В школе был решен и еврейский вопрос: здесь не было даже следов проявления антисиметизма. Директор школы, как бы между прочим, объяснил детям несправедливость деления людей на хороших и плохих по национальному признаку и четко дал понять, что евреев следует защищать так же, как русские студенты в свое время защищали их от еврейских погромов. В классе Володя сидел за одной партой со стопроцентным евреем по имени Абрам и по фамилии Бродский, который прекрасно играл на скрипке и очень хорошо учился. Имя его с совершенно очевидной национальной принадлежностью могло привести к стычкам подростков на улице, поэтому в школе было принято негласное решение в случае необходимости защищать Абрама. Ответственным за это был назначен Коля Замараев – самый крупный и сильный парень в классе, обожавший с кем-нибудь подраться.

Пожалуй, самым любимым из учителей был физик Николай Евграфович Дьяков- инвалид войны, лишившийся на фронте ноги. Он был старше других учителей, среди которых пользовался непререкаемым авторитетом. Своих учеников он никогда не ругал.

– Ну что ж ты, Скулачев, сегодня отвечаешь совсем не по-скулачевски, – сказал он как-то своим хорошо поставленным голосом, внимательно посмотрев на Володю, когда тот однажды что-то недоучил.

Однако среди учителей было одно исключение. Химию в школе преподавал Соловьев-один из самых известных в Советском Союзе учителей-химиков. У учителя явно было что-то не в порядке со здоровьем. Он непрерывно демонстрировал свою безграничную любовь к химии, считая, что на пять химию знает только Господь Бог, на четыре он – Н.Г. Соловьев, а все ученики – на оценку от единицы до тройки. Двойка у него была оценкой значащей: считалось, что ученик обладает знаниями предмета, хотя для тройки и недостаточными. Химик вызывал к доске школьника и заставлял его рисовать сложные формулы органических соединений. Затем он долго рассматривал эти сложные схемы, искал ошибку и, найдя ее, мог подойти к ученику, схватить его за шиворот и больно ткнуть, почти ударить, носом о доску.

– Когда бы мог поднять ты рыло, тебе бы видно было, что здесь Н₂, а тут ₂О, – приговаривал он при этом.

В конце концов, он добивался исправления учеником своих ошибок.

– Все правильно, стирай, садись, два, – торжественно объявлял он.

Если же ученику не удавалось исправить свои ошибки, он приходил в ярость и выгонял ученика из класса, захлопывая за ним дверь и стараясь при этом дверью ударить вылетающего из класса по мягкому месту. Мало сказать, что школьники его не любили, все его просто ненавидели. В душе Володя не мог простить Соловьеву его поведения даже после того, как в основном именно благодаря ему он смог сдать химию при поступлении в Московский университет.

За все время учебы в школе Володя был круглым отличником только в четвертой четверти выпускного десятого класса.

– Владик, я очень советую тебе подумать и поднапрячься с учебой, чтобы школу закончить с золотой педалью, – примерно за год до окончания школы сказал ему отец, советы которого были для сына очень дороги. – Для медалиста двери всех вузов страны открыты: они могут поступить куда захотят без вступительных экзаменов.

Володя не то чтобы принял совет отца к обязательному исполнению, но слова его породили в нем какой-то почти спортивный азарт. Он все еще помнил себя среди отстающих учеников младших классов.

– А что, золотую медаль слабо? – мысленно сказал он сам себе, и в последний год учебы бросил все силы на достижение этой цели.

Учитель химии, видимо, не поверил, что Володя уже знает химию ну если не на «отлично», то уж точно на «хорошо», и в конце года до выставления итоговых оценок вызвал его к себе для проверки действительных его знаний. После многочасовой беседы он поставил в аттестат ученика Скулачева итоговую пятерку. Кроме него такой же чести был удостоен и парень из параллельного класса, который, начиная с первого, был круглым отличником. По итогам учебы оба они получили по золотой медали.

Однако сразу сдать документы в вуз не получилось. Проблема учеников школы № 365 состояла в том, что школа ко времени окончания учебного года лишилась своего директора. Его пригласили на какую-то высокую должность в Институт психологии Академии наук, а новым директором был назначен учитель черчения, видимо, не пользовавшийся в роно (районном отделе народного образования) таким же, как прежний директор, авторитетом, поэтому школа № 365 выдаваемые роно аттестаты зрелости получала последней. Школа располагалась в Щербаковском районе столицы, название которого начиналось с буквы «Щ» – последней в списке московских школ по алфавиту. Поэтому аттестаты выпускникам 365-й школы были выданы буквально накануне окончания приема документов в вузы. По этой причине заявление о приеме на биолого-почвенный факультет МГУ с полученным аттестатом Владимир принес за несколько дней до окончания приема туда документов. Выбирая будущую профессию, он метался между биологией и филологией, между желанием изучать и то, и другое, но в связи с уже четко проявившимся интересом к муравьям, выбрал, в конце концов, биологию.

В те годы в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова ныне биологический факультет назывался биолого-почвенным и состоял из двух отделений: биологического и почвенного. Владимир принес документы для поступления на биологическое отделение.

– Вы понимаете, товарищ Скулачев, квота на медалистов у нас уже заполнена, и поступить без экзаменов на биологическое отделение вы уже не можете, – вежливо объяснили ему при приеме документов. – Но поскольку у вас есть права медалиста, без сдачи вступительных экзаменов вы можете быть зачислены на почвенное отделение нашего факультета: там свободные места еще имеются.

– Спасибо, но я хочу учиться на биологическом отделении, поэтому буду сдавать экзамены, если без них поступить уже нельзя, – гордо ответил Владимир на это предложение.

Нужно было сдать пять экзаменов. Первым был экзамен по русскому языку, писали сочинение. Проходил экзамен в зоологическом музее биологического факультета, и все абитуриенты сидели вплотную за очень длинным столом, над которым нависал скелет динозавра. Справа от Володи сидела девушка в коротеньком платьице, и из-за тесноты за столом колени их невольно соприкасались. Это был первый в его жизни случай, когда он прикоснулся к обнаженной ноге девушки. В те времена школы были с раздельным обучением: мужские и женские. И обучаясь в мужской школе, он мог прийти в школу женскую только на какой-либо праздник. На праздники он не ходил, поскольку считал, что не умел танцевать. Каждый из них написал сочинение на избранную тему.

– Извините, я из провинции, очень волнуюсь, не могли бы вы проверить мое сочинение? – обратилась к Владимиру девушка.

Он дал понять, что только об этом и мечтает, и взял ее сочинение, тема которого была по Горькому. Начиналось оно словами «Александр Максимович Горький». Владимир был в шоке, поскольку Горького звали Алексеем, и не знать это было просто недопустимо даже для провинциалки. Сочинение пришлось писать заново, что он и сделал, и, закончив, передал его девушке. Но тут время экзамена закончилось, и пришло время сдавать работы, поэтому проверить собственную он просто не успел: так и сдал не проверенную. Через несколько дней он узнал, что слово «идиллия» написал с одним «л», что снизило поставленную ему оценку до четверки. Следующие три экзамена он сдал на «отлично».

В последний экзаменационный день Владимиру предстояло сдать химию. Экзаменатором был доцент очень строгого вида, как позднее выяснилось, по фамилии Древинг. Он преподавал на химическом факультете университета, где находчивые студенты за необычайную жесткость на экзаменах дали ему кличку «Зверинг». При ответе по билету Володе удалось взглянуть на листок бумаги, на котором экзаменатор отмечал, какие оценки он уже выставил. Отметок было четыре: три, два, два, три. Он ответил доценту то, что требовалось по билету, и знал, что ответил верно, но Древинг задумчиво молчал.