– У тебя целый ящик кукол, поиграй с ними. Тут уже ничего не изменишь.

– Нет, это подарок от папы.

– Так чего ты хочешь?

– Я не зна-а-а-ю – приближаясь к истерике, зарыдала она.

      На мгновение Рен лишается движения – тот, чье тело он занимает во сне, крепко задумывается. Порывшись в ящике с игрушками, он отыскивает своего пирата и отдает сестре самое потрясающее, что есть в игрушечном покорителе морей – повязку на глаз.

– Держи! Отрываю от сердца! – Гордо произносит он, сам в восторге от своего великодушия.

– Леди Мэри не станет носить этот ужас! – Возмущается малышка, потрясая фарфоровой красавицей, которой и впрямь ни к лицу придется аксессуар.

– Ну что же ты, отлично выглядит! – он пытается приладить к миловидному личику куклы повязку, но только сильнее злит девочку. Малышка хватает со столика графин с водой и приложив все силы, выливает его на брата.

      Самодовольная улыбка вдруг сменяется не то ужасом, не то восторгом – мальчик по прежнему сидит на кровати в сухой пижаме, а в воздухе – неподвижный водяной пузырь.

– Как ты это сделал? – шепчет она.

– Не знаю – встревоженно, на всякий случай тоже шепотом, берет сестру за руку и вместе они выбегает из спальни.

      За спинами слышится плеск и от холодного звука, рассыпавшегося о паркет, просыпается Рен.

                                    ***

– Снова заснул за учебниками! – недовольно проворчала девушка, увидев, что Рен наконец открыл глаза.

      -Арлен, ради всего святого, что тебе нужно? Мне снился такой приятный сон.

– О чем же?

– О детстве. – Он заметил, как ее лицо сделалось скептическим, ведь к детству Рена едва ли уместно было употребить слово «приятный», и поспешил пояснить. – Не о моем. Какому-то тезке очевидно больше повезло с происхождением. Иногда мне кажется, все богатые дети похожи на ангелов.

– А я? – усмехнулась девушка.

Он смерил ее взглядом. Его собеседница, эта высокая, статная молодая девушка с сильным уверенным взглядом к пятнадцати годам растеряла все детские черты. Даже мягкая женственная юность обошла ее стороной, волевой подбородок и жёсткий характер не смогли компенсировать не великолепные каштановые локоны, ни весьма выразительные женские прелести.

– Совсем нет. – Ухмыльнулся он.

– Раз так, пошел прочь! – Надулась она. – Мать скоро вернется.

      Спешно отнеся учебники на нужные полки, он стал собирать письменные принадлежности, краем глаза посматривая на Арлен.

      Молодая госпожа дома Дюран отошла к окну, нервно выглядывая, не идет ли матушка, и попутно бранилась:

– Хочешь, чтобы тебя отсюда выгнали? Если только матушка узнает, тебя прогонят взашей и что, снова будешь скитаться и воровать у беззащитных девушек?

– Это ты-то беззащитная? – рассмеялся он.

И правда, будь она не способна за себя постоять, Рен никогда бы не получил возможность научиться читать и писать. Все дело в том, что три года назад Рен, привыкший не пропускать кошели, беспечно выставленные на показ, столкнулся на базаре с девушкой, пытавшейся скрыть за серой накидкой свое шелковое платье с кружевным подолом. Повинуясь воровской привычке, он стащил ее узорный кошель, прежде, чем сам успел осознать. Кто же мог предположить, что леди Дюран с легкостью нагонит его и, не рассчитав силу, сломает тонкую руку.

За поступки нужно отвечать, поэтому Рен вернул кошель, а Арлен, немало смущенная своей неженской силой, привела его в дом, чтобы подлатать беднягу.

      -По правде у меня есть небольшой домик на дереве, я играла там ребенком, но теперь он пустует и, если тебе некуда идти, можешь хотя бы остаться до тепла. – Сказала она тогда.

– Какова же будет плата за эту щедрость?

– Что же ты можешь мне дать, нищий оборванец? – беззлобно улыбнулась она. – Я помогаю тебе из одного лишь эгоизма, такое не стоит и доброго слова.

      Рен тогда решил, что Ренард оказался как никогда прав, говоря о его везении. Стоило подумать, что негде пережить зиму, как милостивая Наи сама привела его к спасительнице.

      Арлен и правда выделила ему небольшой домик, когда-то построенный со всем старанием, но теперь заброшенный и заваленный мусором, вроде подгнившей листвы и веток. Внутри дела обстояли не лучше , окно и зеркало изрезали трещины, а по углам вперемешку с пылью белела соль.

      " Стало быть, хозяйка суеверна" – без особо интереса отметил Рен.

– Еду я буду присылать – деловито заявила она – а вот привести все в порядок – твоя задача. Окно пока заклей бумагой, а я велю заказать новое. Что же ещё…? Точно, не почувствовал ничего странного, придя сюда? Не то чтобы что-то было не так, но…

– Что ты, все прекрасно. Никто и никогда не был ко мне столь добр.

– Вот как. Что ж, в таком случае я вернусь в дом, скоро тебе принесут обед, теплую одежду и постельное белье. Завтра попрошу доктора взглянуть на твою руку, а пока отдохни. Печи здесь нет, да и топить ее было бы слишком опрометчиво, матушка заметит.

– Зимы в Арере мягкие… – С легкой улыбкой согласился Рен.

      С этого и началась его спокойная жизнь близ поместья семьи Дюран. По правде, все доброе отношение Арлен очень походило на то, как при строгих родителях ребенок тащит домой бездомных котят и щенков, с той лишь разницей, что душевная широта и болезненная склонность к снисхождению заставили ее приютить ребенка.

      Леди Дюран покидала дом каждый день около семи утра, чтобы успеть помолиться до службы, и возвращалась около десяти, потому как после храма любила прогуляться по парку или обойти пару-тройку именитых портных. Набожность не склонила ее к аскезе и , будучи вдовой одного из богатейших людей Ареры, она охотно пользовалась благами огромного состояния.

      Именно во время ее отсутствия Арлен спешно отправила Рена в купальню, попутно раздав бесчисленное множество поручений горничным и прочим слугам. Пока мальчик отмывал с себя остатки былой жизни, она успела отдать тайный приказ на починку окна, в также велела натаскать в домик старых одеял и подушек, занавески и теплый ковер с пёстрым рисунком, раздражавшим госпожу. Словом, пребывание Рена здесь должно было стать комфортным, оставаясь при этом незамеченным.

      Она была с ним ласкова, платила врачу до тех пор, пока рука Рена совсем не зажила, кормила его и иногда трепала по голове, но не интересовалась даже причинами его скитаний. Рен как-то обмолвился, что ни родителей, ни дома, у него нет – этой информации Арлен оказалось достаточно.

      Поначалу мужской одежды в доме не нашлось и юная госпожа откопала где-то свой старый костюм для верховой езды – единственный наряд, включавший в себя штаны. Позже, конечно, он разжился собственными штанами и рубахами, сапогами и камзолами, а пока он не считал, что имеет право на капризы, и принимал с благодарностью едва ли не каждый жест милосердной Арлен, так кстати нашедшей, чем себя занять.

      Неожиданно худоба и бледность Рена сыграли ему на руку, костюм смотрелся прекрасно на тонкой фигуре. Волосы, цвет которых казался неразличимым, больше не скрывала грязь и пыль, и впервые расчесанные светлые пряди легли на плечи.