Я оставила дверь открытой, когда зазвонил мой телефон. Вероятно, он слышал весь этот разговор. Я могу написать целый список вещей, которые огорчили меня сегодня.

Я кладу телефон на стол Верити, затем падаю в кресло.

— В моей жизни ещё никогда не было такого бардака. Он немного смеётся, входя в комнату.

— И в моей тоже.

Я ценю это замечание. Я смотрю на свой телефон.

— Всё в порядке, — говорю я, крутя телефон по кругу. — Я разберусь с этим.

— Я могу одолжить тебе денег, пока твой аванс не будет обработан через твоего агента. Мне придётся забрать его из нашего взаимного фонда, но он может быть здесь через три дня.

Я никогда не была так смущена, и я знаю, что он это видит, потому что я практически сворачиваюсь в клубок, когда наклоняюсь вперёд на столе и закрываю лицо руками.

— Это очень мило, но я не возьму у тебя взаймы. — Джереми замолкает на мгновение, затем решает сесть на диван. Сидит небрежно, наклонившись вперёд, сложив руки перед собой.

— Тогда оставайся здесь, пока аванс не поступит на твоей счёт. Это займёт всего неделю или две. — Он оглядывает офис, видя, какого прогресса я добилась со вчерашнего дня. — Мы не возражаем. Ты совсем не мешаешь.

Я качаю головой, но он перебивает меня:

— Лоуэн. Эта работа, которую ты взяла на себя, не так проста. Я бы предпочёл, чтобы ты провела здесь слишком много времени, готовясь к этому, чем вернуться в Нью- Йорк завтра и понять, что тебе следовало остаться дольше.

Мне нужно больше времени. Но две недели в этом доме? С женщиной, которая меня пугает, с рукописью, которую я не должна читать, и с мужчиной, о котором я знаю слишком много интимных подробностей?

Это не очень хорошая идея. Ничего хорошего в этом нет. Я снова начинаю качать головой, но он поднимает руку.

— Перестань быть внимательной, престань смущаться. Просто скажи — хорошо.

Я смотрю мимо него, на все коробки, выстроившиеся вдоль стен позади него. То, к чему я ещё даже не прикасалась, а потом я думаю о том, как, проведя здесь две недели, у меня будет время прочитать каждую книгу в её списке, сделать заметки по каждой из них и, возможно, наметить три новых.

Я вздыхаю, уступая с небольшим облегчением.

— Хорошо.

Он слегка улыбается, затем встаёт и идёт к двери.

— Спасибо, — говорю я.

Джереми оборачивается и смотрит на меня. Мне жаль, что я не позволила ему выйти за дверь, потому что, клянусь, я вижу следы сожаления на его лице. Он открывает рот, как будто хочет сказать: «пожалуйста» или «нет проблем». Но он просто прикрывает рот и заставляет себя улыбнуться, а затем закрывает за собой дверь, когда уходит.

***

Джереми сказал мне сегодня днём, что мне нужно быть на улице, пока солнце не скрылось за горами.

— Ты поймёшь, почему Верити хотела, чтобы из её кабинета открывался беспрепятственный вид.

Я взяла с собой одну из её книг, чтобы почитать на заднем крыльце. Есть около десяти стульев на выбор, поэтому я сажусь за столик во внутреннем дворике. Джереми и Крю у воды, вырывают старые куски дерева из своего рыболовного дока. Это мило, смотреть, как Крю хватает куски дерева, которые Джереми протягивает ему. Он несёт их к огромной куче, затем берёт ещё одну у своего отца. Джереми приходится ждать его каждый раз, потому что Крю требуется больше времени, чтобы избавиться от дерева, чем Джереми, чтобы вырвать его из деревянной рамы. Это доказывает, насколько он терпелив, как отец.

Он немного напоминает мне моего отца. Он умер, когда мне было девять, но я не уверена, что когда-либо видела его сердитым. Даже на мою мать, с её колючими замечаниями и часто вспыльчивым нравом, но я всё больше обижалась на него за это. Иногда я воспринимала его терпение как слабость, когда дело касалось её.

Я наблюдаю за Крю и Джереми ещё немного, между попытками закончить мою главу, но мне трудно что-либо понять, потому что Джереми снял рубашку несколько минут назад, и, хотя я видела его раньше, я никогда не видел его без майки. Его кожа скользкая от пота, так как он работал в течение последних двух часов пребывания в доке. Когда он использует молот, его мышцы растягиваются на спине, и я сразу вспоминаю последнюю главу, написанную Верити. Было так много интимных подробностей об их сексуальной жизни, и из того, что я читала, это было довольно-таки часто, даже больше, чем все мои отношения.

Тяжело смотреть на него и не думать о сексе сейчас. Не то, чтобы я хотела заняться с ним сексом. Просто, как писатель я знаю, что он был её вдохновением для нескольких персонажей в её книгах, и это заставляет меня задаться вопросом, нужно ли мне рассматривать его, как моё вдохновение, когда я занимаюсь остальной частью этой серии. Мне кажется, это не самая худшая вещь. Мне приходится встать на место Верити и представить себе Джереми в течение следующих двадцати четырех месяцев, пока я пишу.

Задняя дверь захлопывается, и я отрываю взгляд от Джереми. Эйприл стоит во внутреннем дворике и смотрит на меня. Её взгляд следует за моим, а затем она снова смотрит на меня. Она видела. Она увидела, что я смотрю насвоего нового босса. Жалкое зрелище.

Как долго она смотрела, что я наблюдаю за ним? Я хочу закрыть лицо этой книгой, но вместо этого улыбаюсь, как будто ничего плохого не делаю. Так оно и есть.

— Я ухожу, — говорит Эйприл. — Я уложила Верити в постель и включила телевизор.

Она уже поужинала и приняла лекарства, если он спросит.

Я не знаю, почему она говорит мне это, так как я не ответственна за это.

— Хорошо. Спокойной ночи.

Она не говорит мне, чтобы я хорошо провела ночь. Она возвращается в дом и снова закрывает за собой дверь. Через минуту я слышу гул двигателя её машины, когда она выезжает по подъездной дорожке, исчезая между деревьями. Я оглядываюсь на Крю и Джереми, и он рвёт ещё один кусок дерева.

Крю пристально смотрит на меня, стоя возле груды выброшенных рыбацких доков. Он улыбается и машет рукой. Я поднимаю руку, чтобы помахать в ответ, но сжимаю пальцы в мягкий кулак, когда понимаю, что Крю машет не мне. Он смотрит поверх меня, направо.

Он смотрит на окно спальни Верити.

Я поворачиваюсь и смотрю вверх, как раз тогда, когда занавес в её спальне опускается. Я роняю её книгу на столик во внутреннем дворике, опрокидывая при этом бутылку с водой. Я встаю и делаю три шага назад, чтобы получше рассмотреть окно, но там никого нет. У меня отвисла челюсть. Я оглядываюсь на Крю, но он отступает назад к причалу, чтобы взять ещё один кусок дерева у Джереми.

Мне мерещится всякое.

Но почему он машет ей в окно? Если её там не было, то почему он махал рукой?

Это не имеет смысла. Если бы она смотрела в окно, у Крю было бы гораздо лучше реакция, учитывая, что она не могла говорить или ходить самостоятельно с момента аварии.

Или, может быть, он не понимает, что его мать, идущая к окну, будет чудом. Ему всего пять лет.

Я смотрю на книгу, которая вся в воде, беру и вытряхиваю её. Я прерывисто выдыхаю, потому что мне кажется, что я весь день была на взводе. Я уверена, что всё ещё немного потрясена от той мысли, что она смотрела на меня раньше, и именно поэтому я предположила, что видела, как двигается занавес.

Часть меня хочет забыть об этом, запереться в офисе и работать остаток ночи. Но я знаю, что не смогу, если не проверю её, хочу убедиться, что я не видела того, что мне показалось.

Я кладу открытую книгу на столик во внутреннем дворике, чтобы она высохла, и иду в дом, к лестнице. Я спокойна. Я не уверена, почему мне нужно почувствовать то же спокойствие, когда я работаю, чтобы украдкой взглянуть на неё. Я знаю, что она, вероятно, не может понять многого, так что какая разница, если я буду идти громко? Даже сейчас я молчу, пока поднимаюсь по лестнице, иду по коридору и направляюсь к двери её спальни.

Она слегка приоткрыта, и я вижу окно, выходящее на задний двор. Я прижимаю ладонь к двери и начинаю её открывать. Я прикусываю нижнюю губу, когда заглядываю внутрь.