В моей голове всё интенсивнее работал анализ, переходящий в обобщение!
Стоп! Эврика!
Вот оно, основа основ – эволюция! А что, если подтолкнуть её? Это в моих силах. От внутривидовой борьбы я отказался из-за возможной гражданской войны, а половой отбор для меня был не осуществлён в силу малочисленности генетического материала, то есть, себя. В принципе, да в принципе, мне пришла изумительная мысль поставить туземцев в благоприятные лабораторные условия, подвергнуть их уникальному эксперименту. Благо условия есть – сама природа, и есть материальная база – мои идеи и, ещё немаловажно, мое глубочайшее понимание и убежденность того, что сила разума побеждает сон тьмы. Увы! Железную дорогу я построить не имею возможности, но просветительскую и научную роль в культурном воспитании туземцев сыграть сумею. А это путь в цивилизацию! Для меня было просто любопытно, что произойдет, когда столкнется внутренняя дремучесть туземцев и внешний слой их быстро растущей восприимчивости к прогрессу.
Логика моих рассуждений была следующая:
*Их культура несовершенна, недостаточно сильна, но достаточна, чтобы не начинаться с нуля и вобрать в себя самое лучшее из других культур, отбросив все наносное, закоснелое, языческое, не изобретая велосипед;
*Я явился как пророк, чтобы протянуть руку дружбы и предложить всем сердцем содействие;
*Моя помощь пришлась вовремя и пойдет им только на пользу;
Какие-то мгновения я ещё ошеломленно углублялся в варианты. Но направление рассуждений было правильным. “Не вешай нос, дружище! – говорил я сам себе. – Ведь все разумные существа произошли от животных, которым когда-то за свое существование пришлось вести нешуточную борьбу, настолько ожесточенную и длительную, что они видоизменились до неузнаваемости и развили свой мозговой аппарат, чтобы не погибнуть. В них заложен элементарный инстинкт к самосовершенствованию, требующий своего дальнейшего развития”.
А далее, в знак особого расположения ко мне, подходя по одному, туземцы пожимали мою руку выше локтя. А это уже кое-что да значило.
На остров прибыли очередные гости, но и от них последовало дружелюбие.
Рассказ о том, как я братался с каннибалами
Мои треволнения и страхи последних часов за свою жизнь оказались напрасны. Вопреки общепринятому мнению, что на совести дикарей не только Джеймс Кук, туземцы оказались милые, безобидные и общительные существа. Даже не верится, что это те самые овеянные классической литературой кровожадные людоеды, могущие иногда отвлечься от своих каннибальских пиршеств над несчастными и быстро перенять внешние атрибуты иной, более высокой культуры.
Удивительно, но это так, хотя их непосредственность в поведении умиляет меня, поражает все больше и больше, пугает и настораживает.
Ситуация меняется, чуть ли не поминутно. Как когда-то изобретение колеса ускорило развитие истории, так, похоже, появление воздушных шариков, наборов иголок, пуговиц и катушек с нитками производит настоящую культурную революцию у туземцев.
Итак, я сделал первый и очень важный для себя вывод: попытка перекинуть мост между мной и туземцами увенчалась успехом. Они сразу же по достоинству оценили мои дары: надувают шарики и весело хлопают ими друг друга по голове, восторгаясь звуком “буф-буф”, когда шарики лопались. Но ещё эффектнее получалось, когда натягивали их, как маски, на головы. Очень увлечены и радуются, как малые дети.
Преподнесли очередной презент – корзину кокосовых орехов.
Под вечер улица будущей деревни была расчищена от растительности, были красиво убраны пальмовыми ветвями первые три хижины, и все воины собрались праздновать нашу эпохальную встречу, устроив пир. В кострах запекали обмазанную глиной рыбу, а рис в пальмовых листьях тушился прямо под кострами.
Меня привлёк визг собаки. Высокий воин волок ее на веревке в мою сторону. Подойдя ко мне, перехватил ее за задние лапы и ударил с размаху головой о дерево. Размозжив таким образом череп, положил тушку к моим ногам.
Дабы не обидеть дары приносящих, мне не оставалось ничего другого, как принять подарок, но попросил, чтобы они сами приготовили кушанье. Когда подали дымящееся мясо, я раздал его обступившим меня папуасам, не оставив себе ничего, этим подняв собой авторитет альтруиста.
Вождь племени масоку Нь-ян-нуй (Тот, который поднимает всех с утра) сидел возле большого дерева и занят был тем, что бруском какого-то камня обтачивал свои передние резцы на манер крокодильих, иногда, скалясь, обнажал оба ряда остроконечных кривых зубов, которые позволяли пище двигаться только в сторону глотки.
Он подумал, что я недоволен собакой и взмахнул рукой. Цепочка из четырех воинов на головах уже несла пятиметрового питона. Судя по тому, что хвост вращением искал опору, я догадался: питон живой! Сделав надрезы вокруг шеи и вдоль, они ловко сдернули шкуру с еще живого змея.
Но и тут они увидели очередное моё искусственно продемонстрированное равнодушие, что вождя и шамана не удовлетворяло.
Ждать пришлось недолго, собрался остальной народ, а двое туземцев внесли на плечах толстый бамбук с привешенной к нему свиньей.
Вождь, держа в руках зеленую ветку, подошел торжественно к свинье и произнес при общем молчании речь:
– Да здравствует, белый человек, посланный нашим богом Дуссонго! Теперь, когда ты будешь с нами, манирока будет совсем худо! Эта свинья дается тебе жителями острова в подарок. Её снесут в твою хижину. Свинья будет кричать и умолять оставить ей жизнь, а ты не послушаешь ее. Ты заколешь её копьем, и она умрет. Ты развяжешь веревки, разделаешь, опалишь щетину, разрежешь свинью и съешь ее!
Кончив речь, вождь заткнул зеленую ветвь свинье за ухо. Мне поднесли копье. Все хранили молчание и ждали чего-то. Я понял, что дожидались моего разящего удара. Я подошел к свинье, погладил её за ухом и, собрав всё моё знание языка масоку, высказал следующее:
– Я пришел к вам из-за моря не за свиньей, а, чтобы видеть вас, ваши хижины, ваши горы, ваше море! Если вы будете хороши, то и я буду хорош! Если вы будете красивы, то и я буду красив! Если вы будете мне братьями, то и я буду вашим братом!
В подтверждение раздались крики:
– Белый человек хорош, красив, и наш брат!
Напомнили еще раз о копье и потребовали от меня решительных действий. Пришлось разыграть сценку обратного дарения, которое было оценено теми же возгласами:
– Белый человек хорош, красив, и наш брат!
Весь вечер вождь выражал мне полное доверие и признательность, одновременно радость по случаю моего появления у них, потому что я – первый белый человек, которого они видели. Я показывал рукой вдаль в знак согласия, и они с почтением думали, что я посланец от их божества.
Основа дружеских отношений была заложена – это стало очевидным, как ясный день. Только бы не сорваться, больше психологической чуткости, такта, большего понимания внутренних потребностей туземцев, больше вникания в их жизнь и никаких конфликтов – всяческое ускользание от них. Мой разум должен научиться тонко воспринимать их поведение, упорядочивать его в систему и направлять в нужное русло.
Затем туземцы затеяли воинственную пляску с копьями. Танцы у них состоят из грубых телодвижений, необыкновенных поз с приседаниями, резких жестов и прыжков в сторону – всё это под такт музыки, состоящей из битья колотушками в один или несколько барабанов, или об стволы деревьев. Для дикарей это такая же забава, как для нас вальс или танцы-обжиманцы.
Но вот туземцы выстроились в две фаланги и грозно взметнули копья. Глядя на воинов, я заметил, что они не просто переступают, а каждый раз сильно притопывают ногами, продвигаясь навстречу друг другу никак не больше десяти сантиметров. Земля задрожала. Иногда они давали волю своим голосовым связкам “Хак-хак-хак!”, и в звуках слышалась буря страсти, неумолимая ярость мщения, жажда смести врага с лица земли, радость борьбы с ним. Когда же звуки стихали, мне чудилось тихое всхлипывание оставшейся на родине моей жены Раи, её горести и тревоги.
