Но я смотрю на Джереми. Он сидит один на заднем крыльце, смотрит на озеро, откинувшись на спинку кресла-качалки, которое не раскачивал уже больше десяти минут. Он сидит совершенно неподвижно. Время от времени вспоминает, что нужно моргать. Он был там уже некоторое время.

Хотела бы я знать, какие мысли сейчас проносятся в его голове. Он думает о девушках? Верити? Думает ли он о том, как сильно изменилась его жизнь за последний год? Он уже несколько дней не брился, так что щетина стала гуще. Ему это идёт, но я не уверена, что многое может выглядеть плохо на нём.

Я наклоняюсь вперёд над столом Верити и опускаю подбородок на руку. Я тут же жалею об этом, потому что Джереми замечает меня. Он поворачивает голову и смотрит на меня через окно. Я хочу отвести взгляд, заставить себя казаться занятой, но очевидно, что я смотрела на него, и теперь, когда я наклонилась вперёд на столе, подперев голову рукой. Это будет выглядеть ещё хуже, если я попытаюсь спрятаться в этот момент, поэтому я просто мягко улыбаюсь ему.

Он не улыбается в ответ, но и не отводит взгляда. Мы несколько секунд смотрим друг другу в глаза, и я чувствую, как его взгляд будоражит меня изнутри. Когда я смотрю на него, мне кажется, что ничего не происходит.

Он делает медленный вдох, затем поднимается с кресла и уходит в сторону причала. Когда он достигает его, то берёт свой молоток и начинает ломать оставшиеся несколько деревянных плит.

Джереми, вероятно, жаждал минуты покоя, чтобы ни Крю, ни Верити, ни медсестра, ни я не вторгались в его личную жизнь.

Мне нужен Ксанакс. Я не принимала его уже больше недели. Это делает меня слабой, что затрудняет меня сосредоточиться на написании или исследовании, но я устала от моментов, которые заставляют мой пульс биться быстрее, как сейчас. Как только адреналин начинает действовать, я не могу его остановить, будь то Джереми, Верити или её книги, всегда есть что-то, что разрушает моё спокойствие. Моя реакция на этот дом и людей в нём больше отвлекает, чем некая сонливость.

Я иду в спальню, чтобы порыться в сумке в поисках Ксанакса. Как только я открываю сумку, слышу крик сверху.

Крю.

Я бросаю нераспечатанный пузырёк с таблетками на кровать, выбегаю из комнаты и поднимаюсь по лестнице. Я слышу, как он плачет. Похоже, плач доносится из комнаты Верити.

Как бы мне ни хотелось развернуться и побежать в другую сторону, я также понимаю, что он маленький мальчик, который может быть в беде, поэтому я продолжаю идти.

Подойдя к двери, я без стука распахиваю её. Крю лежит на полу, держась за подбородок. На его руках и пальцах кровь. Рядом с ним на полу лежит нож.

— Крю? — Я наклоняюсь и беру его на руки, а потом несу в ванную дальше по коридору. Я посадила его на стол.

— Дай мне посмотреть. — Я отрываю его дрожащие пальцы от подбородка, чтобы оценить рану. Из неё сочится кровь, но она не выглядит очень глубокой. Это порез прямо под подбородком. Должно быть, он держал нож, когда упал.

— Ты порезался ножом?

Крюсмотрит на меня широко раскрытыми глазами. Он качает головой, вероятно, пытаясь скрыть, что у него есть нож. Я уверена, что Джереми не одобрил бы этого.

— Мама сказала, что мне нельзя трогать её нож. Я замираю.

— Твоя мама так говорит? Крюне отвечает.

— Крю — говорю я, хватая полотенце. Мне кажется, что моё сердце замирает, когда я говорю с ним, но пытаюсь скрыть свой страх, когда мочу полотенце.

— Твоя мама с тобой разговаривает?

Тело Крю неподвижно, и единственное, что движется, — это его голова, когда он встряхивает её. Я прижимаю полотенце к его подбородку, прежде чем слышу шаги Джереми, поднимающегося по лестнице. Должно быть, он услышал крик ребёнка.

— Крю! — Кричит он.

— Мы уже здесь.

Глаза Джереми полны беспокойства, когда он подходит к двери. Я отхожу в сторону, всё ещё прижимая полотенце к подбородку Крю.

— Ты в порядке, приятель?

Крю кивает, и Джереми берёт у меня полотенце. Он наклоняется и смотрит на рану на его подбородке, а затем на меня.

— Что случилось?

— Кажется, он порезался, — говорю я. — Он был в спальне Верити. На полу лежал

нож.

Джереми смотрит на Крю, в его глазах больше разочарования, чем страха.

— Что ты делал с ножом?

Крю качает головой, шмыгая носом, пытаясь перестать плакать. — У меня не было

ножа. Я просто упал с кровати.

Часть меня чувствует себя плохо, как будто я настучала на бедного ребёнка. Я пытаюсь прикрыть его.

— Он его не держал. Я увидела его на полу и предположила, что это то, что произошло.

Я всё ещё потрясена тем, что сказал Крю о Верити и ноже, но я напоминаю себе, что все говорят о Верити в настоящем времени. Медсестра, Джереми, Крю. Я уверена, что Верити говорила ему не играть с ножами в прошлом, и теперь моё воображение превращает это в нечто большее, чем есть на самом деле.

Джереми открывает аптечку позади Крю и берёт необходимое, закрывая зеркало, он смотрит на моё отражение.

— Иди проверь, — говорит он, указывая головой в сторону двери.

Я выхожу из ванной, но останавливаюсь в коридоре. Мне не нравится входить в эту комнату, какой бы беспомощной ни была Верити, но я также знаю, что Крю не нужно смотреть на нож, поэтому тащусь вперёд.

Дверь в комнату Верити всё ещё открыта настежь, поэтому я на цыпочках вхожу, не желая её будить, не то, чтобы я могла. Я обогнула кровать, где на полу лежал Крю.

Там нет ножа.

Я оборачиваюсь, думая, может быть, я пнула его куда-то, когда подняла Крю. Когда я всё ещё не вижу его, опускаюсь на пол, чтобы проверить под кроватью. Под рамой совершенно пусто, если не считать тонкого слоя пыли. Я просовываю руку под тумбочку рядом с больничной койкой, но ничего не нахожу.

Я знаю, что видела нож. Я не схожу с ума.

А если всё наоборот?

Я кладу руку на матрас, чтобы подняться с пола, но тут же падаю на колени, когда замечаю, что Верити наблюдает за мной. Её голова находится в другом положении, повёрнута вправо, её глаза смотрят на меня.

Срань господня! Я задыхаюсь от страха, отползая назад, подальше от её кровати. В итоге я оказываюсь в нескольких футах от неё, и, хотя её голова — единственное, что в ней изменилось с того момента, как я вошла в комнату, мой страх говорит мне бежать, спасая свою жизнь. Я подтягиваюсь, опираясь на комод, и, не сводя с неё глаз, иду обратно к двери, всё время глядя ей в лицо. Я пытаюсь подавить свой ужас, но не уверена, что она не собирается броситься на меня с ножом, который подобрала с пола.

Я закрываю за собой дверь и стою, вцепившись в дверную ручку, пока не могу справиться с паникой. Я делаю пять глубоких вдохов и выдохов, надеясь, что Джереми не заметит ужас в моих глазах, когда я вернусь и скажу ему, что ножа не было.

Но там был нож.

У меня руки трясутся. Я ей не доверяю. Я не доверяю этому дому. Насколько я знаю, мне нужно остаться, чтобы сделать лучшую работу, я бы предпочла спать в своей арендованной машине на улицах Бруклина на следующей неделе, чем спать в этом доме ещё одну ночь.

Я пытаюсь снять напряжение с шеи, когда возвращаюсь в ванную. Джереми перевязывает подбородок Крю.

— Тебе повезло, что не нужно накладывать швы, — говорит Джереми ему. Он помогает Крю смыть кровь с его рук, а затем говорит ему идти играть. Крю протискивается мимо меня и возвращается в комнату Верити.

Мне кажется странным, что сидеть на её кровати, пока он играет на своём iPad, для него забавно, но с другой стороны, я уверена, что Крю просто хочет быть рядом со своей матерью. Займись этим, приятель. Я вообще не хочу быть рядом с ней.

— Ты взяла нож? — Спрашивает Джереми, вытирая руки полотенцем.

Я стараюсь, чтобы мой голос не звучал так испуганно, как сейчас. — Я не смогла его