– Подождите здесь и смотрите, пока я не прикончу этого белого человека.
С этими словами он сложил свою ношу на землю, достал нож и знаками велел мне глядеть вверх. Я понял, что он приказывал в последний раз взглянуть на небо, потому что готовился меня туда отправить. Приближаясь мелкими шажками, Ка-ра-и-ба-га поднял нож над головой, целясь в меня. Какое-то время между нами продолжался безмолвный поединок взглядами и кружениями вокруг. Замерев некоторое время в таком зловещем положении и поняв, что этим меня не запугаешь, он – как воины перед битвой – начал бесноваться, прыгая из стороны в сторону и испуская победные вопли. Так как он при этом продолжал изрыгать проклятья и целиться в меня, я решил действовать на опережение. Да, я понимал, что жизнь мне скупо отпускала средства к существованию, и что сохранить её удастся лишь при крайнем напряжении всех сил. Неожиданный оборот вокруг себя и моя нога, вобравшая в себя полет и энергию пращи, молниеносно сделала то, что никто из присутствующих туземцев толком ничего не понял.
Шамана по воздуху отбросило на несколько метров, а его спутники разом, точно снопы, пали на землю. Ноги их так тряслись, что они, вставая, не могли устоять даже на корточках. Некоторые осмелились взглянуть в мою сторону, поднимая немного голову. Было интересно видеть выражение страха, написанное на их лицах: рты полуоткрыты, языки чуть не выпали, глаза также были расширены более обыкновенного, но ещё никто не мог внятно произнести слова.
– Унеси своё страшное оружие! Не мечи молнии! – повалившись в ноги, стали просить они. Трясущимися руками многие из них делали знаки, чтобы я больше не повторял этого.
Последствия от удара шаман ощущал долго. Лишь к концу следующей недели его сознание прояснилось, а состояние несколько улучшилось. Об этом в деревне только и разговоров было.
Многие сошлись в одном мнении:
– Да, это был удар молнии!
– Только почему-то в ясный день! – сомневались скептики.
Брожение в разговорах приняло громкий характер обсуждения и под конец все пришли к заключению:
– Очень правильно – бог Дуссонго может всё, он молнией убил шамана и тут же подарил ему жизнь!
Все принялись криками на всю деревню превозносить божество.
– Бог Дуссонго велик!
– Бог Дуссонго умен!
– Бог Дуссонго великодушен!
Диву даюсь, но туземцы очень смышленый народ, а некоторые их представители чересчур мстительны. Это я опять про шамана, который не удовлетворился объяснением про удар молнии без грома.
Он настойчиво кружил кругами вокруг меня, он надзирал с удивительным упорством и проворством за всеми моими передвижениями, но уже не задирался, и наши мимолетные встречи нос к носу он всегда обставлял словами:
– Как, ты ещё не уплыл за море? Почему не покинул остров к своим друзьям, ведь ты обещал?! – Его наивная искренность меня поражала.
Проникновение в мое жильё стало его идеей фикс. Нового посещения в хижину надо было ожидать день на день и, так как дикари очень чувствительны к незнакомому шуму, я решил устроить шаману сюрприз. Очередной его визит был встречен торжественным фейерверком с взрывом. Я надул штук пятьдесят воздушных шаров и спокойно улегся отдыхать от дневной духоты. Ждать не пришлось долго. Когда шаман в свой приход – на этот раз днем – сунулся носом в мой дом, колючки мигом пронзили шары. Хлопок был такой силы, что лицо Ка-ра-и-ба-ги представляло забавное зрелище: оба его глаза расширились, губы плотно сомкнулись, щеки побелели. Через секунду шамана словно ветром сдуло, а вслед за ним в деревне поднялась суматоха и крики, от которых содрогнулись небеса.
Некогда гуси спасли римский Капитолий от варваров, а воздушные шары меня. “Спасибо вам, милые!” – мысленно произносил я хвалу.
После этого случая шаман долго не досаждал мне, но я чувствовал – это спокойствие обманчивое. Всё же это показное затишье пугает и тревожит меня – шаман не такой простой человек, чтобы где-то в какой-то момент не активизировать всю свою злобу против меня.
Рассказ о том, что в науке нельзя быть безучастным
Сейчас самое время остановиться в кратких чертах на том, что мне известно об острове Кали-Кали. Это место настолько красиво и спокойно, что при благоприятных условиях мало, кто из цивилизованных людей захотел бы его покинуть. Поразительно плодородие этой земли! Обилие съестных припасов составляет одну из самых примечательных особенностей этих мест. Десять батальонов могли бы квартировать здесь, не имея ни малейшей надобности в провиантских обозах. Стоило только потрудиться – сорвать плоды да в рот положить.
Там, где склоны были лишены древесной растительности, росли дикие бананы: они поднимались вверх и своими пышными шатрами осеняли самые высокие холмы, прогулки по которым небезопасны из-за крутизны и скользких банановых шкурок. Сотая часть этих бананов шла в пищу туземцам, десятая часть шла на еду домашним животным и обезьянам, а всё остальное превращалось в свалку отходов. Гниющие в изобилии поваленные стволы бананов и валяющиеся на земле переспелые плоды издавали противный запах, от которого меня выворачивало. Кистью руки я измерил плоды здешних бананов и оказалось, что они длиной почти в локоть, а толщиной в мою руку у предплечья. Удивительно, вся растительность шла в увеличение словно кто-то добавлял в почву усилитель роста. Находил обыкновенный подорожник, вымахавший до размера лопуха, а он в свою очередь был высотой в два метра.
Однако мои природные познания в отношении острова не столь велики из-за моего случайного характера попадания на него и отсюда неподготовленности к превратностям судьбы. Тем не менее, тщательно собираю сведения, касательные флоры и фауны. К сожалению, центральная часть острова все ещё остается недоступной, а потому неисследованной, поскольку громадные деревья спускают свою листву до самой поверхности земли, а различные паразитирующие на них растения и бесчисленные лианы образовывают своими гирляндами сплошную стену, пройти которую без топора почти невозможно. Единственно, что я отметил для себя, природа подарила туземцам свой мягкий, жаркий, влажный климат. А места здесь, действительно, уникальные. Только скучающий, недовольный, ворчливый, малокровный и страдающий отверделостью печени чужеземец, встав на трехметровой высоты муравейник и глядя на обросшие мхом скалы в грядах невысоких гор, разделенных речушками, лихо несущимися по лощинам, воскликнет: “Да где же тут красота! Эта показуха, что ли, и есть красота?”
Замечу мимоходом, что я не зоолог, не антрополог, ни этнограф, ни геолог; из каждого раздела хорошо усвоил один-два популярных термина: пальмы, лианы, скальпы, набедренные повязки, коралловые рифы, поэтому да простят мне читатели упущения чисто энциклопедического характера. Но насколько я понял, в биологическом отношении остров Кали-Кали имеет свои особенности. Какие? Опять же по вышеперечисленным соображениям подробно описать их не могу из-за своей неискушенности и закоснелости в познании мира, вдобавок давали знать пробелы учебного процесса.
Мои соображения касаются и происхождения, и распространения народностей. Помню ещё из курса географии, что есть малайцы, меланезийцы, полинезийцы, австралийцы и т.д., отличающиеся по языку, по наружности и характеру. Для меня они предстают, как собирательный образ, сконцентрированный в одном слове – папуасы. Поэтому мне трудно разрешить вопросы: где находятся исторические корни масоку, к какой ветви их отнести, к какой группе народов они ближе по происхождению, языку, менталитету и традициям, в чём их расхождения с другими народами. Масса вопросов одолевала даже меня, совершенно постороннего наблюдателя. Так всё же, масоку – кто они такие, к какому народу мои туземцы относятся, а возможно это совершенно новая ветвь человечества, доселе неизвестная науке на пороге двадцать первого века?
Я ловлю себя на слове, что самое время изучать теорию этногенеза различных народов с разной культурой на практике, начиная с острова Кали-Кали, и задействовать себя в качестве первооткрывателя.