– Пьёшь?
– В обязательном порядке.
– Так вот, – заявил бригадир заплетающимся языком, – у нас на работе не пьют и пьяниц презирают!
Он помолчал, пытаясь ухватить нить разговора, но в конце концов махнул рукой.
– Паспорт давай.
– Ага! Всенепременно! Я что, похож на гастербайтера?
– Ладно, счас напишем заявление, – не стал спорить бригадир.
– Вы сначала скажите, сколько платить будете.
– Умный, я смотрю, интеллигент что ли?
– Что вы, что вы, такое же быдло, как и вы.
– Чего?! – Бригадир побагровел и попытался подняться.
– В смысле, не умнее вас.
– Да? – Бригадир туго соображал. – Не сбивай. Зарплата хорошая, но маленькая.
После ещё получаса этого бесполезного разговора, сошлись на том, что Он завтра пойдёт в отдел кадров с подписанным бригадиром заявлением и заключит трудовой договор. А сегодня, если хочет получить эту работу, пусть наденет робу и дует к третьему контейнеру.
Бригада попалась хорошая: Стёпа – олигофрен, Юрий – бывший зека и Макс – студент мединститута. Несмотря на бесконечные перекуры, за день они перетаскали не одну тонну барахла. Он, не привыкший к таким нагрузкам, быстро умаялся. Юрий постоянно отлынивал и норовил спихнуть свою работу на Стёпу. Макс, пытавшийся восстановить справедливость, постоянно получал от Юрия подзатыльники. Весь трудовой процесс сопровождался обильным принятием на грудь национального напитка спирт «Рояль» без закуски.
Домой Он вернулся, смертельно уставший и смертельно пьяный. Хорошо, что завтра понедельник, и рынок не работает. Не приходя в сознание, Он уснул, впервые за последнее время не увидев снов. Проснулся Он, одолеваемый болью в мышцах и голове. Ещё целый час Он боролся с нежеланием вставать, но в отдел-то кадров ползти нужно однозначно. Поэтому Он с трудом, как старичок, встал из тёплой постельки и высунулся на мороз. В отделе кадров, к счастью, долго не мурыжили, и Он сразу же бросился к ларьку – живительному оазису в пустыне трезвости. Пиво тут же оживило Его. Купив ещё несколько бутылок, Он вернулся домой и решил устроить уборку. Такое приходило в Его безумную голову нечасто, о чём живописно говорило Его загаженное жилище, больше напоминающее свинарник. Для начала Он собрал весь мусор, пропылесосил старым умирающим пылесосом пол и сгрёб разбросанную по всему дому одежду в одну кучу. Потом Он, превозмогая отвращение, вымыл посуду, которая неровной горкой скопилась в ржавой раковине. Подогреваемый пивом, Он решился на ещё более решительные действия – прибраться в шкафах. В первом шкафу оказались школьные тетради и так и не сданные в библиотеку учебники за пятый класс. Он с наслаждением вывалил всё содержимое полок на пол и уселся в центре этого бумажного хаоса, принявшись разгребать тетради с целью выявления ненужных и отправления их в мусорное ведро. Уже на пятой тетради дело застопорилось, так как Он принялся внимательно просматривать их содержимое, с ностальгией вспоминая о таких ненавистных школьных годах. Правда, в памяти хранились лишь отрывочные воспоминания, словно бы и не жил вовсе. Так пролетел час и бутылка пива. И тут Он наткнулся на небольшую тетрадь с вырванными листами. На обложке была надпись: «геометрия. Шестой класс». Однако внутри вместо треугольников и параллелепипедов было написано Его почерком: «Мой личный дневник». Прихлёбывая пиво и ничего не понимая, Он принялся читать дневник, который до сего момента и в глаза никогда не видел.
«Запись первая. Хотелось начать писать дневник по всем правилам, то есть с датой, но я её не знаю, а календаря нет. И телевизора нет. И телефон потерял. А компьютера сроду нет. Поэтому буду просто нумеровать каждую новую запись. О чём писать, собственно, не знаю тоже. Просто скучно. Друзья не заходят. Была только Татьяна недавно, отругала за беспорядок, как всегда. Я осторожно поинтересовался, как там Ленка, а Татьяна так выразительно на меня посмотрела и осторожно спросила:
– Какая Ленка?
Я замял для ясности, но всерьёз забеспокоился о своём психическом здоровье. Татьяна тоже, и ушла озадаченной. Хорошо, что я ещё не спросил у неë, какое число. Она бы точно решила, что я рехнулся. Я попытался припомнить всё, что было у меня с Ленкой, но в голове царила потрясающая каша. Я решил, что без бутылки не разобраться. Вот, сейчас пишу дневник и пью пиво. Каша в голове осталась, но зато настроение поднялось»…
Он, тоже ничего не понимающий, посмотрел на пустую бутылку, которая оказалось последней, и сбегал до ларька уже более бодро, нежели чем с утра. Потом Он продолжил читать сие увлекательное чтиво. Да и как не увлекательное – не каждый день читаешь про себя свою писанину, которую ты не писал.
… «Я так рад, что отдыхаю. Работать не надо, вставать рано не надо, ещё бы денег давали побольше, а то, как всегда, до конца отпуска не хватит. Как же потом опять неохота на эту обрыдлую работу возвращаться!
Иногда у меня возникает чувство, что я занимаю чьё-то место. Не на работе, а вообще, так сказать, в этом мире. Будто бы вокруг меня чужая жизнь, в которой мне не место. Вроде, всё моё, но всё же. Вот почему Татьяна совершенно не знает Ленку? Ведь они подруги, вроде. Ничего не понимаю. Чувствую себя не в своей тарелке. Ощущение, словно забыл нечто важное. Голова просто пухнет. Психиатру, что ли показаться? Нет, не хочу, ну его на фиг! Мысли какие-то бредовые.
Запись вторая. О, голова моя бедная, прости меня, дуру старую! Сколько пива ни бери, всё равно мало, а с утра понимаешь, что последняя бутылка была лишней! Пить люблю, но не выношу похмелья, как бы так без него? Таблетки не хочу глотать – всё равно не помогут. Надо бы по идее опохмелиться, но мысль о пиве вызывает тошноту. Трясёт всего, весь на измене. Покурил сдуру, не удержался, так чуть тут же не помер»…
Он оценил количество пустых бутылок вокруг и понял, что движется к подобным последствиям. А завтра вообще-то на работу. И там ещё придётся пить. Воспоминание о работе настолько испортило Ему настроение, что этот дневник стал казаться Ему чем-то зловещим. Даже читать расхотелось. Страшно. Он отложил тетрадь в сторону и пьяно уставился на отклеивающиеся обои. В пустой голове носилась пара бессвязных мыслей, мешая сосредоточиться. Ему хотелось всё обдумать, но пиво совсем не способствовало ясности мыслей. Жизнь катилась в неизвестном направлении ко всем чертям при минимальном Его участии. Мог ли Он предположить некоторое время назад, что настолько в ней запутается, что будет считать себя чужим в собственной жизни? Всё перемешалось и спуталось. Он продолжал жить по инерции, и Его мало что интересовало.
…«Запись третья. Сегодня ни к селу, ни к городу вспомнил о Ней. Собственно, я о Ней и не забывал, но сегодня стало особенно больно. Я продолжаю Её любить и ненавидеть. Как мне стать счастливым, если я не могу Её забыть? Да и помню, я, скорее всего, не Её, а Её образ, созданный моим воображением. Но, тем не менее, Она навсегда в моём сердце, ей Богу, как заноза, которая иногда начинает нарывать, изъедая гноем душу. Благодаря Ей я знаю, что любовь существует, но лучше бы я продолжал до сих пор считать любовь бреднями романтически настроенных эрофантастов. Ненавижу ли я Её? Да. Нет. Из-за Неё жизнь пошла кувырком, но я сам себе её испортил. Я придумал любовь к Ней, я придумал Её любовь к себе. Она не виновата, что не смогла соответствовать моим мечтам. Иногда я задумываюсь, а была ли Она на самом деле? Не знаю. Я уже давно ничего не знаю. Но, если бы Её не было, я бы всё равно Её придумал»…
Алкоголь способствовал лабильности эмоционального статуса, и Он поймал себя на том, что шмыгает носом. Ему стало жутко жалко себя. К тому же стало жалко и другого себя. С ресницы левого увлажнившегося глаза упала солёная капля. Легко расчувствоваться от грустной истории, если эта история о тебе. Через пару минут, растерев глаза до красноты, Он устыдился собственной слабости и выкинул эти глупости из головы.
…«Запись четвёртая. Сегодня я смотрел на звёзды. Какими сразу мелкими по сравнению с ними кажутся мирские дела! Все проблемы меркнут под холодным сиянием чужих солнц. Какое дело этой Вселенной, бесконечность которой не укладывается в моей голове рядового пэтэушника, до такой мелкой сошки, как я? Я просто не существую со своими глупыми проблемами для Универсума. Я растворяюсь в звёздном океане, я теряю индивидуальность и приобретаю умиротворённость. Сознание расширяется, и я становлюсь ближе к звёздам. Кажется, что вот-вот растворюсь среди квазаров и пульсаров, потеснив тёмную материю Космоса. Мысли мои рассеиваются, моими органами становятся короны далёких солнц, я забываю, кто я и как пользоваться старым телом. Ещё немного, и я стану всем и одновременно ничем… Но у меня затекает шея, и наваждение испаряется. Вселенная вновь сужается до размеров меня, и космическое настроение пропадает. Жить-то приходится на Земле с её проблемами. Хочешь, не хочешь.
