Впервые он чувствовал себя таким немощным, слабым, бедным. Крики чаек накрывали все вокруг. Мурад резко встал и быстрыми шагами направился к своему автомобилю последней модели, купленному два месяца назад. Он направлялся в Лахидж, в родное село, расположенное в 182 км от Баку.
То, что Мурад и Сабина учились в одном и том же университете, было не единственным, что их объединяло. На самом деле сюрпризы их судеб, полных неожиданностей, еще не заканчивались тем, что столкнули их в самый важный, решающий момент жизни. Они и в мыслях не могли бы себе представить себе, что несмотря на расставание, они снова сойдутся в одной семье. Но, об этом чуть позже…
Когда Мурад добрался до своего дома в Лахидж, еще не стемнело. Он прокручивал мысленно прошедшие годы, размышлял об истории своей жизни и Сабины.
Несмотря на то, что у каждого своя история жизни, автором, все же является не сам человек, а совершенно иная сила. Он задумался, озираясь в библиотеку, которая была для него памятью о детстве. Когда он успел дойти до этого возраста? Каким образом он стал участником, непосредственным героем жизненной истории, полной странностями, и которая не поместилась бы не только в эту библиотеку, но и во все библиотеки мира?
Мурад взял одну из своих книг и начал листать, как будто перечитывал свое прошлое, и вдруг почему-то вспомнил своего старого друга и земляка Гаджи Горгуда (Гаджи – религиозный ранг, присваивается совершившим паломничество в Мекку). О нем так много говорили, что Мурад не знал, надеяться на него или нет. Говорили, что жизнь его тоже судьба не жаловала.
Несмотря на то, что Гаджи Горгуд был известен как «святее святых», в свое время ему пришлось многое пережить. Но, до сих пор никто его не видел его безнадежным и беспомощным. Рассказывали, что до такого почетного ранга он поднялся с честью и гордостью, благодаря надежде и вере…
Мурад слышал, что даже в годы, когда испытывал материальные трудности, Гаджи Горгуд проявлял отцовскую заботу об одной девочке, живущей в детском доме. Он обнаружил малютку у дверей мечети, где был ахундом (настоятель мечети – прим. редактора) и передал в детский дом. Но, до совершеннолетия он стал моральным отцом для той девочки и даже дал ей свою фамилию, чем сыграл важную роль в ее судьбе. “Говорят, что Гаджи Горгуд все еще перечисляет 30 процентов своей пенсии на счет детского дома», – вспомнил Мурад.
Мурада в Лахидж вернуло не только то, что он потерял работу, что мир, который он построил для себя, рухнул в миг как костяшки домино. У него было много вопросов к Гаджи Горгуду. За те годы, что Мурад знал Горгуда, он слышал о том, скольким людям тот стал опорой, скольким людям помог найти в жизни свой насущный хлеб. Но, несмотря на это Гаджи Горгуд не стремился к встрече с людьми, которым когда-то помог, наоборот, сторонился их. Не случайно, что он обосновался в Лахидже в имении, построенном еще в XIV веке и доставшимся ему от деда. Несмотря на прошествии веков, это двухэтажное строение с двумя балконами выглядело величественно и было достаточно большим, вместительным. В имении, в котором были также подсобные помещения, было все необходимое для своего времени. Тут был даже маленький караван-сарай для конюхов. Позже Гаджи сделал из помещения караван-сарая красивую библиотеку. По прошествии времени имение тоже было облагорожено и приведено в соответствие с современными требованиями.
Мурад никак не мог понять: зачем человеку безвозмездно делать столько добра другим людям? Не зря ведь говорят, рука руку моет, а руки лицо. К тому же, какое сейчас время?! Разве кто-то делает добро кому-то бескорыстно? Да и зачем кто-то обязан делать?
Именно поэтому Мурад не мог понять старину Горгуда. Он много встречал известных людей, заполоняющих повестку дня всех телеканалов (к тому же блок основных новостей) и интернет-сайтов только лишь потому, что позволили себе отнести кастрюлю плова в какой-то детский дом. Да он и сам неоднократно бывал участником таких мероприятий. После каждой встречи старался, чтобы его фотографии украшали страницы социальных сетей, Инстаграм. Это считалось настолько важной частью мероприятия, что заранее обсуждались даже тексты, которые будут опубликованы в различных изданиях. Поэтому Мурад не понимал, зачем Гаджи Горгуд избегает всех вместо того, чтобы рассказывать о своих благих деяниях. На его месте, любой уже давно был бы звездой телеканалов.
Когда Мурад дошел до громоздких ворот древнего здания, построенного лахиджскими мастерами в Восточном стиле, где жил Гаджи Горгуд, было ещё светло. С тех пор, как Мурад в последний раз был тут, ничего не изменилось. Все выглядело так, как и прежде. Изменился лишь Мурад и его чувства, повелевающие ему быть сейчас именно тут. Как только Мурад увидел массивный дверной молоток, прошлое снова всплыло перед глазами. Он застыл как будто статуя и снова окунулся в далекое детство. На двери дома Мурада тоже были три дверных молотка – для мужчин, для женщин и для детей. По звуку молотка хозяева дома определяли кто именно стучится в дверь и соответственно гостей встречал либо хозяин, либо хозяйка дома. Дверные молотки, изготавливаемые лахиджскими мастерами были широко известны не только в этой области, но и в Нахчыване, Шуше, Загаталах, Гяндже и Лянкяране.
Мурад постучал самым верхним молотком. Послышались шаги. Гаджи Горгуд, как будто ждавший гостей, почти сразу открыл дверь. Несмотря на достаточно преклонный возраст, мужчина еще не потерял бодрость и по-прежнему выглядел отлично. На голове у него была бухарская папаха (мужской меховой головной убор из бухарской овчины – прим. редактора).
Увидев Мурада, мужчина улыбнулся:
– Добро пожаловать, Мурад. Проходи, заходи во внутрь.
– Здравствуйте, дядя Горгуд. Заехал в деревню, зашел к себе домой. Но, подумал, что обязательно должен повидать тебя. Разве можно столько проехать, и вернуться, обратно не увидевшись с аксакалом?!
– Правильно сделал. Пойдем, заварю для тебя чай с шиповником и мятой. Сам собирал на склоне горы после утреннего намаза.
– Не утруждайте себя, дядя Горгуд.
– Заходи, заходи. Знаю, зачем ты здесь. Не переживай. Лучшее известно только одному Аллаху. Но, заранее говорю, не обижайся. Если ты скажешь, чтобы я попросил чего-то у той девушки, то разговор у нас не получится.
Мурад не смог сдержать удивление:
– Как ты узнал зачем я пришел, дядя Горгуд?
– Ты меня всегда называл «дядя Горгуд», а сейчас обратился словом «аксакал». А к аксакалу люди приходят только когда дела запутаны.
– Да, дела мои действительно запутаны. Да так, что я не знаю, что делать.
Через некоторое время они сидели лицом к лицу на кухне дяди Горгуда и пили чай с мятой, с красноватым оттенком и вспоминали былое. Разговор уже подошел к теме, интересующей Мурада.
– Сынок, я считаю, что человек не должен раструбить всему миру о сделанном добре, наоборот, должен скрывать. А что касается той девушки, я до сих смог держать это в тайне от всех. Но, кто-то там разбирал документы, и моя имя вылезло. Как только один узнал, все узнали. Я узнал об этом только тогда, когда сказали, что меня уже ищут. В таком возрасте мне не подобает кого-то обижать, я ведь каждый день выхожу на суд Всевышнего молитвами. Потому, всем, кто звонил и спрашивал об этом, отвечал одинаково. Говорил, приезжайте, будете дорогим гостем, чаем угощу, всегда рад буду вам, но, ничего не спрашивайте по этому поводу. Спасибо им, относились с пониманием, не беспокоили меня. Знаешь, сынок, я все это делал ради довольства Всевышнего. Слава Богу, что девочка тоже оказалось умницей. Уже нашла свое место в жизни, устроилась, работает. Разве будет правильно, если я буду рассказывать кому-то о добрых делах, которые имели место, когда она еще была ребенком? У меня никогда не было корысти в отношении той девочки. Это Аллах велел моему сердцу, чтобы я стал опорой для нее в то время. Слава величию Всевышнего!
Гаджи Горгуд сделал глоток и внимательно посмотрел на Мурада:
– Поэтому, сынок, не обижайся, я не могу просить ее, чтобы она тебя оставила на должности. И даже не жди этого от меня. Не хочу обнадеживать тебя попусту, чтобы показаться тебе добрее.
