Литмир - Электронная Библиотека

Лариска напустила на лицо вселенскую скорбь и закудахтала:

– Галочка, милая, прости! Я честно не хотела! Оно само вырвалось.

Через час подружки помирились и плакали навзрыд у шурфа заброшенной шахты № 5, куда безжалостно сбрасывали и мертвых, и живых. Фотографировались у монумента «Скорбящая мать», возведенного в честь двадцатилетия победы, у памятника «Клятва» и возле дома Олега Кошевого. Во Дворце пионеров долго рассматривали стенды с комсомольскими билетами, личными вещами, письмами. Генка околачивался на задворках, тайком покуривал, но к девушкам больше не подходил.

Лето незаметно прошуршало юбками, браслетами, серьгами-гроздьями, и девочки перешли в десятый класс. За время каникул Галя связала эфиопской резинкой модное пончо и стала носить на голове хайратник[5]. Обзавелась юбкой-макси и собственноручно вывела на футболке «Make Love. Not War». Щеголяла в ней без бюстгальтера, не стесняясь соблазнительно приподнятой груди с напряженными в прохладные дни сосками. Прибарахлилась настоящими темно-синими джинсами с двойной строчкой, деревяшками-шлепанцами и плащом из кожзама цвета спелой вишни. Мама хоть и продолжала отдавать всю себя Леночке, но не забывала и о других детях, пытаясь компенсировать недостающее внимание обновками, купленными с рук.

Галя давно ощущала себя взрослой. Готовила на всю семью, убирала в квартире и неплохо шила. По субботам бегала в парк на танцы. На импровизированной сцене с асфальтированным пятачком играла живая музыка, а парни в клетчатых брюках перепевали «Самоцветы», битлов, «шизгару». Все фанатели от зарубежной эстрады и на языках вертелись имена Рафаэля и Энгельберта Хампердинка.

Тем летом в город ворвался модный бум. Дамы равнялись на француженок и рижанок, щеголяя в огромных очках и платках в крупный горох поверх непомерно высоких начесов. Некоторые завивали волосы на манер афро, пользуясь самодельными бигуди из газет. Мужчины массово отпускали усы и бакенбарды. Носили брюки, сильно расклешенные книзу, и слоуны. Те, кто беднее, довольствовались кедами «два мяча».

В моду вошли темные обои со шторами, и родители, отстояв огромную очередь, приобрели и то и другое. Застелили до самых плинтусов ковры, повесили на стену репродукцию «Джоконды», круглое зеркало в раме и декоративные оленьи рога. Их квартира стала напоминать заграничную открытку. Лариска с трудом пережила подобные изменения. Она все оценивала с позиции «практично-непрактично» и считала, что в Галкиной семье сместились акценты. Ведь не о моде нужно думать, а о поступлении в вуз. Девушка мечтала стать учительницей русского языка и приходила в восторг даже от звука мела, царапающего доску:

– Я хочу доносить вечное. Говорить языком Ахматовой и Пастернака. Декламировать Маяковского и Тютчева. Главное – правильно себя подать. Зайти твердой походкой в класс и без малейших сантиментов представиться: «Меня зовут Лариса Ивановна». Правда, хорошо звучит?

Галя не разделяла ее восторга и не преследовала подобных целей. Ей хотелось любить, выбираться в походы куда-нибудь на Кавказ, носить модные кюлоты, слушать Сальваторе Адамо, во всю наслаждаясь жизнью. Лариска еще больше заводилась и фонила чужими фразами, позаимствованными из кино:

– Пойми, если ты не нашла себя в семнадцать лет, то неизвестно, найдешь ли себя вообще. Ты не имеешь права на собственное мнение, пока материально зависима от родителей. Пока не получила высшего образования, рискуешь остаться в окружении неинтересных людей и так и не принести обществу никакой пользы.

Галя хохотала, приглашала в «стекляшку» на мороженое и называла исключительно Ларисой Ивановной. Одноклассники прозвище подхватили, изменив заодно и фамилию на Сикель.

Все началось с Генкиного дня рождения. Парень пригласил ребят из двух классов на дачу и устроил настоящую вечеринку. Не пошла только Лариска, слегшая с простудой, да еще несколько «серых мышей».

В понедельник ученики возбужденно шушукались, обсуждая произошедшее: как опустошали бар, освежались в сугробах, играли в бутылочку. Лара слушала и закипала. Как такое возможно? Где девичья честь и куда подевалось понятие «Умри, но не давай поцелуя без любви»? Тайком сканировала именинника, не сводящего с Гали глаз. Тот все также увлекался спортом, занимал призовые места на соревнованиях, носил огромную лисью шапку, видимо, отцовскую, и никогда не одевался на переменах. Выбегал в одном свитере, лепил снежки и метко отправлял их в спины. Галя проворно уворачивалась, гоняя между турниками этакой газелью, а Лариска старательно поддавалась, подставляя тощие бока. Генка не интересовался легкой добычей. Снова и снова нырял красными пальцами в снег, ваял снежных колобков и помечал березы-далматинцы, чужие головы, качели. Заводился. Возбуждался, охотясь за ее неуловимой подругой. Неожиданно после шестого урока Лариска выступила с предложением собрать внеплановое комсомольское собрание и заняла место у доски:

– Ни для кого не секрет, что на днях Геннадий отмечал свое шестнадцатилетие, и на празднике был алкоголь. Я не удивляюсь, что пили спиртное Мила и Таня. У них нет никаких моральных принципов. Они не готовятся поступать в институт и не занимаются общественной работой. Меня беспокоит, что в этом принимала участие моя лучшая подруга, отличница и будущая медалистка, поэтому не могу оставаться в стороне. Кроме того, она проявила верх аморальности, целуясь с именинником у всех на виду.

Ребята слушали невнимательно и глазели в окна. Там деловито сновали длинноносые грузовики и представительские «Волги». Простаивал без дела туго подпоясанный милиционер, словно бочонок для игры в русское лото. На проводах в шахматном порядке сидели вороны в ожидании хода короля, и собирались ранние сумерки. Наглухо застегнутая классная руководительница периодически призывала всех к порядку и незаметно зевала в рукав. Лариска все замечала, злилась, а потом нащупала Галин снисходительный взгляд и пошла в атаку:

– У настоящей комсомолки не должно быть секретов от товарищей. А у Гали секреты есть, и я просто обязана их обнародовать. Отец выпивает, брат ставит опыты над животными, а бабка в годы войны была подстилкой у фрицев. Поэтому считаю, что Галю нужно исключить из комсомола.

В классе поднялся шум, и учительнице пришлось стучать указкой до тех пор, пока та не сломалась. Обвиняемая сидела, не шелохнувшись, только до крови кусала губы. Лариска с чувством выполненного долга прошла на свое место и расправила на коленях передник. Учительница объявила голосование. В ту же минуту вороны прервали шахматный турнир и отправились восвояси.

Галя вернулась домой позже обычного. Молча села за стол и уставилась на клеенчатые орнаменты. Мама решила не задавать вопросов. Лишь бросила любимую фразу, годящуюся на все случаи жизни:

– Понимаешь, доченька, если выпадет счастье, так это на минуточку, а беда, поверь, навсегда.

Галя подняла на нее абсолютно пустые глаза и согласилась.

Девушку исключили из комсомола и «срезали» золотую медаль, Лариска получила свою вызубренную серебряную и усиленно готовилась к поступлению в педагогический. Замахнулась на столицу, считая, что только там достойный профессорский состав. И вообще там все лучше: есть метро, скоростные трамваи и высотные дома. Литературные музеи. Театры. Вечерние огни.

В Гале, напротив, что-то сломалось. Девушка разобиделась на несправедливый мир, всем назло отнесла документы в бурсу и начала осваивать профессию столяра-станочника наравне с деревенскими ребятами. Те смачно плевались и курили «Приму». Пахли потом, перегноем и одеколоном «Турнир». Особо не выбирали выражений и не спешили читать Аксенова. Смотреть «Не все коту масленица» или «Дядюшкин сон» в Театре русской драмы. А зачем? Все равно всю жизнь стоять с рубанком, ножовкой и топором.

Математику у них преподавал Михаил Васильевич по прозвищу Фрунзе. Настоящий самодур с перекошенным лицом вследствие инсульта. Мужчина буксовал в преподаваемом предмете и ненавидел детей – всех, кто имел симметричные глаза и губы, а еще молодость, красоту и здоровье. Галя оказалась в числе его личных «врагов». Она лучше всех знала предмет, имела живой ум, нестандартное мышление и этим еще больше выводила из себя. Стоило девушке хоть на секунду замешкаться с ответом, орал: «Что ты о себе возомнила, красавица? Предмет нужно учить, а не елозить губы помадой». Галя расстраивалась и теряла минусы. Тот ликовал. Чихвостил. Ставил двойки.

вернуться

5

Хайратник – тесьма или кожаный шнурок на голове, атрибут моды хиппи.

12
{"b":"690321","o":1}