И рука сама потянулась к верному рычагу: Раджед усилием обостренной воли приказал найти верный вектор, который отвечал за балку и кран. Затем с небывалой легкостью подцепил его и перенаправил, восстанавливая на расстоянии сотен световых лет крошечные молекулы тросов и креплений. Руки и все тело пронизывали незнакомые импульсы, но не истощали, а скорее питали. Раджед спокойно прикрыл глаза, он безошибочно видел все в голове, лишь отчетливее представляя конечный результат. Он управлял рычагами мира.

Балка послушно медленно вернулась на законное место, будто сама стыдливо поправляя сорванные крепления. Кран тоже выпрямился к пущему удивлению рабочего, очутившегося до того в ловушке на вершине конструкции. Очень скоро порядок восстановился без видимых последствий. Разве только талисман разогрелся до предела, а в ногах появилась слабость. Впрочем, слишком ничтожная жертва в сравнении с тем, что удалось предотвратить. Раджед умиротворенно улыбался; умел бы мурлыкать, так замурлыкал бы, словно гепард.

Нити постепенно меркли, льор отпускал рычаги, вдруг сознавая, что чародеи очень немного ведают о настоящем устройстве мира. Впрочем, мысли занимала только София, которая застыла среди опешивших прохожих. Обеих дочерей закрыл собой отец, когда все они слишком поздно заметили опасность. Получалось, что льор спас и ему жизнь, отметив про себя смелость мужчины. София же, как зачарованная, озиралась, словно выискивала кого-то. И на лице ее не читалось и тени прежнего отвращения и страха перед появлением чародея.

– Раджед… Это ты? – едва уловимо донесся далекий-далекий шепот, произнесенный одними губами. София глядела на кран, не разделяя удивленный трепет собравшихся зевак. Они снимали на телефоны внезапную мистическую диковинку, кто-то спешил убраться из опасного места, и лишь одна из них непостижимо догадалась об истинной причине.

Что же? Она искренне верила, будто он способен творить такие чудеса? Он ведь вовсе не умел такого до минувшего мгновения! Но предельно обострившиеся чувства, нахлынувшие лавиной и растворившие засовы, открыли нечто. Что-то принципиальное новое. Наверняка не без цели. Уж точно не без цели! Впрочем, рациональное осмысление откладывалось: Раджед все любовался Софией. Но зеркало подернулось предательскими помехами, чудесный образ, явленный подарком и испытанием судьбы, померк и растаял.

– Я все понял! – выдохнул льор, садясь на трон и по давней дурной привычке довольно перекидывая ноги через подлокотник. – Эта магия… – Но льор нахмурился, впрочем, тут же отмахнулся, неизвестно почему улыбаясь: – Хотя нет, я ничего не понял. Я просто чувствую. Эльф! В этом был твой хитрый план?

Тут посреди зала из облачка тусклого тумана скромно показался Сумеречный Эльф в человеческом обличии, уже не хранившем жутковатый оттиск Хранителя Вселенной. Эльф сутулился и виновато складывал руки на груди, точно самый смиренный проситель, тихо спрашивая:

– Прощаешь меня, друг?

Раджед, казалось, прозрел и на Сумеречного: друг больше не казался тем мерзким образом бесчувственного идола, каким нарисовал беспросветный гнев. Отныне и правда виделась некая цель в поломке портала, ведь не все измеряется сиюминутным удовольствием.

– В какой-то мере, – ухмыльнулся лукаво Раджед, но пригрозил: – Если ты друг, то надо предупреждать о своих хитрых планах.

– Тогда в чем их смысл? – развеселился Сумеречный, разводя руками, точно готовясь показать карточный трюк, но вновь смиренно сцепил пальцы. – Порой сказать – погубить план. Ты мне не поверил бы. А сказать «добро» – не значит его сделать.

– В этом ты прав, – задумался Раджед, устало потерев переносицу. – И что же теперь? Я сумею открыть портал?

Льор с привычной энергичностью вскочил с места, словно позабыв, что считанные минуты назад истощил свою магию. Если бы злосчастная балка находилась в пределах Эйлиса, то все прошло бы куда проще. Однако нить тянулась не просто через портал – она преодолевала огромные расстояния между мирами. Так что Раджед приятно поразился тому, на что, оказывается, способен. И вновь мысленно принялся восхвалять себя по неискоренимой привычке упрямого гордеца.

Немедленно представилось, как София бы возблагодарила его за очередное спасение жизни, уже не только ее, но и всей ее семьи. Раз уж она прошептала его имя, значит, тоже ждала встречи. Раджед щурился в довольном предвкушении. Казалось, что дело за малым – открыть портал. Но стоило подойти к зеркалу и вновь прикоснуться к нему, как высветился неразборчивый калейдоскоп картинок, совершенно любых, но только не заветная улица в Москве. А стоило попытаться нащупать линии и рычаги, как пальцы обожгло зарядом тока. Нити мира не позволяли злоупотреблять их милостью во вред и для утехи одного себя.

– Да что же это… – зашипел недовольно Раджед, потирая ладони. – Что за наваждение? Опять ты?

Льор обиженно обернулся к Сумеречному, уже готовый вновь переложить на приятеля вину за все ненастья. Однако Сумеречный застыл непоколебимым изваянием.

– Нет, не я, – твердо отчеканил он, но добавил печально, виновато приподняв края губ: – Радж! Все зависит от тебя. От вас обоих.

Раджед понуро отошел от заветного зеркала, которое раньше казалось непоколебимой собственностью, почти предметом бытового пользования, о котором не стоит размышлять. Он легко перемещался между двумя мирами, оберегая портал от нападений врагов. И лишь когда тот затворился, раскрылась вся загадочность фамильной реликвии, ее противоречивые возможности. В бесчисленных книгах мало говорилось о природе порталов, о том, как их создали и что лежало в основе. По большей части все сводилось к своду правил пользования, инструкций по созданию и предостережения. Но получалось, что порталы не просто перемещали материю – они связывали целые миры скреплениями из недостижимых нитей. Льор вспоминал, что чувствовал, когда управлял ими: невероятное ликование, блаженство духа, оторванное от суетливых мыслей о своем благополучии. Он спасал людей, не только Софию, и это сделалось высшей и достаточной целью в те короткие мгновения. Да, он определенно изменился: раньше бы ничьи горести не тронули его. И все же зеркало не позволило вновь встретиться с Софией.

Раджед, вновь устроившись на троне, как завороженный, уставился на зеркало, колыхавшееся неправильно быстрой сменой незнакомых и ненужных пейзажей. Сумеречный же застыл, прислонившись к стене и по-птичьи склонив голову набок. Он словно выжидал, когда вновь уместно будет говорить, и Раджед это ощущал, вдруг понимая, что за прошедшие два года, пожалуй, скучал в полном одиночестве по верному, хоть и странному, другу.

– Такое чувство, словно все вы, все вокруг, пытаетесь разбудить во мне что-то светлое. А ты, Сумеречный, так бежишь от своей тьмы, – пробормотал льор, случайно озвучивая мысли.

– От тьмы бегут все, – изрек Эльф, отделяясь от стены. – Если от нее не бежать, то она поглотит даже самых светлых.

– Меньше пафоса, мой друг, только меньше пафоса, – усмехнулся Раджед, встряхнув растрепанной гривой. Но сердце подернулось новой болью, новые ростки пробивали каменный саркофаг, отзываясь не вкусом победы, а угрызениями совести: «София… Как же глупо я себя повел. София! Я был искусным обольстителем на балах. Но в итоге не нашел лучшего предлога, чем паршивый шантаж. Видимо, во всем виновата вражда с Нармо и болезнь Эйлиса. Я ожесточился, очерствел духом. Хотя нет. Никто не виноват, кроме меня самого. Хватит перекладывать на всех вину!»

– Зеркало! – оторвал от дум и самобичевания возглас Эльфа. Раджед вскинулся с трона, тут же подхватывая трость. За годы поединков и войн он научился собираться меньше, чем за полминуты, потому держал поблизости все важные артефакты.

Зеркало и правда прекратило беспорядочную трансляцию земных пейзажей, однако показало отчетливо картину самого Эйлиса, а затем изображение метнулось в башню, напоминавшую гигантский термитник.

– Это же Олугд Ларист! – воскликнул Раджед, но яростно зарычал: – И Нармо! Проклятый паук! Я думал, что навечно загнал его в башню.