Я смотрел, как наши спутники разбивают палатку для Лу и меня; потом бросил взгляд на горы, высившиеся над нами, — и мне показалось, что вдали я замечаю человека, крадущегося за скалой. Я сообщил об этом мистеру Лу. Он охотно согласился с тем, что я действительно мог кого-то видеть.
— Ничего удивительного. Возможно, это только разведчик, который должен убедиться в том, что мы не являемся замаскированной под караван военной экспедицией. Он не станет нам докучать, я почти уверен.
В ту ночь я плохо спал и, должен признаться, в своей крайней усталости начал сожалеть о том, что ввязался в это приключение. Не закончится ли вся эта авантюра чудовищной резней? Не случится ли так, что под утро мой изуродованный труп останется плавать в луже крови среди разгромленного лагеря? В таком случае я буду не первым европейцем, который по глупости пустился в подобное путешествие и поплатился за это жизнью. Когда же я наконец заснул, меня терзали отвратительные сновидения, самые жуткие, какие я когда-либо видел. И все же я проснулся непостижимым образом отдохнувшим и даже успокоившимся. Постепенно я даже начал видеть свои шансы добраться до долины Утренней Зари в весьма оптимистическом свете и с большим удовольствием проглотил какую-то сухомятку, которую нам подали на завтрак.
Мистер Лу решил, что обязан сказать мне то, что думает по поводу моей манеры держаться.
— Мы, китайцы, — заметил он, — гордимся своим стоицизмом, однако нам следовало бы поучиться у вас британскому его варианту!
— Это не стоицизм, — возразил я. — Просто настроение, я не могу этого объяснить.
— Вероятно, у вас чутье на удачу. Вот это было бы прекрасно. — Он указал на скалистые горы, стискивающие наш лагерь с обеих сторон. — Сегодня ночью нас окружил довольно большой отряд. Мы угодили в котел.
— Они нападут на нас? — Я огляделся по сторонам, однако не заметил и следа солдат.
— Я бы, скорее, предположил, что этот маневр — всего лишь мера предосторожности. Возможно, они все еще предполагают, что мы лазутчики или замаскированное воинское подразделение.
Теперь я заметил, что наши люди выказывают признаки беспокойства, пальцы их невольно ощупывают ружья и патронташи, они поглядывают на горы и перешептываются. Лу Кан-фон казался единственным, кто не тревожился вовсе; он велел навьючить лошадей; люди послушались, правда, поначалу попытавшись спорить. Только когда последний узел был привязан и мы уже хотели сесть на наших лошадей, показались солдаты.
В противоположность солдатам правительственных войск, эти были одеты чисто по-китайски: просторные рубахи и брюки черного, желтого, белого и красного цвета. На больших кругах спереди и сзади блузы имелись надписи китайскими иероглифами, которые, скорее всего, обозначали звание и полк. Некоторые носили маленькие шапочки, другие — широкополые соломенные шляпы. Все были чисто выбриты и дисциплинированны, и все вооружены современными карабинами немецкого производства. Они навели на нас ружья, прижимая их к бедру, вместо того, чтобы прижимать к плечу. Это доказывало, что они не собираются стрелять прямо в нас. Мистер Лу тотчас поднял руку и приказал своим людям не хвататься за оружие. Словно в ответ на это из-за высокого густого кустарника показался всадник такой причудливой наружности, что мне почудилось, будто он специально нарядился в карнавальный костюм для какого-нибудь празднества.
Человек медленно приближался к нам на своем лохматом пони, спускаясь вниз по склону горы. Росту в нем, должно быть, было более ста восьмидесяти сантиметров. Он был широкоплеч и широкогруд. Его длинное бархатное одеяние было расшито по подолу изображениями морских волн и других китайских мотивов; поверх он набросил длинный шелковый плащ с роскошно вышитыми четырехугольниками на груди и спине. Просторные рукава, которые маньчжуры, когда их династия взошла на трон, насаждали среди китайцев, закрывали кисти его рук. Высокие сапоги; на шее — цепь из огромных желто-коричневых жемчужин, свисающая почти до талии; и в завершение всего — круглая, похожая на венчик шапочка с длинной, красной кисточкой. На бедре — длинный меч, другого же оружия я не заметил. Всадник держал поводья одной рукой, другая покоилась на рукояти меча; каким-то образом ему удавалось сохранять при этом весьма впечатляющую осанку. С огромным чувством собственного достоинства он скакал вниз под гору, к тому месту, где мы стояли как вкопанные.
Когда он подъехал к нашему лагерю, остановил пони и смерил нас взглядом своих блестящих черных узких глаз, выражение его лица оставалось загадочным. Мистер Лу и я были удостоены особенно пронзительного взора. Покуда этот человек исследовал мою персону, я решил прервать молчание, слегка поклонился и сказал по-английски:
— Доброе утро, сэр. Я британский подданный и совершаю приватное путешествие с этими торговцами. Сожалею, если мы по неосмотрительности вторглись в области, где вы, вероятно, не желали бы видеть никаких путешественников…
Моя довольно сбивчивая речь была прервана. Роскошный всадник, фыркнув, обратился к мистеру Лу:
— Знаете, кто я такой? Знаете, где находитесь? Какие объяснения можете привести в оправдание свое?
Мистер Лу низко поклонился, прежде чем отвечать.
— Я знаю, кто вы, почтеннейший, и смиренно прошу прощения за то, что вам пришлось утруждать себя инспекцией нашего каравана. Мы ехали по железной дороге, покуда вчера поезд не остановился перед препятствием и не вынужден был возвратиться в ближайший город. Мы решили продолжить наше путешествие…
— Мы видели, как вы покинули военный транспорт. Вы шпионы или нет?
— Ни в коем случае, о могущественный генерал Лю Фан, Этот транспорт был единственным средством передвижения, какое мы нашли. Мы купцы и направляемся по торговым делам в Шаньдун.
— Кто этот иноземец?
— Англичанин. Хочет написать книгу о нашей стране.
В ответ на эту поспешно выдуманную сказку в глазах Лю Фана мелькнула искра интереса. У него не было никакого повода полагать во мне нечто иное, кроме нейтрального наблюдателя (чем я в действительности и был), и, вероятно, он счел полезным выказать немного доброй воли по отношению к одному из европейцев, к чьей помощи он стремился.
— Скажите вашим людям, чтобы сложили оружие, — приказал он, и мистер Лу тотчас выполнил его требование. С мрачными взглядами люди сняли с плеч ружья и побросали их на землю.
— Какова цель вашего путешествия? — спросил меня генерал на неправильном французском.
Я отвечал на том же языке:
— Я слышал об одной прекрасной долине в этих землях. Ее называют долиной Утренней Зари. — Я не видел никакого смысла в том, чтобы ходить вокруг да около, к тому же у меня, возможно, еще долгое время не будет другой возможности справиться о местонахождении моей цели.
Совершенно очевидно, это название было знакомо генералу Лю Фану, однако реакция его была своеобразной. Он наморщил лоб и бросил на меня в высшей степени подозрительный взгляд.
— Что вы там ищете?
— Ничего определенного, — ответил я. — Мои интересы касаются этого места единственно в географическом отношении.
Увидев его реакцию, я остерегался открывать ему большее.
Он, казалось, успокоился и для начала вполне удовлетворился моим ответом.
— Я бы отсоветовал вам посещать эту долину, — заметил он. — В этой области рыщет довольно много разбойников.
Я иронически спросил себя, как бы он охарактеризовал, в таком случае, самого себя, однако, разумеется, не стал знакомить генерала с этим моим суждением. Вместо этого я сказал:
— Благодарю за предупреждение. Возможно, под защитой вашей армии мне удастся…
Он сделал нетерпеливое движение рукой.
— Я веду войну, мусье, и не могу выделить ни одного человека для того, чтобы тот сопровождал иностранного журналиста.
— Прошу прощения, — сказал я с поклоном.
Ситуация продолжала оставаться очень напряженной, и я заметил, что солдаты до сих пор держат оружие направленным на нас. А по обеим сторонам долины притаилась еще по меньшей мере сотня хорошо замаскированных противников.