дела обстоят именно так…

— Почему же из Великобритании не приходит подкрепление?

Фельдфебель бросил на меня страдальческий взгляд:

— Мне кажется, родина сейчас мало чем может помочь нам, сэр. Европа пострадала куда больше, чем Азия, поскольку на нее обрушились чудовищные бомбовые удары. Война в Европе закончена, капитан Бастэйбл. Здесь же она продолжается — своего рода альтернативное поле битвы, где выигрыш чертовски мал, кто бы ни победил. Что до топлива, то ситуация довольно неприглядна: горючего нет, ни один британский самолет, вероятно, не сможет взлететь — если только существует еще хотя бы один…

Его слова становились для меня все менее и менее понятными. И лишь одно ужасное обстоятельство постепенно прояснялось, наполняя меня отчаянием: этот мир 1904 года имел с моим собственным еще меньше общего, чем тот, откуда мне удалось бежать.

Я попросил фельдфебеля кратко обрисовать для меня мировую историю, как описал бы он события ребенку, и в качестве объяснения снова прибег к давней сказке о потере памяти. Молодой человек принял и это объяснение и любезно предоставил мне краткий отчет мировой истории, начиная с последней четверти XIX столетия. Она радикально отличается от истории вашего мира, мистер Муркок, как отличается от того мира будущего, который я вам описал.

Итак, примерно в 1870 году в Чили объявился гений, который в несколько лет изменил участь обездоленных; создал изобилие там, где прежде царили голод и нужда; принес комфорт и роскошь туда, где некогда была лишь горькая нищета. Его звали Мануэль О’Бин. Он был сыном осевшего в Чили ирландского инженера и наследницы чилийского миллионера (возможно, самой богатой женщины Южной и Центральной Америки). О’Бин обладал огромной способностью к обучению и в чрезвычайно раннем возрасте начал делать удивительные открытия. Излишне говорить о том, что отец всячески поощрял его, и О’Бин еще до восьми лет выучился всему, чему только мог научить его отец. Благодаря материальным средствам, которые обеспечивало ему богатство его матери, не существовало никаких препятствий для развития гениальности О’Бина в области техники. В неполные двенадцать мальчик изобрел целый ряд новых горнодобывающих машин, которые были использованы на месторождениях полезных ископаемых, принадлежащих его семье, и увеличили благосостояние семейства в сотни раз. И дело было не только в том, что он обладал огромным талантом в проектировании и создании новых машин; он был наделен также умением открывать новые источники энергии, менее трудные в эксплуатации и бесконечно более дешевые, чем то простое горючее, что использовалось до сих пор. Он разработал метод преобразования электричества, так что теперь его можно было поставлять не по кабелям, а лучами, причем, почти в любую часть света. Его генераторы были маленькими, удобными в обращении и требовали минимума энергии. Именно от них работало большинство изобретенных им машин. Были изобретены различные новые моторы, наконец, мудреные модификации паровых турбин, которые работали от быстро нагревающихся жидкостей вместо воды.

Наряду с горными и сельскохозяйственными машинами, в эти годы О’Бин интересовался военной техникой и создал десятки чрезвычайно эффективных военных машин (не следует забывать, что он был всего лишь пятнадцатилетним мальчиком и, как всякий мальчишка, очень увлекался подобными вещами). В числе прочего появились подводные лодки, самоходные орудия, воздушные корабли (эту разработку он создал совместно с великим техником и воздухоиспытателем, французом Ла Пересом) и моторизированные бронированные автомобили, которые называли «сухопутными броненосцами». Однако как только гражданское сознание О’Бина развилось в полной мере, он отказался от милитаристского направления в своих исследованиях. Еще до того, как ему исполнилось восемнадцать, он дал клятву никогда более не использовать свой талант в военных целях. Вместо этого он решил направить все усилия на машины, которые позволят оросить пустыни, выкорчевать леса и превратить мир в плодороднейший сад, способный прокормить голодающих и тем самым уничтожить основные предпосылки разногласий между людьми.