– Да дом немаленький. И не раскулачили вас?– поинтересовался Карп.
– Кто ж нас раскулачит? Муж мой председателем колхоза был. Он на селе один грамотный. Из двадцати пяти тысячников. Слыхали?
– Знаем, подмога пролетариата селянам.
– Точно. А дом от моих покойных родителей достался, сгинули оба от тифа. Царствие им небесное, – женщина торопясь перекрестилась, посмотрев куда-то в угол.
– Нет известий, далеко ли гитлеровцы продвинулись?
– Не знаю. Партизаны сказывали на Москву они наметились и к Ленинграду рвутся. Во как. И сила якобы у них великая, танков и пушек полно. Вчера еще канонада слышна была, сегодня стихла, видно, опять наши отступили. Так и Брянск скоро возьмут.
– А Смоленск далеко ли отсюда будет?
– Не знаю. Зачем вам Смоленск? Вы на Брянск ступайте, там линия фронта.
– Жалко под такую закусь без самогона сидеть, – со вздохом сказал Валерка.
Бригадир укоризненно посмотрел на него.
– Бутыль я от немцев сховала, да отдала в лес. Им для раненых нужнее. Пойду, постелю вам. Вон и Маша помылась, возвращается, глянув в окошко, сказал Анна.
Путники за несколько дней впервые отоспались в тепле, на мягких кроватях, без одежды, на белых простынях, поутру им не хотелось вставать. Но заслышав, как активно хлопочет на кухне хозяйка, повылезали их теплых постелей. По комнатам распространялся головокружительный запах свежеиспеченного хлеба. Анна Петровна, видимо, уже ночью выстирала всю одежду гостей, вещи подсыхали на веревках возле печи. А сейчас она накрывала стол, где появился горячий хлеб, квашеная капуста и небольшой, но спелый арбузик из застекленного парничка. Женщина после трапезы по-матерински снарядила людей в дорогу.
– Идите по грунтовке, немцев здесь нет, километров через двадцать будет большак на Брянск. Лучше вдоль тракта лесочком и идти, там селений много. Люди подхарчуют, если что. По тракту до города верст сто будет.
– Спасибо тебе мать за все, – сказал Поликарп, он подошел к мальчику, положил ему руки на плечи, – слушай, Сашок, маму во всем, помогай ей. Не сладкое тебе детство выпало, но знай, мы будем отважно сражаться за то, чтобы ты скорее с пацанами смог беззаботно в футбол гонять. И батя ваш с войны вернется, наладим жизнь. Мы же русские люди.
– Я наполовину хохлушка,– рассмеялась хозяйка.
Все обнялись и расстались. Сколько добрых встреч и горьких расставаний принесет война. Она только началась.
Глава 2.
– Выход на большак надо обойти, прямо на развилке пост немецкий, – рассказал вернувшийся из небольшой разведки, немного запыхавшийся Валерка. У них там будка стоит, я троих фашистов видел. Может и еще есть.
– Обойдем. Пока оружия нет, а так хоть двоих, но пристрели бы. Следует постоянно сокращать их количество. Уже смеркается, пора устраивать привал и ночевать, покуда не стемнело ветки на шалаш рубим.
Удалившись от перекрестка километра на три, и углубившись в чащу, на сухом пятачке обсыпавшегося сухого ельника мужчины стали застилать землю лапником. Женщина аккуратно разожгла костерок.
– Ужинать не станем, пора экономить провизию, поедим с утра,– распоряжался Ковригин. Он все еще неосознанно продолжал быть начальником поезда, управление маленьким отрядом само собой перешло в его руки. А Тропинкин с Марией, доверившись Поликарпу, подчинялись. – Но уж коли разожгла огонь, нарви листьев, горячего попьем, кишки погреем. Вон, где Валерий сейчас стоит, я разросшийся черничник видел, и земляничные кустики там есть.
– Давай, Василек, спать укладываться. Возьмем их поутру.
– Да они простые беженцы. Пускай идут себе.
– Приказ, есть приказ. Здоровые мужики и не в армии. Почему? Вот пусть командиры решают, диверсанты они али нет. А может и в отряде у нас сгодятся. Молодых-то маловато.
– Точно, Савелий. Баб у нас нет, а как нужны. Я, к примеру, есть то, что Егорка сготовит, уже не могу. Да и стирать жутко не люблю, может она мне подсобит.
– На всех стирать, не одна баба нужна. Эта на городскую походит, ей мокрый ватник не поднять. Сверни-ка одну цигарку на двоих, пыхнем пока ветер наш. Опосля не вздумай, дымок учуют, всполошатся. И давай спать, мы раньше должны проснуться.
– А ты, Мария, замужем? – спросил Валерка, перед отбоем осторожно попивая горячий травяной отвар из фляжки.
Кружки у него не было. Маше повезло, она нашла себе кружку со сломанной ручкой в лесу, а Карпу подарила Анна Петровна. Троица рядком сидела у угасающего костерка. Ночи на самом деле стали прохладными, и Ковригин отдал женщине свой форменный железнодорожный мундир в длительное пользование.
– Я разведенка.
– А дети?
– Нет у меня детей. Каждое лето беру отпуск и езжу к родной сестре отдыхать. Она живет в селе под Киевом. Там обширные заводи от Днепра. Отдых классный. Я, кстати, рыбу люблю ловить. У нее приусадебный участок огромный, фруктов полно. Сама-то в пригороде Орла проживаю, в бараке. Этим летом опять съездила на отдых, теперь вот возвращаюсь.
– А сестра?
– Они с детьми эвакуировались, раньше меня укатила. Ее свекор помог, он в конструкторском бюро работает. Специалист по самолетам. Теперь все уже, наверное, за Уралом.
Замуж Мария, а по второму мужу ее фамилия стала Селезнева, выскочила почти сразу после школы. Долго не могла забеременеть. Результат похода к докторам был трагичным – женщина не могла иметь детей. Супруг после диагноза немедленно с ней развелся. Маша стала избегать отношений с мужчинами, решив не портить тем судьбы и жить одинокой. Но все-таки она сошлась с человеком, значительно старше ее по возрасту. В прошлом Борис Селезнев был ключевой фигурой в революционной борьбе. Соратник самого Ленина, участник штурма Зимнего. Дореволюционный стаж члена ВКПБ1. Но за открытое несогласие с линией правления Сталина, был осужден, отбывал срок на Соловках. Заболел туберкулезом и по состоянию здоровья освобожден, лишенный всех регалий и привилегий, с запретом проживания в крупных городах. Поселился в пригороде Орла. В прошлом он имел семью и взрослого сына. В свои неполные пятьдесят пять познакомился с Машей. Пытался через свои связи вылечить женщину от бесплодия. Но за год до войны, все же умер от туберкулеза. Такая вот небогатая и нерадостная личная жизнь была у женщины. Разумеется, она не стремилась ею делиться с другими.
Первым пробудился Поликарп. Он смотрел, как какой-то молодой мужчина лет двадцати пяти в потрепанном сюртуке вытряхивает на землю из их сумки вещи. Как ни странно, но у парня на плече висел ППШ2, что в то время было большой редкостью. Второй, бородач, которому было явно за шестьдесят, спокойно наставил на проснувшегося вертикальную двустволку:
– Ляг на живот, соколик. Васька, вяжи ему руки.
Через несколько минут трое пленных, с крепко связанными за спиной руками, включая женщину, шли под охраной двоих, похожих на лесных жителей, людей. Ковригин в уме вспоминал карту и понимал, что идут они прямо на болота. Но мужчины превосходно знали местность, так как все шли по широкой сухой полоске земли между топями, углубляясь далеко в лесные дебри.
– Перекур, – скомандовал дед, когда подошли к поваленной березе. Мужички свернули самокрутки и, сжалившись над пленниками, вставили им в рот по папиросе из их же почти опустевшей пачки.
– Что за автомат у тебя чудной?
– Темнота. Это ППШ, слыхал? – с явной гордостью заговорил тот.
– Не доводилось.
– В бою отбил. Пистолет ТТ знаешь? Разработал Тимофей Токарев, потому так и называется.
Карп не стал поправлять мужичка в том, что правильная аббревиатура пистолета – Тульский Токарев, а оружейника, на самом деле, зовут Федором. Тот с напущенной важностью продолжал:
– А это пистолет пулемет системы Шпагина.
– Ты где боеприпасы к нему достаешь? – поинтересовался начальник поезда.
