После общения с жутким миразу мне страшно хочется искупаться, смыть из себя липкую грязь его взгляда, но позволить я себе этого не могу. С минуты на минуту может явиться Тамира, мы вроде как должны проведать маленькую Лалерин. Так что очистительные процедуры потом. И разговор с Гапкой тоже.

Принцесса Мегера действительно приходит довольно быстро. Но, как ни странно, про наш разговор с Рифатом и моё предположительно неприличное поведение ничего не говорит, а коротко велит мне следовать за ней. Следовать приходится недалеко. До покоев напротив. Оказывается, именно здесь и поселили маленькую Лалерин.

Девочка обнаруживается в спальне, где сидит на кровати уже без головного убора и хмуро наблюдает за служанками, которые разгружают сундуки с её вещами. Девочка, кстати, оказывается дивно хороша. Пухлые щёчки, на которых скорее всего появляются милые ямки, когда она улыбается, большие тёмно-карие глаза, цветом напоминающие отцовские, естественно, тёмные волосы. В общем восточная красавица. Только очень грустная.

— Тебе нравятся твои новые покои, Лале? — интересуется её бабушка. Довольно сухо, надо признать. Словно не к родной внучке обращается. Хотя, чему я удивляюсь? Если она дочерей выгодно продавать не стесняется…

— Они большие, — безразлично пожимает плечами малышка. Что-то не нравится мне её состояние. Разве дети её возраста могут быть настолько ко всему безразличны?

Однако Тамира ответом внучки полностью удовлетворена. Она некоторое время наблюдает, правильно ли служанки выполняют свои обязанности, выдаёт им ценные инструкции. Потом точно так же инструктирует появившуюся рядом и склонившуюся в низком поклоне женщину, оказавшуюся няней, и собирается удалиться, выжидающе взглянув на меня.

— Я хочу побыть с Лалерин, мама. Если ты не возражаешь, — прошу я, ведомая знанием, что так надо, и, подумав, добавляю. — Мне кажется, миразу Рифат именно этого от меня ожидает, как от своей невесты.

Женщина удивлённо вскидывает брови, смотрит на меня испытывающе. Но в конце концов согласно кивает.

— Хорошо. Твой будущий супруг тобой доволен, потому не вижу причин ограничивать ваше с Лале общение. Ей действительно нужна твоя забота. Надеюсь, ты не подведёшь наше доверие.

— Как я могу, мама? — обтекаемо отвечаю ей.

В результате остаюсь почти сам на сам с маленькой девочкой, чья мама недавно умерла при непонятных обстоятельствах. А папа срочно желает жениться на мне, чтобы воплотить в жизнь свои больные фантазии. Уф. Капец. Некоторое время просто смотрю на малышку. А она меня словно и не замечает. Вопрос: «Зачем мне это надо?» в голове даже не возникает. Я чувствую, что ей плохо. И чувствую нужду ей помочь. Как это сделать? Как мне с ней себя вести? Даже понятия не имею. Для начала точно нужно удалить лишние уши.

— Оставь нас, — велю я няне, застывшей у двери. Служанки, закончив с сундуками, к этому моменту уже ушли.

— Ваше высочество… — начинает возражать женщина, явно не собираясь выполнять мой приказ. А от девочки тянет чем-то таким тяжёлым, что кишки внутри сворачивает.

— Пошла вон! — рявкаю я, чувствуя, как поднимается внутри волна ярости. Слишком много мне сегодня пришлось давить в себе себя. Слишком сильно я чувствую потребность спасти ребёнка, пока сама не знаю от чего. И слишком многое эта фифа себе позволяет.

Фифа вздрагивает, сразу теряет весь свой гонор, который решила тут показать затюканной юной принцессе, и убирается наконец прочь. А я осторожно подхожу к маленькой девочке.

— Лале, как ты себя чувствуешь? — интересуюсь я у малышки. Она поднимает на меня рассеянный взгляд, словно только теперь заметила моё присутствие. А может так оно и есть. Моргает грустными потухшими глазками. И молчит.

Приседаю вокруг неё на корточки, всматриваюсь в милое личико и интуитивно тянусь ладонью к её волосам. А дальше происходит что-то жуткое. Меня обжигает первое же прикосновение. И хочется руку отдёрнуть, но я словно приклеенная не могу пошевелиться, больше того обхватываю её личико и второй ладонью, подаваясь к ней всем телом, почти касаясь своим лбом её склонённой макушки. Всматриваясь. Не глазами. Чем-то значительно более глубоким. Божечки, сколько тоски. И страха. И какой-то страшной голодной пустоты. Она сворачивается тёмным коконом вокруг девочки, высасывая все её силы, всю жизнь. Малышка Лале любила свою маму. И мама любила её. Так сильно любила. Но её не стало. И пришла чужая страшная женщина, пугая, рассказывая, что Лале теперь никому не нужна. Никому. Ей так хочется к маме. Ей она всегда была нужна. А сейчас никому. Может, если умереть, мамочка снова будет рядом? Боль, тоска, обречённое чувство ненужности пожирают её изнутри. И словно этого мало, чужая ненависть оплетает то, что я могу назвать разве что аурой крошки. Ненависть и пожелание смерти. Потому что ЕГО дочь, потому что от другой женщины.

Так нельзя оставлять. Это возможно не убьёт, но сломает, покалечит. Потому что никто и не додумается помочь. За что же это тебе маленькая? Как снять эту грязь? Глажу шелковистые волосики, чувствуя, как подкатывает к горлу горечь. И замечаю, что мои пальцы сминают мутную грязь, вокруг малышки. Вспоминаю собственное желание искупаться и смыть всё лишнее. Может я смогу ей помочь?

— Лале, я хочу искупать тебя с дороги. Не испугаешься?

Она вяло качает головой. Сонная. Уставшая.

Поднимаюсь на ноги и беру её за руки, чтобы поднять. Малышка послушно встаёт. Ну что ж. Попытка не пытка.

Спустя почти час с лишним я выношу из ванной завёрнутую в полотенце спящую Лале. Довольная до нельзя. Оказывается, я таки ведьма. Иначе объяснить то, что я сумела сделать, просто не получается. Стягивая грязь и тьму с ауры ребёнка, смывая это, очищая её для новой жизни, я чувствовала себя так, словно творила самую правильную и естественную на свете вещь. Осталось уложить её. И позвать эту наглую няню, пусть посидит с ребёнком. Мне тоже искупаться позарез надо.

Уже поднимаясь, я бросаю взгляд на окно напротив кровати. И замираю. Там за стеклом и ажурными ставнями, закрытыми вверху на засов, вдалеке виднеются горы. Словно завороженная, подхожу ближе шаг за шагом. Пока не упираюсь в широкий подоконник с наваленными на нём подушками. Там действительно горы. И сады. Белеющая дорога вьющаяся и исчезающая между деревьями. И никаких стен напротив. Кажется, я нашла путь к свободе. Едва дыша, впитываю это волшебное зрелище. И неохотно от него отрываюсь, чтобы вернуться в свои покои. Теперь допрос Гапки ещё более актуальная необходимость.

Можно ведь спросить, что она мне посоветует, куда податься, какую дорогу выбрать. И уже от этого плясать. А завтра попрошу достать мне мальчуковую одежду и отправлю её прочь из дворца. Чтобы не подставлять своим побегом. Детали ещё продумаю. Но свет в конце туннеля уже определённо видно.

А спустя несколько часов, узнав всё о близлежащем городе, окрестностях, и возможных путях к Обители Праматери, беспрепятственно проведав всё ещё спящую Лалерин, я уснула, абсолютно довольная собой. И внезапно почувствовала, как меня обнимают такие знакомые руки.

— Рами, душа моя. Наконец-то…

— Тай, — выдыхаю я, а в следующий миг он сминает мои губы жадным поцелуем, заставляя забыть обо всём на свете. Как же я соскучилась! Как же я боялась, что больше не увижу его в снах теперь, что в этом мире мы не будем ими связаны.

Он подхватывает меня под ягодицы, поднимая, и я цепляюсь за широкие плечи, словно он единственная моя опора, обхватываю его ногами, вжимаясь всем существом в вожделенную твёрдость мужского тела. И целую, целую так же жадно в ответ. Выплёскивая в этой иступлённой ласке свой страх, свои сомнения, стирая их безумной радостью, благодарностью и граничащим с сумасшествием удовольствием. Мне плевать, что это сон. Мне плевать…

— Рами… жива… здесь… — губы Тая отрываются от моих, и прижимаются снова, срывая прерывистой вздох, прикусывая нижнюю губу, и зализывая нежно место укуса. — Найду. Совсем скоро найду тебя и сделаю своей. Как же я переживал за тебя. Моя, Рами. Моя девочка.