На миг ему стало неловко, что он так плохо знает родной язык. Шофер кивнул, а затем равнодушно принял деньги и указал взглядом на табличку: "С шофёром во время поездки не разговаривать!".

Ари скорее обрадовался, что не придётся дальше позориться, а затем выбрал место в совершенно пустой – почему-то – машине.

Ему снова приходили в голову строчки из культовой группы "Кино", хотя водитель слушал "Шансон". Ему вспомнилась уже набившая оскомину шутка про то, что это радио является одной из важнейших деталей любой маршрутки.

Аристарх прижался лбом к стеклу и подумал о том, что дорога – это самое прекрасное, что есть у каждого человека, пока он способен передвигаться хоть как-то. Погружение в нирвану, медитация похлеще всяких индийских примочек, состояние абсолютного блаженства.

Почему-то в голове возникла фраза, произнесённая навечно сохранённым для потомков хрипловатым голосом: "Доброе утро, последний герой!".

"Последний? Ну-ну. И вам того же, мистер погибший кумир советской молодёжи". Парень усмехнулся, вспомнив, как в детстве обожал дедушку Ленина по сказкам и восторгался героическим выживанием безногого Мересьева из "Повести о настоящем человеке".

Впрочем, свеженькие мечты появились в голове после просмотра ролика в начале игры "Fallout 4". И тогда он начал воображать себя в силовой броне, с верным и бессмертным псом за спиной, в которого можно запихнуть сколько угодно лута, с громадной пушкой, стреляющей лазерными лучами. И пафосно произносящем фразу: "Война… Война никогда не меняется".

Усмехнувшись, Ари вспомнил, как в юности родные и друзья дразнили его похожестью на героя с советского плаката. Да и сейчас некоторые утверждали, что ему самое место на обложку книги или на постер с фильмом на героическую тематику. А отдельные представительницы прекрасного – или не очень – пола намекали, что он выглядит даже лучше иностранных актёров на этих самых постерах, так как у него животик не беременный, морщин нет, да и черты лица правильные.

Ари никогда не зависал перед зеркалом, любуясь собой, как какой-нибудь метросексуал или кто похуже, но прекрасно знал свои достоинства: высокий, немного худощавый, что делало его зрительно ещё моложе. С красивыми, ясными голубыми глазами; натуральный блондин, но с тёмными бровями и ресницами, со всегда сгорающей белоснежной кожей. У левого глаза имелся длинный и тонкий, едва заметный шрам, который многим девушкам казался героическим, но на самом деле был оставлен старым котом лучшего друга ещё в детстве.

Как-то одна из знакомых девушек, сестра какого-то приятеля, накатив коньяка, безапелляционно заявила, пристально оглядев его с ног до головы, что Аристарх выглядит не как положительный герой, а как отлично замаскированный злодей.

"Слишком глаза у тебя холодные, словно кусочки льда, окрашенные в оттенок небес. Ты своим презрительным взглядом режешь, словно скальпелем", – едва ворочая языком, заявила Лида или Катя. Тогда рыжеволосая девица с выступающими передними зубами пыталась приплести ещё и молодого Дарта Вейдера, но он тогда списал непонятный бред на пьяные и влажные фантазии.

Ари замечал, что приятели и даже более близкие друзья косятся на него настороженно, потому что он избегал выпивки, как чёрт ладана, сразу разрывал отношения с теми, кто превращался в запойных алкашей, не курил ничего, включая современные электронные сигары, считающиеся совершенно безвредными. А также не обижал девушек (разумеется, честных девушек!), начальство и сослуживцев (вслух).

Но если бы во времена коммунизма его бы только похвалили за такое поведение, то дед, отец и друзья постоянно говорили, что он слишком правильный, и что это как раз и неправильно.

Дедушку Ари любил, и всегда с улыбкой вызывал в голове образ моложавого мужчины, полностью седого, со светлыми бровями и ресницами, расходящимися лучами морщинами возле глаз от постоянного хитрого прищура, любящего вспомнить прошлое, когда жить было тяжело, но лучше, чем сейчас. Когда жизнь была понятнее, хоть шаг не туда мог привести к ссылке и/или расстрелу.

Почему-то сразу же, не успел Аристарх вызвать в памяти образ деда, в голове тот час же появилось изображение матери, виденное лишь на фотографиях. Мать всегда казалась ему высокой и тощей, идеальной моделью, но красивой. Эта красота, как он позже понял, позволила ей на порядок улучшить свою жизнь, бросив мужа и малолетнего сына и сбежав с любовником, стремящимся эмигрировать в Эстонию. То, что мать не вернулось, могло означать, что им удалось переехать в благополучную Европу. Либо же то, что она где-нибудь сгинула.

А ещё от матери, кроме фотографий в потрёпанном фотоальбоме, осталось странное кольцо. Так как Ари не был крещённым, то приспособил кольцо вместо креста, повесив его на цепочку на шее. Те, кто знал его не слишком близко, полагали, что кольцо осталось ему на память о несчастной любви. Что его бросила невеста чуть ли не прямо возле алтаря. Впрочем, Ари никогда не стремился удовлетворить интерес незнакомых и не слишком хорошо знакомых людей, поэтому и не опровергал их домыслы. В конце концов, мать точно была красоткой, как раз в современном стиле, и их взаимная любовь действительно окончилась трагедией.

Пусть и страдал от разрывая их "отношений" только он.

Кольцо не было драгоценным, но оставалось для него самым дорогим сокровищем. Чересчур массивное то ли из бронзы, то ли из латуни, не слишком правдоподобно имитирующего золото, с малахитом. Малахит Ари любил, тот вызывал ассоциации с прочитанными в детстве, не слишком понятными, но любимыми сказками о хозяйке Медной горы.

И дед, и отец на кольцо не претендовали, да и давно рассорились. Отец проживал в столице, а дед остался в своём старом доме среди гор, предпочитая свежий воздух.

Его мысли прервали звуки ударов дождевых капель по стеклу: началась летняя гроза. Грохотал гром, молнии разрывали небеса, а дождь казался сплошной стеной, огораживающей их от мира.

Аристарх даже удивился, что успел настолько уйти в себя, что проморгал начало буйства природы. На одной из остановок маршрутка резко затормозила. В салон втиснулась девушка, мокрая с головы до ног. Пробормотала "До Моршина", всунула деньги водителю, и почти упала на одной из боковых сидений.

Ари, который уже давно хотел познакомиться с какой-либо девушкой – желательно симпатичной, конечно! – с интересом вытянул голову, пытаясь рассмотреть лебедя в гадком утёнке. Мокрая и жалкая, девушка отнюдь не вызывала желания посмотреть на неё, как на женщину.

Рассмотрев её в тусклом освещении, Ари едва сдержал хохот, бьющийся в груди, словно живая птица, спрятанная под рубашкой. Девушка казалась почти полной копией Гермионы Грейнджер, разумеется, из фильмов! Сыгранной Эммой Уотсон.

Негритянки им в качестве женщин никогда не рассматривались. Он не то, чтобы был расистом, только появившиеся в его стране после попыток стать частью Европы множество иностранок с тёмной кожей вызывали разве что интерес, схожий с рассматриванием экзотических животных. Разве что японки казались ему милыми или же восточные женщины.

Не думая о приличиях, он во все глаза уставился на девушку, испытывая шок: маленькое личико, нежный вырез губ, "оленьи" светло-карие глаза и непослушные каштановые волосы, которые топорщились и вились от воды.

Фигурка была тоже, как у актрисы: хрупкая, точёная, что подчеркивалось мокрым сарафаном с изображёнными на светлой ткани громадными маками. Волосы, заколотые в ракушку, как ему показалось, отливали необычным желтоватым оттенком, будто девушку кто-то обсыпал блёстками. Или, как предположил Ари, это был такой молодёжный лак для волос.

Он едва сдержал нервный смешок, подумав, что с двойником известной британской актрисы ещё в маршрутках не ездил. Разумеется, он не был в достаточной мере психом или наивным придурком, чтобы поверить в то, что рядом оказалась настоящая актриса.