Я очень сожалел о том, что наше пребывание здесь не будет долгим, и пока мистер Лу устраивал свои дела, использовал каждую свободную минуту, чтобы осмотреть в этом городе как можно больше интересного. Кроме того, я коротко переговорил с британским консулом, рассказал ему о моих первых шагах в Китае, справился о Бастэйбле; а также заказал немного денег, попросив по телефону выслать их мне сюда.

Второй этап путешествия мы проделали на пароходе. Лошади пока что нам не требовались. Я уже начинал завидовать животным — они выглядели настолько довольными, что для меня это было удивительно. В трюме большого колесного парохода для них были подготовлены стойла, и они довольно охотно направились в свое тесное пристанище. Лу и я разместились в отдельных каютах, предназначенных для купцов, куда нам тотчас же принесли обед.

Пароход отчалил точно по расписанию, и вскоре могучая Янцзыцзян несла нас на своей груди в Учан, нашей следующей цели и месту отдыха. Я был немного огорчен тем обстоятельством, что нам приходится делать такой большой крюк.

Такой путь, заверил меня мистер Лу, — самый верный, ибо предлагает нам наибольшую вероятность достигнуть цели, поскольку эта часть Китая политически чрезвычайно нестабильна. Кроме того, он узнал, что, по слухам, генерал Чжан Шунь близко подошел к городу, и в окрестностях возможны тяжелые бои. Я уже успел приметить большое количество солдат и укрепленных позиций на центральных улицах города и охотно поверил ему в том, что мы едва не оказались в эпицентре военных событий.

В любое другое время я бы предпочел остаться и стать свидетелем столкновения, но сейчас для меня было куда важнее напасть на след Бастэйбла. К тому же, я не мог рисковать потерей такого знающего проводника и спутника, как Лу Кан-фон.

О генерале Чжан Шуне я уже слышал кое-что и считал его висельником чистейшей воды. Во всех областях провинции его бандиты оставляли после себя страшные опустошения; они грабили все, что ни попадалось под руку, сжигали дотла деревни, насиловали женщин.

Но вот уже Нанкин с его проблемами далеко… Временами начинало казаться, будто наш пароход — единственное транспортное средство на много миль кругом. По мере того, как река становилась шире, нам встречалось все меньше и меньше кораблей. Колеса нашей старой развалюхи медленно, но верно толкали пароход с размеренностью и даже некоторой бодростью. Дым из трубы низко стелился над водой, порой глубокой и голубой, но чаще — мелкой и желтой. По обоим берегам простирались теперь холмы, и по многообразию оттенков зелени они оставляли далеко позади даже милые английские пейзажи. На самом деле я вспоминал об Англии тем больше, чем дольше смотрел на Китай. Единственное различие заключалось в масштабе. Если в Англии подобный пейзаж занял бы одну-две мили, в Китае он растянулся на добрых тридцать! Как и у меня на родине, в Китае возникало такое впечатление, будто земля возделывается здесь с начала времен, и ухаживают за ней осмотрительно, с уважением к естественному ее состоянию.

На третий день нашего путешествия вверх по реке случилось первое неприятное происшествие. Стоя на палубе, я любовался западным берегом, который был к нам ближе, и наслаждался моей первой трубкой за этот день, когда внезапно услышал громкий щелчок и в том направлении, откуда донесся звук, увидел белое облачко дыма. Всмотревшись повнимательнее, я разглядел семерых всадников с ружьями. Последовало еще несколько выстрелов, и я услышал, как что-то свистнуло в такелаже над моей головой. Я понял, что нас обстреливают, и торопливо побежал по палубе к рубке, чтобы предупредить капитана-голландца.

Старый шкипер Корнелиус улыбнулся мне, когда я рассказал ему о случившемся.

— Вам лучше оставаться внизу, минхеер, — сказал он и запыхтел своей трубкой. Пот бежал по его широкому красному лицу — в душной рубке не было ни ветерка.

— Не выйти ли нам на середину реки? — осведомился я. — Ведь иначе мы подвергаем себя определенному риску.

— О да, мы подвергаем себя риску, нет сомнений, но на середине реки опасность куда страшнее. Течение — оно здесь очень сильное, сэр. Будем надеяться, что ничего серьезного не случится. В последнее время они все время в нас палят. Пароход для них все равно что военный транспорт.

— Кто эти люди? Не могли бы мы подать на них жалобу властям?

— Очень может так статься, что они-то как раз начальство и есть, минхеер. — Корнелиус рассмеялся и хлопнул меня по плечу. — Не беспокойтесь, ладно?

Я последовал его совету. В конце концов, ничего другого мне и не оставалось. Вскоре опасность была позади.

В течение двух последующих дней ничего подобного с нами не повторялось. Один раз я видел, как горит целый поселок. Зловещее красное пламя разгоняло сумерки; густой черный дым тянулся над рекой, смешиваясь с дымом из нашей трубы. Охваченные паникой люди пытались пробраться к сампанам; другие кричали нам с берега и звали на помощь. Однако капитан не желал иметь с этим никакого дела и заявил, что будет самоубийством останавливаться, поскольку в подобном случае мы немедленно подвергнемся нападению. Ход его мыслей был мне понятен, но я жестоко терзался, ибо мы проходили достаточно близко, чтобы разглядеть искаженные от ужаса лица женщин и детей. Многие женщины стояли по пояс в воде, прижимали к себе детей и звали на помощь.

На следующее утро я увидел несколько кавалерийских соединений в мундирах центрального правительства. Они скакали так, словно сам дьявол преследовал их по пятам. За ними неслись их нерегулярные союзники — или преследователи, трудно было разобрать. Вечером мне довелось наблюдать, как по огромному мосту, перекинутому в самом узком месте реки, шестерка лошадей тянет полевую артиллерию. Воинское подразделение, очевидно, побывало в тяжелом бою, потому что солдаты были измождены, грязь налипла на колеса телег и приклады ружей и, судя по некоторым признакам, они израсходовали почти все свои боеприпасы (я видел только один ящик с патронами, остальные были, вероятно, брошены пустые). В красном сиянии заходящего солнца они выглядели так, словно только что возвратились прямо из ада.

Я был рад добраться, наконец, до Учана, однако следующий этап нашего путешествия вызывал у меня серьезное беспокойство, потому что теперь нам предстояло ехать на лошадях. Небольшой отрезок пути пролегал по берегу реки; затем нам надлежало свернуть и взять направление на Шансянь — покуда мы не сможем пересесть на поезд до Гуаншуй. Таково было наше первоначальное намерение. Но тут до наших ушей дошли слухи о том, что бандиты взорвали все железнодорожные пути на Гуаншуй.

Из трех близко расположенных друг к другу городов Учан — самый красивый; Хуайнин и Ханькоу постепенно приобретают расплывчато-европейский облик и все в большей степени становятся индустриальными центрами.

В Учане у нас так и не было настоящего отдыха. Было объявлено военное положение, и над городом висело мрачное настроение. Кроме того, зарядили дожди — тихая морось, которая каким-то таинственным способом ухитряется промочить всю одежду насквозь и выстудить тело до самых костей. Служащие, выскочившие из административных зданий порта при нашем прибытии, поспешно проглядели наши бумаги, перерыли наш багаж и тут же принялись подозревать в нас бандитов или революционеров. Лучшие отели были почти все оккупированы офицерами высших чинов, и в конце концов мы были вынуждены остановиться на не совсем чистом постоялом дворе неподалеку от порта. Но и здесь повсюду было предостаточно солдат, нарушавших ночную тишину пьяными воплями. Жаль мне города, который будут защищать подобные вояки!

Мистер Лу исчез очень рано утром и возвратился, когда я поглощал свой безвкусный завтрак из риса и какой-то рыбы, преподнесенный мне под многочисленные извинения нашего хозяина. Ничего другого не осталось, сказал он, солдаты слопали буквально все — и ни один ни гроша не заплатил.

Мистер Лу выглядел очень довольным: ему удалось найти места в ближайшем же поезде, покидающем Учан. Поезд был предназначен преимущественно для переброски солдат, но к нему присоединяют несколько грузовых вагонов. Если меня не пугает неудобство путешествия вместе с лошадьми и их всадниками, то мы можем отправляться немедленно.