Говоря о событиях на 1-м Белорусском фронте, нельзя не отметить случай применения биологического оружия немецкими частями. Речь идет о концентрационных лагерях под Озаричами. П. И. Батов об этом случае пишет так: «Немецко-фашистские захватчики, отступая под ударами Красной армии из Белоруссии, оставили находившиеся на переднем крае их обороны в районе местечка Озаричи, Полесской области, три концентрационных лагеря…»[201]. Журнал боевых действий фронта описывает все несколько иначе: «В течение 17.3.44 г. войска 1-го БФ продолжали оборонять прежние рубежи, укрепляли их в инженерном отношении, вели разведку и перестрелку с противником и на отдельных участках 65 А, обнаружив отход противника, начали преследование его»[202]. То есть никаких наступательных действий 65-я армия не вела, целью действий противника явилось всего лишь сокращение протяженности линии фронта для вывода 56-го армейского корпуса под Брест. Говорить об «оправданности» действий немецкого командования не приходится – не было причин, чтобы так жестоко поступать с мирным населением.
Первыми лагеря обнаружили разведчики 65-й армии. Николай Дмитриевич Кубышкин, ветеран 65-й армии, разведчик: «Освободили мы в белорусских болотах такое место, куда немец все население согнал и военнопленных, и заразил их вшами, тифозные вши. А мы когда их начали освобождать, охрану там побили, которая сопротивлялась, а заключенные эти, лагерники: „Ой, наши пришли!“ – и целоваться, обниматься, так я заболел тифом. Рокоссовский с Батовым сделали фронтовой и армейский лагерь только для тифозных, вот там я месяц лежал. А когда нас повезли в госпиталь тифозный, шофер напился самогонки и ударился в березу, от удара мы все вылетели из кузова, и нас женщины таскали к своим деревенским домам»[203].
По указанию начальника штаба 65-й армии генерал-майора М. В. Бобкова 18 марта 1944 года советские парламентеры вручили командованию 110-й пехотной дивизии вермахта ультиматум о немедленном отводе германских войск с передней линии обороны и оставлении концлагерей в нейтральной зоне. Советское командование гарантировало в течение 24 часов отход немецких войск без преследования отступающих[204].
Иоганн-Георг Рихерт, командир 35-й немецкой пехотной дивизии, в полосе которой были расположены концентрационные лагеря, 17 марта 1944 года стал кавалером Рыцарского креста. За эти же действия он был казнен через повешение на ипподроме в Минске 30 января 1946 года в 14 часов 30 минут.
Ребенок рядом с мертвой матерью в концлагере Озаричи. Фотограф: Е. Подшивалов. Источник: БГМИВОВ
35-я дивизия входила в состав 56-го танкового корпуса, которым руководил бывший личный адъютант Гитлера – Фридрих Хосбах. Он, попав в плен к американцам, осужден не будет. Всего, по данным ЖБД 9-й армии, в концентрационных лагерях оказалось порядка 45 000 человек[205]. Организованный отвод немецких войск на заранее подготовленную новую линию обороны не позволил советским войскам продолжить наступление. Операция немецких войск по выводу 56-го танкового корпуса под Ковель получила кодовое название «Близнецы», в составе корпуса на северную Украину из-под Паричей выводились 110-я и 253-я пехотные дивизии. Операция внешне по своей жестокости очень напоминает операцию «Буйвол», когда в марте 1943 г. 9-я немецкая армия покидала Ржевский выступ. Со всей прифронтовой полосы в лагеря под Озаричи свозились мирные жители лишь для того, чтобы отвести линию фронта на несколько километров и вывести из боя две дивизии.
В конце марта фронт продолжал наступательные действия. В конце месяца на участке 50-й армии (это направление также называлось Рокоссовским в мартовском докладе Сталину) в боях вновь участвовал 1-й гв. танковый корпус, успехов советские войска не имели. Лишь 15 апреля 1-й Белорусский фронт окончательно перешел к обороне.
Подводя итоги наступательным действиям фронта Рокоссовского осенью 1943 – весной 1944 года, отметим, что, в отличие от Западного фронта, его фронт наступал и продвигался вперед гораздо успешнее. Это можно наглядно продемонстрировать цитатой из труда академика А. М. Самсонова «Крах фашисткой агрессии»: «На центральном участке советско-германского фронта, где наступательные операции велись на витебском (здесь и далее курсив мой. – М. С.) и бобруйском направлениях, в январе-феврале советские войска освободили Мозырь, Калинковичи, Рогачев. Развить наступление на западном направлении трем советским фронтам – 1-му Прибалтийскому, Западному и Белорусскому – не удалось. Противник продолжал удерживать Витебск и Бобруйск. Однако происходившие здесь бои сковали группу армий „Центр“, что воспрепятствовало командованию вермахта маневрировать ее силами. Важно было и то, что советские войска заняли более выгодные рубежи для последующих ударов»[206]. Как наглядно видно из данной цитаты, наряду с устоявшимся мнением о «вспомогательности» действий советских фронтов в Белоруссии говорится о наступлениях «и на витебском, и на бобруйском направлениях», при этом из трех освобожденных городов все три освобождены фронтом Рокоссовского. В декабре перед его фронтом находились три танковые дивизии, и даже в феврале, когда на Украине немецкие войска терпели сокрушительные поражения, фронт связывал сразу две танковые дивизии (правда, к тому моменту сильно измотанные).
Кроме того, в отчетах 18 стрелкового корпуса[207] 65-й армии по проведению наступательных операций в Белоруссии в начале года указывались следующие недостатки. Первое: отсутствие скрытности при подготовке операции. Противнику удавалось распознать намерения советских войск, в результате чего он успевал принять контрмеры. Второе: отсутствовала подготовка на батальонном и ротном уровне, т. е. в войсках отрабатывались только боевые действия полков и выше. Третье: отсутствие разведки, в результате чего немецкие укрепления внезапно появлялись перед наступающими войсками, а огневая система противника не могла быть подавлена. Четвертое: отсутствие времени на подготовку взаимодействия родов войск. Здесь стоит вспомнить Рогачевско-Жлобинскую операцию. На подготовку к операции у 48-й и 65-й армий было всего четыре дня (изначально два дня, 15 февраля – принятие решения, 17 февраля уже планировалось перейти в наступление), в то время как подготовка к Бобруйской операции будет формально длиться 15 дней (с 7 июня), а фактически два месяца: с начала мая по 23 июня.
Пятым пунктом шло отсутствие должного инженерного обеспечения, без которого танковые части зачастую отставали от пехоты. И шестое – плохая обученность пехоты при действиях в лесисто-болотистой местности. То есть опять же – проблемы не со снабжением, а с управлением войсками.
Рокоссовский вспоминал: «Нашим слабым местом стала доставка боеприпасов. Коммуникации растянулись. Железные дороги, разрушенные противником, еще не были восстановлены. Тыл фронта не поспевал за стремительным движением войск. Подвоз боеприпасов был весьма скудный, а то количество, что мы успевали подбросить нашим фронтовым транспортом, в первую очередь направлялось войскам левого крыла, где наносился главный удар»[208]. Он же упоминал, что трудности были с пополнением частей, войска практически целиком пополнялись из госпиталей и из местного населения. Задача в его мемуарах описывается так: «Белорусский же фронт не получал в то время ничего, хотя задача наша оставалась прежней. Мы должны были наступать, а сил у нас оставалось все меньше, о чем Ставка прекрасно знала. Но мы понимали, что иначе нельзя. Наша задача – активными действиями приковать к себе как можно больше вражеских сил и тем самым облегчить наступление на главном направлении. И мы прилагали все усилия, чтобы выполнить эту задачу. На крупные успехи не рассчитывали, но и на месте не стояли»[209].
