– Добавить нечего! – сказал, наконец, Ильин и пожал всем руки. – Встретимся в Чкалово в девять вечера! Удачи, ребята! И отнеситесь к этому очень внимательно, это вам не бандиты!

Приехав домой, я решил оставшееся время провести с женой и сыном. Алина не слазила с меня и, почему-то, постоянно заглядывала мне в глаза. Разговаривая со мной, в её голосе чувствовались нотки тревоги, но мы об этом не говорили. Самое интересное это то, что даже не было желания заняться любовью. Над нами повисла тревога, не понятно, откуда взявшаяся. Можно подумать мы в первый раз выезжали на задание!

Около восьми вечера, прощаясь со мной, она не выдержала и, запрыгнув на меня, разрыдалась, да так, что пришлось её успокаивать. Мать даже капала ей валерьянку.

– Да успокойся ты! – сказал я. – Что это впервой?

Это было бесполезно.

Поцеловав сына, её и мать, я вышел из квартиры с тяжёлым сердцем. На лестничной площадке я обнял Гошу, приказав ему быть всегда рядом с Алиной, а сам, бегом, спустился на улицу, где меня уже поджидал автобус спецназа, который и доставил нас в аэропорт. По дороге я переоделся и уже в аэропорт прибыли в полной боевой готовности. На этот раз никто не смеялся.

Проводив нас, генерал дождался, пока наш самолёт скрылся из вида, перекрестил воздух и укатил в Москву.

Через полтора часа мы были в Назрани, где нас встретили прямо у самолёта сотрудники местного ФСБ и проводили к двум БТРам, которые поджидали нас. Когда мы выходили из самолёта, Рома отлучился по нужде, поэтому сотрудник насчитал двадцать восемь человек в группе и он сразу же удалился, но мы на это не обратили внимания.

Через три часа мы прибыли в Грозный и, по коридору, про который говорил нам генерал, мы, беспрепятственно проследовали к месту, где располагался штаб генерала Рохлина, но его там не оказалось. Это была хорошо организованная ловушка, которую устроил для нашей группы Дудаев, работая с теми, кто был заинтересован в нашем исчезновении.

Капкан захлопнулся сразу же, как мы оказались в заданном районе. Все всё поняли сразу, объяснять никому ничего не было необходимости. Мы дружно сжали кулаки и подняли их над головой, приветствуя друг друга. Смерть надо было принять достойно!

Нас предали на самом высоком уровне, но это уже было не важно. Да и не страшно! Просто обидно и всё!

Бой продолжался часа два, не меньше. Сколько мы уложили чеченцев, никто не считал, но против нас воевало не меньше трёх тысяч гвардейцев, во главе с Дудаевым.

Я видел, как мои братья умирали и, падая, продолжали стрелять, взрывать себя вместе с озверевшими кавказцами. Я тоже был ранен в ногу, в левую руку, в голову и ещё куда-то, но это не имело никакого значения. Передо мной постоянно кто-то стоял, заслоняя меня своим телом. Когда мы уже остались одни с Борисом в каком-то переходе, Борис увидел небольшой приямок и бросил меня, обессилившего, туда, сняв моё кольцо с пальца. Я на какое-то время потерял сознание. Борис, в это время, укрыл меня железной воротиной, одел кольцо себе на палец и сорвал чеку с гранаты. Я очнулся и увидел через небольшую щелочку, как он поднёс гранату к своему лицу и разжал руку. Через мгновение раздался взрыв и ещё несколько чеченцев были разбросаны вокруг него.

Потом всё стихло! На улице стало светать, я видел, как стаскивали тела моих друзей и складывали их в одну кучу. И тут я увидел Дудаева! Он стоял возле моих, погибших товарищей и считал, рассматривая тела.

Увидев на руке Бориса кольцо, он воскликнул. – Ну, вот и старшой! Ровно двадцать восемь, как и передали, значит все!

Отойдя в сторону, он добавил. – Они были настоящими воинами, вот и сожгите их, чтобы не достались шакалам!

Силы меня покинули и я потерял сознание!

                3.06.2014 год.

Хирург! Одинокий волк. Часть первая

   Весь день я пролежал в яме, зажатый со всех сторон. Боли не было, не было слёз, не было вообще ничего. Вокруг меня передвигались какие-то люди, иногда даже проходили и по мне, вернее по этой воротине, которую, каким-то образом, уложил на меня уже весь израненный Борис.

– Это он спас меня! А зачем? – спрашивал я сам себя. – Зачем мне жить, если вся моя семья сгорела на этой проклятой земле!

Дышать было тяжело из-за того, что металлическое укрытие давило мне на грудь и, кроме этого, вокруг расстилался едкий дым от сгоревшего мяса, тряпок и других вещей. От этого дыма очень хотелось чихать, но я умер для всех, даже для себя самого, продолжая смотреть через единственную щелочку.

К вечеру всё утихло и наступила тишина, только вдалеке раздавались автоматные очереди, значит где-то продолжался бой. Ну а вокруг меня воцарилась тишина, которую принято называть мёртвой, что соответствовало действительности.

Подождав пока всё затихло и полностью стемнело, я попробовал пошевелиться. С трудом, но всё-таки мне удалось пошевелить своё, затёкшее от лежания в одной позе, тело. Руки и ноги работали и, Слава Богу, всё было на месте и болело, значит всё живое. Полежав ещё несколько минут и, собрав все силы, я стал осторожно отодвигать воротину и, провозившись с ней около часа, наконец-то оказался на свободе. На открытом воздухе было очень холодно, небо, усыпанное звёздами, как бы повисло надо мною, а на востоке висел небольшой серп зародившейся луны, который посмеивался, глядя на меня.

Лёжа в своём укрытии, я твёрдо решил идти в горы и там найти себе убежище, переодевшись под местного жителя. Решение моё было направлено на то, чтобы найти Дудаева и покончить с ним любым способом, а уж потом приняться за тех, кто обрёк нашу группу на уничтожение. Здесь я оставил всю свою семью, значит и я должен быть здесь, пока не отомщу за своих братьев. В этот момент я не думал ни об Алине, ни о сыне. Та жизнь была где-то очень далеко, в каком-то другом измерении и, в этот момент, меня не касалась. Для всех я умер! Взамен родился другой человек, даже не человек – родился одинокий волк и по природе, и по существу.

Зная неплохо арабский язык, я решил воспользоваться этими своими знаниями и присвоил себе имя Азис. С этим именем я и решил идти до конца. Чеченским языком, в нашей группе хорошо владел Сологуб, но его душа была уже высоко, но и моих знаний арабского на первых парах было достаточно. Зная кое-какую информацию о наёмниках и их позывных, мне было легче, в случае надобности, придумать и версию своего появления, а детали в этой обстановке проверять никто не будет, тем более у обыкновенных бандитов, коими являлись эти самые наёмники.

Одна из пуль порвала мне правую щеку ото рта, до уха и мне было тяжело говорить, общаться я мог, но уже как бы с акцентом, который легко мог списаться на ранение, а значит пойти мне на пользу. От этой мысли я даже улыбнулся.

– Надо же! – подумал я. – Мне даже ранение идёт на пользу!

Не знаю как, но мне безболезненно удалось вырваться из Грозного. Под утро я был уже в нескольких километрах от него и, самое интересное, меня никто ни разу не остановил, ни наши, ни чеченцы. Под утро и в городе наступило какое-то затишье. Я отлично понимал, что долго это не продлится и поэтому стремился как можно дальше уйти от города. Снега было мало, местами его просто сдувало с открытых мест, да и мороз прихватывал только ночью. Натянув на себя старую, горскую бурку, подобранную мною в одном из разрушенных домов, я кутался в неё и упорно шёл на юг.