– Ты чего это на полу? – поинтересовалась подруга.

– Понимаешь, я уже не могу лежать на кровати, сидеть в кресле, просто не знаю, куда себя приткнуть!

– Что-то мне не нравится лихорадочный блеск твоих глаз, – присмотрелась ко мне Тая. – Ты не заболела?

– Погоди, они еще не так заблестят, когда я дойду до тысяча девятьсот девяносто девятого сна!

– А ты на каком сейчас?

– На двадцать первом!

– Книга хоть интересная?

– Я согласна всю жизнь прожить в нищете! Всю жизнь!

– Сеночка, ну нельзя же прямо сразу раскисать, рецензентам и критикам еще и не такое читать приходится. Дай-ка посмотреть.

Я с радостью протянула книгу и, кряхтя, поднялась на ноги.

– Ты смотри, а я пойду пока выпью чего-нибудь для укрепления нервной системы.

Пока я лихорадочно распечатывала бутылку мартини, припасенную на какой-нибудь великий праздник, который когда-нибудь должен был случиться в моей жизни, Тая знакомилась с творчеством сонливого автора.

– И мне принеси! – крикнула подруга. – Без бутылки это читать нельзя!

Прихватив бокалы, я вернулась в комнату. Тая сидела на кровати и сосредоточенно вникала в суть произведения.

– Да-а-а… – покачала она головой, – кто бы мог подумать, что у мужика такие серьезные проблемы. А я думала, что меня кошмары по ночам мучают… Кстати, хочешь у тебя ночевать останусь?

– А ты как думаешь? – я подняла на нее взор, затуманенный снами Льва Леонова. – Конечно, хочу. Если бы ты знала, как мне страшно оставаться одной. В темноте…

– Чего-то не хватает, – задумчиво сказала Тая, попивая мартини. – Ах, да, музыки. Где твоя кофемолка?

– Не оскорбляй мой магнитофон! Вон там, за письменный стол завалился.

Тая спрыгнула с кровати и на четвереньках полезла под стол, квартировавший там Лавр проснулся, и с недоумением тявкнул.

– Прости, прости, Лавруша, – бормотала Тая, пытаясь найти магнитофон, – где же он… где же он… зараза! А, вот! Нашла!

Она извлекла его на свет божий и воткнула вилку в розетку. Заиграла медленная, романтичная музыка, которую мой магнитофон, как всегда, принялся озвучивать своими собственными вздохами, шепотами и поскрипываниями.

– Ну, вот теперь другое дело, – Тая вернулась на диван, – за что выпьем?

– А, все равно. За что не пьешь, все равно ничего никогда не исполнятся.

– Вдруг на этот раз повезет? Я хочу выпить за то, что бы мы были счастливы, и чтобы в жизни у нас все получилось.

– А я хочу за свою мечту, за свою собственную, ладно?

– Какую? Разбогатеть?

– Это само собой, я очень хочу разбогатеть, а потом в каком-нибудь ресторане с видом на Капитолий, попробовать суп из птичьих гнезд.

– Чего? – растерялась Тая. – Из чего суп?

– Из птичьих гнезд, – вздохнула я.

– Что-то тебя все время на еду тянет, сначала омары, теперь эти гнезда… слушай, ты вообще, хорошо питаешься?

– Сносно. Понимаешь, одно дело пошло слопать что-нибудь вкусное, а другое – попробовать именно то, что тебе и не снилось. Это не просто еда, это недостижимый символ совсем другой жизни, совсем другой, в которой тебе все доступно, ты можешь все изведать, все испробовать…

Тая неожиданно всхлипнула и заплакала, проливая мартини себе на свитер, следом зарыдала я, чуть позже солидарно завыл Лаврентий.

– Бедные мы с тобой несчастные, – Тая допила все, что не успела пролить. – Почему нам так не везет? Почему мы не родились дочерьми Ротвейлера?

– Рокфеллера, а не ротвейлера, – всхлипнула я, – из меня бы такая принцесса получилась! Пирожное с кремом, а не принцесса! Как жить-то, а?

– Не знаю, – Тая глубоко вздохнула и немного успокоилась. – Слушай, надо хорошенько подумать, как разбогатеть честным путем.

– Почему обязательно честным? – перед моими глазами возник банк, в котором работала подруга. Тая увидела его отражение в моем взгляде и покачала головой.

– Нет, банк мы грабить не станем.

– Почему? Жалко, да?

– Да нет, не жалко, просто не получится.

– У всего мира получается, а у нас не получится? Чем мы хуже?

– Как правило, это заканчивается воем сирены и криками: «Здание окружено, выходите с поднятыми руками!»

– Ну, это уж как повезет, – я вздохнула и посмотрела в окно, – что же делать… что же делать…

– На рецензиях ты уже не хочешь богатеть?

– Да ну, – отмахнулась я, – на них я до птичьих гнезд не дотяну, в крайнем случае, до супа из крабовых палочек. Надо придумать какой-то другой способ, что б наверняка…

– Книгу напиши.

– Ага, а потом всю жизнь носиться по издательствам и пытаться ее пристроить! Тебе хорошо, ты в банке работаешь, в любой момент можешь наворовать денег и за границу. А я в своей несчастной редакции что наворую?

– Почему обязательно воровать? Можно выйти замуж за миллионера…

– За какого?

– Ну…

– Вот именно.

– Черт возьми! – Тая слезла с кровати и принялась расхаживать по комнате. – Должен же быть какой-то выход!

– Должен, – вздохнула я и потерла отчаянно слипающиеся глаза. – Давай спать, может, приснится?

Тая кивнула.

Всю ночь мне снилось, что я прихожу во сны Льва Леонова то в виде муравья, то в образе Наполеона и каждый раз, с разными угрозами, требую денег…

Утром, когда я проснулась, Таи уже не было, а на тумбочке лежала записка: «Умчалась на работу, позвоню, мысленно богатею».

– Я тоже, – кивнула я записке.

Следом проснулся Лаврентий и стал требовать своей законной прогулки. Я влезла в растоптанные ботинки, натянула древнюю куртку-пуховик, неоднократно покусанную и подранную Лавром во многих местах, взяла мусорное ведро в одну руку, собачий поводок в другую и поплелась на улицу. По утрам меня совершенно не волновало, как я выгляжу, в это время во дворе не было никого, кроме дворняг и котов, а они ко мне уже привыкли.

Оказавшись на свободе, пупсик принялся беситься по полной программе, пришлось быстренько спускать его с поводка, пока он не перевернул меня вместе с ведром. Лавр умчался гонять ворон и голубей, а я осторожно, дабы не растянуться на подмороженной слякоти, направилась к мусорным бакам. Настроение было страх каким паршивым… Возле баков было сильно подморожено и я остановилась, высматривая безопасные тропы.

– Девушка, извините, не подскажете, есть здесь телефон поблизости?

Догадавшись, что обращаются ко мне, я обернулась и, потеряв равновесие, едва не грохнулась вместе со своим ведром.

– Осторожнее! – говорил высокий, чуть лысоватый мужчина приятной наружности, в отличном дорогом пальто. Мелкими шажками я отошла от особо опасного участка гололеда и задумалась, вспоминая, где поблизости телефон.

– Понимаете, у меня что-то с машиной, не могу понять что, полночи простоял в каком-то закоулке, и сотовый, как назло сел, ни позвонить, ни до мастерской доехать, – поделился мужчина.

– Есть телефон, через три двора. Но, не знаю, работает или нет, там постоянно кто-то трубки откусывает.

Я заметила, что мужчина как-то излишне пристально меня рассматривает, наверное, думает, что бомжиха и роюсь в мусорке… вот, уже целое ведро насобирала! Я страшно за себя обиделась, отвернулась от обладателя севшего сотового, сломавшейся машины и с достоинством поползла к бакам, с твердой решимостью избавиться от отходов. Проделав это, я спустилась вниз. Мужчина стоял на прежнем месте и продолжал меня рассматривать.

– Через три двора телефон, – сердито буркнула я, изо всех сил сохраняя величие.

По возможности, беззаботно помахивая ведром, я отправилась на поиски Лаврентия. Судьба издевалась надо в прямом смысле слова – именно сегодня, когда на мне надеты именно эти лохмотья и в руках мусорное ведро, в моем дворе должен был оказаться миллионер, у которого здесь и сейчас сломалась машина… Господи-и-и!

– Девушка, постойте!

Позор мне, позор.

– Девушка, – он догнал меня, – извините, вас случайно не Сеной зовут?

Я в изумлении уставилась на него.