— Теперь ему орден Почетного легиона положен, — с нескрываемой завистью произнес Доминик. По всей видимости поляк представил, как орден смотрелся бы на его груди, и уже планировал совершить нечто подобное, чтобы заслужить награду.

— По-хорошему, они все заслужили ордена, — заметил капитан Леру. — Если бы не их засада, раскатали бы нас боши.

Но бой еще не закончился. Немецкие пули теперь не долетали до французских позиций, но в дело вступили германские батареи. И первый же залп собирал свою кровавую жатву.

[1] Левый фланг французских позиций упирался в реку Мозель.

[2] На старых российских картах оно указано как Сен-Эль.

[3] Императрица Евгения была ревностная католичка, исповедующая ультрамонтанство, течение в католицизме, выступающее за безоговорочное подчинение Папе Римскому.

[4] После войны 1870–1871 года 94-й полк линейной пехоты получит в армии известность не по своему номеру, а по почетному наименованию «Полка гвардейских гренадеров», Grenadiers de la Garde.

[5] Против 2-х батальонов с небольшим в реальной истории немцы бросили 17 батальонов и около 180 орудий. В описании битвы этот момент прописан не вполне ясно, по официальным документам немецкого генштаба, на момент обстрела артиллерией в Сен-Аи находился только батальон прикрытия. Когда подошли остальные 16 батальонов совершенно не ясно. Но надо уточнить, что эти данные возникли в результате разбирательства, почему немецкая гвардия понесла столь высокие потери, и могут быть простыми отписками.

[6] Потери среди германского генералитета в этом бою, целиком вымысел автора. Слава богу, все упомянутые господа в реальной истории не получили ни царапины. Зато вечером выслушали выволочку за недопустимые потери среди гвардейцев. Теперь они избавлены от гнева короля и нотаций от Мольтке и Бисмарка.

[7] В бою при Островно в 1812 г. два батальона русской пехоты, выстроенные в каре, удерживали позиции, отразив все атаки кавалерии Мюрата. Тогда Мюрат ввел в действие свою конную артиллерию. Командующему русским арьергардом генералу графу Остерману-Толстому доложили о больших потерях в батальонах от вражеского обстрела, и спросили: «Что делать»? «Ничего, — ответил граф. — Стоять и умирать»!

[8] Крепостные ружья французские М31 и бельгийские М64 имелись на вооружении французской армии. Оптические прицелы, называемые телескопами, были популярны у европейских охотников 19 века. В военном деле были использованы полковником Берданом для вооружения его отряда снайперов в войне Севера и Юга 1861-го года.

[9] Метких стрелков, тех, что англичане позже назовут «снайперами», во французской армии времен Севостопольской осады и в начальный период войны 1870 года называли Franc-tireur(вольные стрелки). На втором этапе войны, после провозглашения Республики «вольными стрелками» стали называть нерегулярные воинские отряды, действующие как партизаны. Особо метких армейских стрелков стали называть «Tireur de précision» или «Tireur d'élite». Последним названием в более позднее время слали называть стрелков французского спецназа.

Франция, Лотарингия, Гравелот — Сен-Прива-ла-Монтань, 18 августа 1870 г

Круглая дата.

Юбилей.

Знаменательное событие.

Сегодня десять дней, его участия в войне. Если считать с момента его первого настоящего боя восьмого августа. А всего этих боев состоялось ровно двадцать пять, включая нынешнее сражение. И это сражение станет на этой войне первым крупным сражением. Как оно повернется далее, попадет это сражение на скрижали истории или затеряется среди других прошедших и забытых, а для Бомона это все равно, как ни крути, знаменательный день.

За эти десять последних дней Бомон понял несколько вещей о себе и о войне.

Война — это привычная для него среда. Бомон ограничился пока констатацией факта, не вдаваясь в анализ или философию, потому что на это у него попросту не было времени. Главное, он привычен к войне.

Второе. Тот способ боевых действий, который избрал Шеварди, засады и внезапные налеты, был именно тем, который избрал бы сам Бомон.

Третье. Бомон великолепно фехтовал и стрелял, был неплохим наездником, но картечницы были именно тем оружием, которое Жорж считал наиболее подходящим для себя.

И четвертое… Это Бомон понял только сегодня. Ему больше нравится участвовать в небольших столкновениях, спланированных Шеварди при его, Бомона, участии, чем в масштабных сражениях, планы которых составили военные гении Второй Империи.

А ведь так все хорошо начиналось.

Накануне поздним вечером Шеварди узнал в штабе Канробера диспозицию на завтрашний день, выяснив, где будут располагаться полки корпуса. Он специально уточнил, будут ли выдвинуты в район Сен-Мари какие-то передовые части, и его заверили, что выдвигать в Сен-Мари передовые части менее чем полк, не имеет смысла. А шестой корпус укомплектован едва больше половины от штата, а потому испытывает недостаток подразделений даже для удержания фронта. А каких передовых позициях может в этих условиях идти речь? В лучшем случае будут высланы дозоры легкой конницы.

Вернувшись из штаба, Шеварди и Бомон надолго засели за картой, прикидывая как наиболее эффективно использовать возможности батареи в завтрашнем бою. Отдать батарею в распоряжение начальника артиллерии корпуса им и в голову не пришло. В этом случае батарею просто бы поставили в ряд с другими справа или слева от Сен-Прива. На большее стратегического таланта генерала Бертрана увы не хватило.

Поэтому, Шеварди, обладавший определенной автономностью в своих действиях разработал план по организации засады вдоль дороги Сен-Ай — Сен-Мари. По его расчетам немецкие колоны обязательно пойдут этим путем, совершая обходной маневр правого фланга французов. В засаде он планировал посадить в замаскированные окопы обе дальнобойные картечницы Реффи и четыре картечницы Гатлинга из шести, имевшихся в батарее. Оставшиеся две картечницы на колясках должны были служить подвижным резервом под командой Бомона, на случай всяческих неожиданностей.

Предполагалось, что засада откроет огонь по авангарду противника, пропустив передовые дозоры. С теми должен был справиться Бомон. Позицию разместили так, чтобы достичь максимальной эффективности стрельбы по плотной массе войск, сосредоточенных на дороге. Отход планировался не позже чем через десять минут после атаки.

Обычная батарея митральез успела бы за это время обрушить на врага от 6000 до 12000 выстрелов. Цифра внушительная, но германская рота за то же время делала от 10000 до 20000 выстрелов, в зависимости от подготовки стрелков и степени комплектации роты. А французская, при тех же условиях, могла бы показать и лучший результат: от 20000 до 30000 выстрелов. Но носимый запас у французских пехотинцев составлял 100 патронов. А в реальности — и того меньше.

Таким образом, в интенсивности огня обычная батарея митральез соответствовала довольно потрепанной роте.

Впрочем, батарея Шеварди была не обычной. Ее основу составляли шесть картечниц Гатлинга, модернизированные под патрон Шасспо. Они проигрывали митральезам Реффи в дальности, зато превосходили в скорострельности, позволяя вести огонь в темпе современного станкового пулемёта на дальность около километра. Таким образом, Шеварди рассчитывал обрушить на врага за десять минут боя от тридцати до шестидесяти тысяч выстрелов, что уже равнялось огневой мощи хорошего батальона. Причем орудия Реффи должны были обрабатывать дальние цели, а картечницы Гатлинга сосредоточится на ближних. Ночью, при свете Луны вырыли в поле окопы для картечниц и ячейки для стрелков, замаскировав под стожки. А с утра, с первыми лучами солнца сели в засаду.

Всем был хорош этот план и имел все шансы на успех. Хотя и предстояло провести несколько часов под летним солнцем, будучи укрытыми соломой. Это казалось самой сложной частью плана — выдержать несколько часов ожидания.