Галя хмыкнула.

– Да хоть послезавтра. Мне главное, чтобы остались свадебные фотографии с каллами, шампанским и многослойной фатой.

Через месяц родителей ждал сюрприз. У празднично накрытого стола с мимозой, картофельным пюре и котлетами-ассорти топтались сосед Леха в тесном костюме да Галя в дурацком платье, напоминающем свадебное, тесноватом в талии и груди. Родители замерли на пороге, не зная, как реагировать, и только бабушка не растерялась:

– Ишь ты! Ну, что стоите, как не рады? Свадьба у нас. Гуляем!

Затем подмигнула жениху:

– Садись, милый, только мозг не прищеми.

Налила рюмочку и с жадностью к ней приложилась. Завела тонким дребезжащим голосом: «Расцветали яблони и груши». Ефим со злостью шикнул на мать и брезгливо окинул взглядом дочкин живот:

– Добегалась?

Шура под столом сосчитала по костяшкам месяцы и заплакала. Ее плечи ходили ходуном, будто поршни в велосипедном насосе. Затем также резко успокоилась, схватила со стола бутерброд и проглотила на манер таблетки. Целиком. Ефим неприлично тыкнул указательным пальцем:

– Ребенок не от него?

Девушка честно кивнула.

Тот пожал парню руку с такой силой, будто хотел вырвать из плеча, и прогремел:

– Ну что ж, молодой человек, вы свою миссию выполнили, а теперь бегом домой. Мамка, небось, заждалась.

Леха с тоской посмотрел на стол и разочарованно направился к двери. Галя выскочила следом и жарко зашептала в ухо:

– Спасибо! Разведемся в следующем месяце.

Тот кивнул, влез в разношенные туфли и нехотя взялся за лестничные перила. В спину ему неслось звонкое бабы Фимино: «Миленький ты мой, возьми меня с собой. Там в стране далекой буду тебе женой».

Илья больше не писал. Случайно прислал открытку, предназначавшуюся его родителям, в которой рассказывал, что был на Владимирском тракторном заводе и даже прикручивал колеса с помощью пневмоключа. Девушка в отместку отправила фото со своей свадьбы.

Вскоре новоиспеченная пара развелась, и Галя родила девочку. Громкую, абсолютно здоровую, ярко-рыжую Ирку.

Ирка бежала за гаражи с такой скоростью, словно сдавала норматив ГТО. Ворчала под нос:

– Тетка – дура! Все выдумала. Моя мама сейчас в магазине, в очереди за сливочным маслом. Ну и что, что ушла с самого утра? Там народу, как на митинге, пока достоишься…

В животе болталось что-то инородное – на манер вспоротой консервной банки, и сильно жгло в боку. Сердце колотилось, будто испорченное. Кажется, еще разок трепыхнется и вовсе остановится. Пальцы горели огнем. С перепугу обула выходные сандалеты, и те мигом натерли мозоль.

Дождь час как закончился, но крупные капли продолжали виснуть с крыш, декоративных подсолнухов и детских горок. Серебрили кусты шиповника и охраняемого всем миром фундука, принесенного из леса. Мотолюбители возились со своими железными конями и матерились. Ирка, привыкшая к крепкому словцу, даже ухом не повела. Чуть дальше чесал затылок растерянный хозяин горбатого «москвича». Ночью кто-то из зависти исцарапал бампер и левое крыло, и теперь бедняге предстояли непредвиденные траты. Соседка с монистом прищепок на шее развешивала во дворе простыни и сочувствующе поглядывала на девочку. Отвешивала подзатыльники своему лоботрясу, с разгона ныряющему в неостывшие лужи. Тот отбрыкивался: «Ну, маманя!»

Галя распласталась на земле абсолютно голая. На ней не было даже шейного платка. Колени неестественно разбрелись в разные стороны. Живот в грязи. Груди разъехались. Девочка старательно отводила глаза, но постоянно натыкалась на густую растительность между ног. Рядом ползал на коленях мужик со свисающей розовой кишкой, задевая ею асфальт. Не Мишка и не Витек. Чужой. Алкаш шарил в своей ширинке и хотел то ли спрятать «хозяйство», то ли наоборот, выставить напоказ. Мычал, оголяя ряд съеденных пеньков. Тыкал женщине локтем в бок, дескать, перевернись, мне так неудобно. Ирка завопила и набросилась на него с кулаками. Тот не ожидая рухнул ниц, сверкнув волосатой задницей и бельем, поржавевшим от мочи. На крик прибежал соседский мальчик и разинул рот.

– Что уставился? Помогай или проваливай!

Паренек с трудом выломал ветку сирени и стал гнать дядьку в кусты, словно отбившуюся от стада корову. Прикрикивал высоким девчоночьим голосом, вежливо обращаясь на «вы»:

– Уходите! Идите, пожалуйста, домой! Приведите себя в порядок!

Тот послушно полз по-пластунски, изрыгая из горла брань. Подтягивал исподнее. Ирка отдала новый приказ:

– А теперь отвернись!

Мальчик послушно показал спину и с преувеличенным интересом уставился на трансформаторную будку, турник, служивший не для занятий спортом, а для выбивания ковров, и футбольные ворота. Девочка в ворохе тряпья нашарила мамины трусы и попробовала их натянуть. Те не поддавались, застряв чуть выше колен:

– Мамочка, ну давай же, помоги мне!

Галя медленно открыла глаза и поднялась на локти. Заморгала. С трудом надела трусы, комбинацию, юбку. Ирка, стоя на коленях, помогала застегнуть босоножки. На одном не хватало пряжки и цветка. Пыталась оттереть зеленые пятна с лиловой кофточки, талантливо связанной крючком всего несколько дней назад. Галя пригладила волосы, нашла в траве сетку с сиротливо болтающейся пачкой масла и только потом взяла дочь под руку, отправившись в сторону дома. Ирка прохладно кивнула мальчишке:

– Будь здоров, рыжий.

Тот обиженно хмыкнул:

– От такой же слышу.

Они ковыляли, словно инвалиды, чудом вернувшиеся с войны. Галя привычно втягивала живот и ловила свое отражение в окнах, стараясь придать лицу невозмутимое выражение. Ирка волновалась, как они пройдут мимо соседок, гоняющих на лавке комаров. Те, завидев парочку, все-таки зацокали:

– Это ж надо, чтобы с такими золотыми руками, такой поганый рот! И хозяйка, и мастерица, и плотник великолепный. Вот видишь, Ирочка, до чего доводит пьянство!

Ирка мысленно соединила над головой руки, что означало «я в домике», а мама широко улыбнулась и сфокусировала взгляд на самой обнаглевшей:

– Уважаемая, а вам не тяжело будет переломанными руками зубы с асфальта собирать? Так что идите в жопу!

Тетка выпучила глаза и стала напоминать жертву базедовой болезни из медицинского справочника.

В квартире Галю развезло еще сильнее, и женщина окончательно потеряла осанку и лицо. Из последних сил держалась на ногах, пытаясь уцепиться взглядом то за трюмо, то за настольные часы в виде книги. Ее посеревшая кожа, утратив эластичность, напоминала вздувшийся паркет. Да и все тело отяжелело, словно куль с овсом. Ирка бережно обтерла ее лицо мокрым полотенцем и уложила в постель. Подоткнула одеяло. Задернула шторы. Галя мгновенно уснула, по-девичьи подложив под щеку кулак, а Ирка, вымыв от грязи обувь и выставив сушиться на балкон, включила телевизор и устроилась на самом краешке софы.

Мама проснулась через несколько часов. Девочка за это время съела два сахарных бутерброда и досмотрела «Московскую красавицу». Заметив, что она заворочалась, принесла не шибко вымытый стакан с водой и подождала, пока та выпьет, постукивая зубами о бортики. Затем обхватила себя руками и стала отчитывать, копируя не то бабу Шуру, не то учительницу в школе:

– Мама, ну что ты натворила? Как ты могла так опозорить нашу семью! Тебя видел весь двор: и соседка Зина, и тетя из кукольного театра и даже мальчик из второй квартиры. Ты валялась среди бела дня абсолютно голой. Без майки, без кофты, без трусов!

Галя сморщилась, чисто старая картофелина, и заплакала. Девочка примкнула к ее коленям, и они долго раскачивались, прощая друг друга. Мирились, держась за мизинцы. Ирка хрипло декламировала: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись». Потом толкаясь бежали на кухню, чтобы приготовить шоколадную колбаску. Пока мама жарила на сковородке орехи, Ирка старательно ломала печенье, отмеряла масло и молоко.