Уникальна, самобытна, а оттого ослепительно-прекрасна культура народов Российской Федерации, где русский народ ответственно и с умом поддерживает культурную идентичность малых народов России, а малые народы не позволяют русской культуре пасть в общемировую яму безвкусия, безыскусности и серости.

                         Ц. Сафский

В баре было так шумно, что посетителям приходилось говорить громче обычного.

Когда Денис вошёл в общий зал, все его друзья уже сидели за столом. И все уже порядком «под мухой». И Стас, и Алеш Кркич, и очередной земляк Алеша – Зòран, накануне прилетевший к нему в гости из Любляны.

Стас и Алеш, упражнялись в остроумии, а земляк Алеша что-то записывал за ними в блокнот.

– А как тебе название для ресторана корейской кухни «Собака на сене»? – веселился Стас.

– Ресторан французской кухни «Царевна-лягушка», – парировал Алеш.

– А для иностранца ты неплохо соображаешь! – обрадовался Стас. – А как тебе ресторан китайских деликатесов «Стрекоза и муравей»?

– Конкурс «Евровидение» для таджикских гастарбайтеров. Регистрация участников во всех ОВД города Москвы, – Алеш вошёл было во вкус, но, увидев вошедшего в бар Дениса, внезапно замолк и икнул от удивления.

Голова его российского друга – Дениса Сибирцева, щеголеватого и всегда безупречно одетого «молодого человека» тридцати пяти лет, была обмотана золотистого цвета тканью, скреплённой на лбу Дениса женской брошью самого безвкусного вида.

На первый взгляд всё это сооружение напоминало восточную чалму Синдбада-морехода из сказок «Тысячи и одной ночи». И сам Денис, с накладными искусственными усиками «а ля Сальвадор Дали», в полосатом узбекском халате поверх изящного костюма, был похож на восточного принца, прилетевшего на одну ночь, чтобы «оторваться» в одном из баров развращённой Европы. Только голубые глаза и, выбившиеся из-под «чалмы» светлые волосы, выдавали в нём европейца российского розлива.

Вслед за Денисом между столиков бара мелкими шажками пробирались две невысокого роста девицы. Обе – в голубого цвета платках, скрывающих пол-лица, в расшитых бисером бюстгальтерах, с голыми пупочками и в широких восточных шальварах. На запястьях и щиколотках каждой – брякающая металлическим звоном бижутерия.

Посетители бара с изумлением и восторгом рассматривали этот внезапно появившийся, как мираж в пустыне, пёстрый караван-сарай.

А вот со Стаса, наоборот, всё веселье слетело в одно мгновение, его остроумие резко притупилось, чувство юмора приказало долго жить.

– Что это? – приняв появление своего друга в таком виде за очередную шутку, Стас ткнул пальцем в Дениса, усаживающегося за столик с таким видом, как будто всю свою жизнь только и делал, что разгуливал по Москве с подобным «безобразием» на голове.

– Тюрбан, – хмыкнул Денис и оглянулся на замерших за его спиной девиц.

– Сам ты – тюрбан! – не удовлетворённый ответом друга, Стас покрутил указательным пальцем у виска.

Денис как будто только этого и ждал. Он сделал плачущее лицо, придвинулся к Алешу, словно ища у того защиты, и жалобно заныл:

– Ай, ай, ай, он назвал меня чурбаном! Ай, ай, ай, притесняют малые нации! Помогите! Спасите! Куда смотрит демократическая Европа? Опять проморгали очередной межнациональный конфликт! Ай, ай, ай!

– Какой конфликт? Какая малая нация? – не находя причину визга своего друга, Стас вновь покрутил указательным пальцем у виска.

Стас даже попытался вернуть себе утраченное веселье, остроумие и чувство юмора, но тщетно. Дело в том, что его веселье, остроумие и чувство юмора всегда приказывало долго жить – стоило ему выпить водочки больше, чем нужно. И Стас знал, что произойдёт именно так, стоит ему хлебнуть лишнего. Знал, но ничего не мог с этим поделать. Алкоголь действовал безотказно. И потому Стасу не осталось ничего, кроме как вновь покрутить указательным пальцем у виска. Но и Денис знал об этой особенности своего лучшего друга. А потому «подкалывал» Стаса, как мог. Иногда до обидного. Хотя любил его и уважал больше, чем себя самого. Но продолжал «подкалывать» и тоже ничего не мог с этим поделать.

– Или для тебя сто сорок с лишним миллионов русских – малая нация? Восемьдесят пять процентов населения России – малая нация? – приняв в серьез высказывания Дениса, он схватил земляка Алеша Зòрана за руку, вероятно, чтобы втолковать ему это. – Ну, если только по сравнению с Китаем.

Земляк Алеша что-то записал в свой блокнот.

– Нашего человека ничто не сделает ни европейцем, ни азиатом, ни американцем, – Стас провёл ладонью по своей щеке. – И ты, как не наряжайся, всё равно останешься с русской мордой.

Денис рассмеялся.

– Был до сегодняшнего дня русским, а теперь оказался татарином, – он театрально, как будто в последний раз, обнял сначала Алеша, затем Стаса, поднял кверху руки и три раза хлопнул в ладоши. – Татарином! О-го-го!

Громкая музыка резко оборвалась, чтобы через секунду разразиться восточными ритмами и плаксивыми завываниями в мужском исполнении.

Девушки задвигали бёдрами, завертели задницами и, звеня своими побрякушками, пустились исполнять между столиками «танец живота», попутно за свой танец собирая с посетителей богатую дань.

– Азия! – земляк Алеша Зòран восхищённо цокнул языком, с интересом разглядывая то разодетого Дениса, то танцующих девушек.

– Это Зòран, – Алеш напряг голос, представляя своего земляка.

Зоран поднялся из-за стола и пожал протянутую руку Дениса.

– А это – наш друг, Денис Сибирцев, – произнёс Алеш, но уже как-то неуверенно.

– И самый главный друг всего словенского народа, – поправил его Денис.

Зоран быстро-быстро заморгал и в некотором недоумении посмотрел на Алеша.

– Зоран уже много понимает, но ещё плохо говорит по-русски, – пояснил Алеш недоумение Зорана.

– Да, плохо, – кивнул курчавой головой Зоран. – А что есть татарин?

Денис выпятил грудь и несколько раз повернулся на стуле, чтобы дать разглядеть себя со всех сторон. Мол, вот каким должен быть настоящий татарин.

Все знали, что Денис – трепач, хвастун и мастер на всякого рода выдумки. Даже когда он бывал не в духе и злился, всё равно, стискивал зубы и принимался отпускать шуточки.

В общем, такой милый говнюк.

Но сегодня эта его новая шуточка про татарина никому не показалась смешной. Да и сам Денис ещё совсем недавно не стал бы отпускать подобные шуточки. Что в них смешного? Попахивает, так называемой, не-политкорректностью.

Но Денис веселился вовсю. С чего бы?

«Здесь что-то не так», – при желании можно было прочесть на пьяном лице Стаса. – Должна быть причина для радости. Должна».

– Какой татарин? – Стас попытался перекричать громкую музыку. – Что за бред?

– Разумеется, самый крутой! Что за вопрос? – отмахнулся Денис, постукивая каблуками в такт восточных напевов. – Кто до сегодняшнего дня был самым крутым татарином? Знаете?

– Наверное, Рудольф Нуриев, – в голосе всезнающего Стаса прозвучало некоторое сомнение.

– Правильно, – моментально согласился Денис и вдруг спросил. – А Рудольф Нуриев – это кто?

– Как кто? – Стас в полном недоумении посмотрел на своего друга. – Я думал, что ты знаешь. Он был самым знаменитым директором Гранд Опера в Париже, а заодно и звездой мирового балета, звездой танца.

– Танца? Как мои Оксанки? – Денис разочарованно присвистнул и указал на девушек, выгибающихся в танце пупками кверху. – И сколько танцовщиц твой крутой директор оперы мог за ночь? Я с обеими Оксанками сразу, и не один раз.

– Как ты можешь рассуждать об искусстве с позиции твоего примитивного секса? – возмутился Стас. – Если тебе не нравится балет Нуриева, так и скажи. Но хочу заметить, что помимо балета у Нуриева были и другие культурные предпочтения. Например, его большая коллекция мировой живописи.

Денис как будто и не слышал того, о чём говорил Стас.

– А однажды к Оксанкам пришла подруга! Представляете? Их трое, а я один! – нагло заявил он.