— Ты сделала это нарочно? — однажды ночью поддразнил он свою жену, когда они бок о бок лежали под мехами. — Ты пытаешься захватить весь мир, а меня до сих пор в это не посвятила?

Она посмотрела на него со смешинками в глазах.

— А что бы ты сделал, если бы так?

— Королева Санса, разумеется, имеет полную преданность дома Ланнистер, — улыбнулся он.

Довольная собой, она нежно его поцеловала.

========== Бонус. Of Cubs and Lions ==========

Санса задумчиво уставилась на тарелку.

Там, дразня её, лежало два лимонных пирожных, ярко-жёлтых на фоне белого фарфора.

Она уже съела два таких, вот в чём проблема. Обычно этого было более чем достаточно — даже больше, и она просто не получала от них привычного удовольствия. Но в последнее время ей почему-то ужасно хотелось лимонных пирожных.

— Просто съешь их, Санса, — голос Тириона прервал её размышления.

Она бросила взгляд на мужа, который сидел напротив и наблюдал за ней, а потом снова посмотрела на пирожные.

— Я не должна.

Он вздохнул, интересуясь:

— Почему нет?

— Я уже съела два, — рассуждала она.

Боги, они выглядят восхитительно.

— Тогда что тебе стоит взять третий?

В этом была логика.

Она снова посмотрела на него, прежде чем неуверенно протянула руку и взяла пирожное.

— Когда я вырасту до размеров слона, ты не сможешь отречься от меня.

— Санса, ты можешь выглядеть как Дрогон, и я не отрекусь от тебя, — со смешинками в глазах ответил он.

Ответ должен был её успокоить, но она не смогла удержаться, когда, сделав паузу между укусами, незрело проворчала:

— Дрогон гораздо красивее слона.

Тирион рассмеялся, и, когда он на неё посмотрел, в глазах блеснули искры; она не могла не улыбнуться в ответ.

Её муж был совершенно ею одурманен.

Она не станет лгать: ей даже нравилось то, что она — весь его мир. Если она не могла определить это по тому, сколько времени он проводил, наблюдая за ней, пока она спала (много), по постоянному наличию лимонных пирожных, по непрекращающемуся потоку подарков, она, конечно, догадалась бы по тому, как часто он ей об этом говорил. По утрам, когда они просыпались, во время их вечерних прогулок, совместных ужинов, когда они занимались любовью, пока весь замок погружался в сон.

Тирион Ланнистер любил её, и ей это очень нравилось.

Помогало то, что она, в какой-то момент, полюбила его тоже.

Он был добрым, остроумным, весёлым. Тирион понимал её так, как никто другой никогда бы не смог. Она всегда с нетерпением ждала разговора с ним, когда они, болтая часами, даже не замечали, как проходит время. Он знал, о чём она думала, потому что сам часто думал о том же.

Теперь Санса Ланнистер могла сказать, что поняла уроки любви, которые когда-то давала ей мать.

Потому что она была права: любовь не была чем-то, что приходит внезапно: она молча преследует тебя долгое время. Она строится, медленно растёт, с течением времени, пока ваши жизни, ваши мысли не переплетаются настолько, что вы перестаёте думать о себе как об отдельных существах — только едином.

Год назад, в их первую совместную ночь, она думала, что наконец-то открыла для себя любовь. И, возможно, она не ошиблась. Тогда она любила его, но не так, как сейчас. С каждым днём она всё больше узнавала о человеке, которого называла своим мужем, и каждый день находила в нём ещё одну частичку, достойную обожания.

Когда она наконец поняла это, то сказала ему, что хочет ребёнка.

Это было месяц назад. С тех пор они старались изо всех сил.

Это не сильно отличалось от их обычных занятий любовью; с той роковой ночи, когда муж познакомил её с удовольствием, найденным в постели, они оба были нетерпеливы в этой конкретной области их брака.

Санса могла назвать его очень опытным; Маргери, безусловно, была права насчёт этого. Санса была не совсем уверена, что именно должен был делать любовник, но всё же считала, что её муж — лучший. Он был внимателен, напорист, когда она просила, нежен.

Перед отъездом в Королевскую Гавань мать рассказала ей о появлении младенца. Тошнота по утрам (или сутками), отёки в груди, отсутствие лунной крови.

Санса следила за всеми признаками — её не тошнило, и она не думала, что её грудь изменилась. (На самом деле, она определенно не изменилась, Тирион бы заметил.) Разве что её лунная кровь запаздывала — хотя это никогда не было особенно регулярно, так что она не придавала этому особого значения.

Стоп.

Она посмотрела на мужа, который потягивал вино, не обращая внимания на её внутреннее смятение. Теперь, когда она задумалась об этом, поняла, что опоздание было слишком долгим.

— Тирион? — тихо сказала она.

Он потянулся к кувшину, стоящему на столе.

— Хм?

— Моя лунная кровь опаздывает.

— У тебя опять стресс? — он налил вино, не понимая, что она имеет в виду. — Может, ты возьмёшь выходной?

— Тирион, — тихо прошептала она.

Он озадаченно посмотрел на неё, и она видела, как в глазах загорелся огонёк понимания.

— Ты имеешь в виду… ты думаешь…

— Я не уверена, — прикусила губу она. — Но две недели — это больше, чем обычно.

— Уже, правда? — он улыбался, а в глазах плясал восторг. — Мы пытаемся всего месяц.

— Моя мать любила давать уроки о плодовитости Талли, — она подавила улыбку.

Он встал со стула, обошёл стол и взял её за руку.

— Это… это невероятно. Ты просто невероятна, — поцеловал её в щёку, потом в нос, потом в губы, не в силах перестать улыбаться.

— Ну, — вставила она между поцелуями, — мы ещё не знаем. Может я не беременна.

Он сделал паузу, отодвигаясь достаточно далеко, чтобы лучезарно ей улыбнуться.

— Может ты пока и не с ребёнком, но ты можешь с ним быть.

Санса улыбнулась.

— Может быть.

***

Она беременна.

***

На протяжении жизни Санса слышала много разных историй о беременности.

Некоторые из рассказов были не так уж и плохи, но Рикон, например, тяжело дался её матери. Кейтлин всегда говорила, что это потому, что она была слишком стара, когда забеременела — после своих тридцатых именин. Беременность на таком позднем сроке должна была тяжело сказаться на организме.

Сансе повезло. У неё не было токсикоза, её тело страдало не так сильно (появилось совсем немного растяжек), а волосы не выпадали — на самом деле, единственным возможным недостатком было то, как сильно она хотела своего мужа.

(Она хотела его очень сильно. Почти постоянно. Они провели так много времени в постели, что их слуги, независимо от времени суток, больше без стука не входили. Тирион, похоже, не возражал.)

У неё также появилась невероятно сильная тяга к еде — лимонным пирожным. Теперь она любила подгоревшую баранину и пирог с голубями — тот, который она всегда ненавидела раньше.

Её обоняние также стало невероятно чувствительным: до такой степени, что она просыпалась от запаха завтрака и требовала, чтобы Тирион мылся три раза в неделю, а не два.

Он охотно согласился; Тирион сделал бы всё, о чём она просила, когда её живот начал расти.

Он был зачарован лёгкой опухлостью, когда впервые её заметил. Он довольно хорошо был знаком с её телом — даже более знаком, чем она сама, — и он заметил лёгкую выпуклость её живота через несколько недель после того, как она предположила, что беременна.

— Он просто есть, — сказал он ей однажды вечером, проводя кончиками пальцев по её обнаженному низу живота, после того, как они занимались любовью.

Она посмотрела вниз, изучая область, которую он очерчивал.

— Я всё ещё не вижу.

Он вздохнул, нахмурился и пристально посмотрел на изгиб.

— Нет, я в этом уверен. У тебя очень плоский живот, Санса, особенно когда ты лежишь. Но это… — он легонько потрогал её живот, — не плоско.

Она снова посмотрела на него. Санса действительно не видела большой разницы, особенно при слабом свете свечей, но кивнула, поддразнивая.

— Возможно.