Первый параграф третьей главы данной монографии рассматривает социальный иммунитет и социальное здоровье российского общества в условиях пандемии COVID-19. Общество как живой организм, который испытывает состояние травмы, является ослабленным, так как не имеет сильного иммунитета, чтобы противодействовать внешним вызовам.

Во втором параграфе этой главы рассматриваются риски для социального иммунитета и социального здоровья российского населения и последствия социокультурной травматизации общества. Причем анализ социального иммунитета и уровня социального здоровья российского населения в свете угрозы коронавируса, рассматривается посредством контент-анализа социальных сетей, обнажающих проблемы в области функционирования современного российского общества.

В третьем параграфе главы приведен анализ депривационного влияния на социальное здоровье российского населения, находящегося в условиях самоизоляции. Значимость анализа социального здоровья в таком ракурсе наиболее актуализируется в условиях роста и распространения коронавирусной инфекциии, ограничения прав и свобод населения в условиях пандемии и кризиса общественного развития. Всякая длительная изоляция и дистанцирование от других людей противоречит социальной природе, и, наряду с оторванностью от общественно-трудовой жизнедеятельности, становится для человека условиями социальной депривации.

Последняя, четвертая глава посвящена образовательному пространству российского общества в условиях самоизоляции, рассматриваются социальные эффекты онлайн образования.

В первом параграфе четвертой главы рассматриваются специфические особенности онлайн-обучения в образовательном пространстве российского общества. В условиях пандемии COVID-19 в российском социуме произошел всеобщий и молниеносный переход к онлайн-обучению на всех уровнях образовательного пространства – от среднего до среднего специального и высшего образования. В параграфе авторы уделяют внимание основным вопросам, связанным с такими феноменами современной действительности, как «онлайн-обучение», «дистанционное обучение», а также «электронное обучение», термины, которые сегодня в некоторых случаях используются как синонимы.

Во втором параграфе онлайн образование рассматривается в качестве определенного фактора снижения социальной и образовательной активности российской студенческой молодежи. В нынешних условиях пандемии коронавируса изменяются параметры социальной реальности: активно формируется виртуальная реальность; фиксируется насаждение онлайн-образования на всех уровнях образовательного процесса, происходит гибридное смешение традиционных и современных образцов поведения; наблюдается деструкция нормативных рамок; возникают новые смыслы и новые ожидания. Все эти факторы оказывают влияние на поведенческую и образовательную активность молодежи, которая, как показывают опросы, появившиеся в социальных сетях, неуклонно падает в условиях вынужденной самоизоляции.

Наконец, третий параграф главы посвящен анализу социальных эффектов онлайн образования, речь идет и о кризисе российского образовательного пространства высшей школы в условиях самоизоляции. Многие проблемы российского высшего образования являются не только российскими – в частности, ценностный кризис, разрушение модели классического университетского образования, сложившейся в эпоху модерна, коммерциализация высшего образования, вытесняющая антропологическую составляющую образовательного процесса – все эти процессы свидетельствуют о кризисе российского образовательного пространства. На фоне внедрения онлайн-обучения – все социальные аспекты образования утрачиваются.

Вопросы, связанные с ограничением конституционных прав и свобод человека и гражданина являются очень актуальными для каждой временной эпохи. Поскольку права человека заканчиваются там, где замечено нарушение прав и свобод другого лица, то ограничения такого рода являются одной из необходимых норм. Значимость ограничений усиливается в том случае, если нарушаются права большого количества людей. Если мы обратимся к истории, то увидим, что необходимость ограничения прав и свобод человека часто связана с борьбой распространения различного рода инфекционных заболеваний. В настоящий период времени мы становимся свидетелями именно такого случая. Распространение новой коронавирусной инфекции COVID-19 вынуждает многие государства ограничивать права и свободы людей.

Для того чтобы повлиять на распространение различного рода инфекционных заболеваний, снизить случаи заболевания в период пандемии, часто прибегают к ограничению передвижения населения, которое контролируется со стороны центральных или местных властей. Именно таким образом ограничили передвижение граждан в период распространения лихорадки Эбола в Западной Африке. Ограничения передвижений во время пандемии могут налагаться на права человека, если эти ограничительные меры действительно необходимы для достижения снижения риска распространения инфекции.

Ограничение прав и свобод человека означает установление со стороны государственных органов определенных границ реализации человеком прав и свобод, которые являются соразмерными преследуемым целям.

Как следует из данного определения, существуют два основных признака ограничения прав или свобод, в том числе, существование установленного предела человеческой свободы, конкретных рамок или границ поведения, и наличие определенных целей, на достижение которых направлено данное ограничение.

Права и свободы реализуются в сообществе граждан, которые исповедуют различные ценности и преследуют зачастую несовпадающие интересы. Это, конечно, обуславливает неизбежность определенных ограничений прав и свобод. Как подчеркивает Е.С. Хозикова, «ограничения связываются, прежде всего, с необходимостью уважения таких же прав и свобод других людей, а также достижением нормального функционирования всего общества и государства в целом, равно, как и любого коллектива»[2]. Но любые ограничения допустимы только в той мере и в том случае, в каких они предусмотрены в конституциях.

Государство осуществляет по отношению к правам человека три уровня ответственности: уважение, защита и обеспечение реализации прав человека. Применение принципа прав человека на международном уровне достаточно расплывчато, сама же применимость данного принципа очень противоречива.

Противоречивость подчеркивает и анализ содержания Декларации прав человека и гражданина, проведенный К. Марском, отметивший, что «каждый параграф конституции содержит в самом себе свою собственную противоположность, свою собственную верхнюю и нижнюю свободу – в общей фразе, упразднение свободы – в оговорке»[3].

В действительности существовали ситуации, при которых законодатель, используя генеральное конституционное полномочие, сокращал основное право человека, подвергал его очень строгому контролю со стороны государственных органов, действуя по такому принципу: «Имею право? Имеешь. Значит, могу? Нет, не можешь»[4].

Как подчеркивает Е.С. Хозикова, такого рода противоречие не является случайным. Ибо обрисовавшаяся «тенденция при формулировании в конституциях оговорок по реализации прав и свобод, отсылающих к закону, свидетельствует о стремлении властных структур четко устанавливать для законодателя задачи и пределы отношений, а также основные содержательные положения этого регулирования»[5].

Права и свободы человека, сюда не входит право на защиту от пыток, ограничены в том или ином плане. Международные пакты о гражданских и политических правах и об экономических, социальных и культурных правах содержат принципы, связанные с ограничениями прав человека. Практика применения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, сформулированная Европейским судом по правам человека, тоже описывает важные принципы ограничения прав и свобод человека и гражданина. Обращаясь к правовым актам, которые приняты ВОЗ (Всемирной организацией здравоохранения), отметим, что ограничение прав человека допускается для того, чтобы остановить распространение различных инфекций. В случае пандемии возможно ограничить передвижение населения, также возможно введение и других ограничений прав гражданина. Одним из недавних документов в рамках международно-правового регулирования и охраны здоровья является Резолюция Совета Безопасности ООН № 2177. В данном документе впервые было указано, что пандемия может расцениваться в качестве риска международной безопасности[6].