Была бы я тогда поумнее – пережить бы мне этот тяжёлый период тихо, в режиме семейного карантина. Не показывать свою обиду, свою боль, свою гордыню, глядишь, дело бы пошло на поправку, кризис бы миновал, а семья сохранилась.

– А как же любовь ? – спросила незамужняя Аннушка.

– А как же супружеская верность ? – спросила замужняя Любаня.

– Девочки мои, ну какая любовь и супружуская верность ? Это всё сказки для телевизионных мыльных опер. А в жизни раз впряглись муж и жена как два вола в семейное ярмо, так и тяните свою телегу до конца жизни. А ехать то придётся не только по ровной дороге, а ещё по кочкам да ухабам, по косогорам и буеракам. Ярмо холку до крови натрёт, а терпеть надо, в телеге то дети…

– Тогда уж лучше совсем замуж не выходить, – сделала вывод незамужняя Аннушка.

Шикарно одетая женщина солидного возраста ждала Любаню после работы у проходной.

– Вы меня не знаете, – сказала она Любане, – зато я вас очень хорошо знаю. Я знаю, что вас зовут Люба, что вы замужем и у вас пятилетняя дочь Катя.

– Всё правильно, – удивидась Любаня.

– Да нет, всё как раз совсем неправильно, – сказала женщина, взяв Любаню за локоть и отведя в сторону. – У меня тоже есть дочь, ей двадцать три года. Её зовут Ольга. Ваш муж Игорь и моя дочь Ольга полюбили друг друга. Они встречаются уже больше года и оба мучаются. Игорь никогда не уйдёт из семьи, потому что очень любит дочьку, а мне жалко мою дочь Ольгу. Поймите меня. Вы ведь тоже мать.

– Я только не понимаю, что вы от меня то хотите ? – спросила Любаня.

– Я хочу, чтобы моя дочь была счастлива, а счастлива она может быть, к сожалению, только с вашим мужем.

Женщина протянула Любане солидный конверт.

– Вот здесь очень большая сумма денег. Вам с дочкой хватит на несколько лет. Вы даже можете не работать.

– Вы что, хотите купить моего мужа для своей дочери ? – спросила Любаня.

– Выходит так. Он всё равно вас не любит, а только страдает, потому что любит мою Ольгу, – сказала женщина.

– А знаете, практика показала, что любви-то никакой и нет, – сказала Любаня, вспомнив Аллу Ивановну. – Вместо любви есть семейное ярмо, два вола, телега и длинная длинная дорога… Длинною в жизнь…

По семейной традиции муж сам укладывал дочку спать.

– Пап, – сказала Катюшка, – давай в воскресенье пойдём в зоопарк и покатаемся там на ослике.

– Согласен, – сказал Игорь.

– И маму с собой возьмём.

– А как же ? Куда же мы без мамы ?…

Любаня мыла посуду, когда муж, уложив дочку, вошёл на кухню.

– Игорь, тебе женское имя Ольга о чём-нибудь говорит ? – спросила Любаня.

Игорь вздрогнул и выронил из рук чашку.

– Но если не хочешь, можешь не говорить, – сказала Любаня.

А чашка даже не разбилась. Посуда из современных материалов такая прочная, что даже на счастье не бьётся…

Как-нибудь в другой раз…

Хромову хотелось петь. Он был так счастлив, его так распирало от счастья изнутри, что радость готова была выйти голосом. Он только никак не мог подобрать подходящую песню. Ни одна из известных ему не дотягивала до его теперешнего состояния. Тогда Хромов просто замычал первую попавшую на голосовые связки мелодию.

Все его мысли были о Лене. Километры от нее удаляли, а мысли приближали.

Когда Хромов проснулся сегодня ночью, Лена тихо дышала рядом с ним и Хромов в эту минуту принял окончательное решение. Ему даже стало от этого легче. Хромов решил, что честно скажет жене, что уходит от нее. Что любит, давно любит другую женщину. Ее зовут Лена. Она ждет от него ребенка.

Хромов рассчитается на работе, уедет из сумасшедшей Москвы в тихий провинциальный городок Богородицк и будут они с Леной жить в ее деревянном домике с красивыми резными ставнями. Весной там море сирени, от запаха которой у Хромова всегда кружится голова. А осенью золотые шары, как маленькие звездочки, с любопытством переваливаются через забор и освещают всю улицу. И Хромов совсем забудет о московском многоэтажном безумии.

Лена родит Хромову сына или дочку, и у них будет полная семья. Жена в Москве его поймет. Они с ней всегда понимали друг друга с полуслова. И дочка поймет. Ей уже пятнадцать лет. Почти невеста. Хромов даже подумал, что жена и дочка так его любят, что будут за него рады.

Хромов прибавил газ. Ему хотелось поскорее осуществить задуманное. Пошел снег. Хромов подумал, что теперь он будет каждое утро расчищать от снега дорожки около дома. Для этого он будет вставать пораньше, как дворники в его московском дворе. Лена проснется, выглянет в окно и помашет ему ласково рукой. Лена. Лена. Лена…

Хромов вдруг подумал, что ведь жену он тоже любит и всегда любил. А Лена для него что-то такое, что намного больше любви и… намного выше. И слов то таких нет, и песен таких нет…

Хромов готов был носить на руках старого еврея, начальника своего отдела. Именно он три года назад послал его в командировку в Богородицк, где Хромов и встретил свое счастье по имени Лена.

Хромов остановил машину прямо на трассе и вышел размять ноги и глотнуть свежего воздуха. Он был где-то на середине пути до Москвы. Косяками полезли в голову хозяйственные мысли. Весной, когда сойдет снег, надо будет вырыть новый колодец. В вишневом саду я сам сделаю ажурную беседку, мечтал Хромов. Летом будем там с Леной по вечерам чаевничать. Надо бы и скворечник под окном подправить, и калитку смазать, и крышу перекрыть, и новую раму на террасе вставить. Хозяйственные заботы его радовали. Но больше всего его радовало то, что теперь Лена, его Лена будет от него не за две сотни километров, а совсем рядом. Только руку протяни.

Хромов представил, как у Лены округлится животик и как они вместе будут слушать биение новой жизни у нее в животе. Хромов от счастья закричал. У него получилось :

– Э – ге – ге…

Что в переводе на простой язык значит – я очень, очень счастлив…

К Москве снегопад затих. Коммунальные службы добросовестно убрали все московские магистрали.

Дочка и жена были дома. Обе повисли на его шее. Они не виделись целых две недели.

– Пап, – сказала дочка Хромову счастливым голосом, – у нас для тебя такая потрясающая новость. Ты закачаешься. Мы еле, еле тебя дождались. Я даже хотела тебе позвонить, но мама не разрешила.

– Сначала за стол, а потом уже все новости, – скомандовала жена.

Стол был праздничный, с тортом и шампанским.

– До Нового года еще целый месяц, – удивился Хромов, – а у вас тут настоящий новогодний пир.

– Пап, у нас такая новость, такая новость…, – тараторила дочка.

– Вадим, – сказала Хромову жена счастливым голосом, – пока ты был в командировке, я ходила к врачу. У нас будет ребенок.

– Пап, представляешь, у меня будет младшая сестренка или братик, – закричала дочка Хромова и обняла маму и папу за шею.

– Ты рад ? – тихо спросила Хромова жена.

Первый раз в жизни Хромову захотелось умереть прямо сейчас на месте. И тогда все решится само собой и, главное, без него. Он даже почувствовал, что его сердце реально остановилось.

– Один, два, три…, – сердце Хромова пропустило двенадцать ударов, а на тринадцатый опять затикало…

– Я рад, – смог ответить Хромов жене и даже добавил, – очень…

Старый еврей, заведующий отделом, включил Хромова, как всегда, в очередную командировку в Богородицк.

– Я не могу поехать, – сказал Хромов. – У меня жена беременная, пополнения ждем.

– Чтобы ты отказался от командировки в этот город ? – удивился заведующий отделом. – Где-то медведь сдох.

Начальник хитро посмотрел на Хромова. Ах ты старый еврей, подумал Хромов, а вслух сказал :

– Как-нибудь… в другой раз…

Короче жизни

Короче Жизни только

Счастье,

Короче Счастья только

Любовь…

Машунька уснула, как всегда, очень быстро. Закрыла глаза и все. Так умеют засыпать только беззаботные дети. Ирина с Сергеем переместились на кухню. Одна и единственная комната их однокомнатной квартиры стала принадлежать Машуньке сразу же после ее рождения.