Наконец все было готово к церемонии Гун-фу. Чайна принес миниатюрные чашечки из китайской керамики и облил водой из такого же чайника.

– Это чай – молочный улун. Он настолько прекрасен, что первую заварку я предпочту отдать богам, – серьезно сказал парень.

Чайна изящным движением разлил чай по чашечкам и накрыл их крышечками. После совочком зачерпнул раскрывшиеся листья и продемонстрировал их Асмодею и Ким:

– Взгляните, насколько прекрасен Фудзяньский улун. Он освежает и очищает кровь. А также придает голове ясность. Насладитесь ароматом. А теперь неспешно пейте и отрешитесь от всех проблем. Несколько минут они молчали.

Наконец, Ким прошептала:

– Я расскажу вам все. Началось это в далеком 2006 году. Я, Ингрид и мой сожитель Еретик учились в одном классе. В элитной школе для дипломатов, политиков, селебрити. Цирковых артистов. Предвижу ваши вопросы и сразу скажу, что Женька был совершенно обычным здоровым ребенком. Может быть, слишком шустрым и озорным. Ингрид… Ингрид была лидером класса. С ней многие хотели общаться, ей прощались все причуды. И неприятные желтоватые глаза, и привычку расхаживать босиком по классу, и странные длинные платья… Она называла себя ведьмой, а уж по праву или нет – судить не берусь. Но что-то в ней и правда было странное. И это стало особенно заметно, когда Ингрид исполнилось тринадцать лет.

– А ты была ее другом? – спросил Асмодей.

Ким широко открыла глаза и усмехнулась:

– Конечно, нет. Но я всегда много думала о ней, пыталась понять. Ингрид в Норвегии родилась и долго жила там с родителями-переводчиками. Мутная личность, вот что я вам скажу.

– И ты верила, что она ведьма? – спросил Чайна.

– Знаешь, а вообще-то нет. Не доверяю я всякой потусторонщине. Но… когда мы были подростками, в городе и правда творилось немало странного. В лесах около Двойных гор встречали карликов-поутри, которые могли предсказать судьбу. В подземельях водились псоглавцы и часто исчезали диггеры. А в таинственном городе Краснокрестецке бок-о-бок с людьми жили мутанты. Говорят, Верена стоит на костях, многовато у нас кладбищ…

Так вы спрашивали, действительно ли Ингрид – ведьма? Вероятно. И в то же время обычная девчонка-подросток, экзальтированная до крайности. Как она умела удивлять… Могла явиться в класс в длинной черной юбке, зашнурованном корсете и с пентаклем на груди, а затем, разложив руны, предсказывать всем судьбу. А однажды она принесла в класс настоящий череп. И Женька с другими мальчишками играл им в футбол. Какое кощунство…

Но именно в тот момент я захотела стать ее другом. Восемь часов утра, май, на траве еще не высохла роса. Еще до начала уроков мальчишки принялись играть этим черепом, а Ингрид смотрела на них, широко раскрыв глаза. Даже ее друг Женька присоединился к ним, даже Цеся наблюдала и хихикала. Ингрид развернулась и ушла. Никто даже этого не заметил. Она сняла туфли и побежала по мокрой траве. Я последовала за ней и в нерешительности встала на краю лужка.

– Пойдем ходить по росе, – предложила Ингрид и протянула мне руку.

Как же я хотела этого… Сжать ее руку, скинуть тесные туфли и побежать по майской росе.

Но тут меня позвали одноклассники. И, не колеблясь, я пошла к ним.

Хотя, наверное, это все совсем не важно. Даже не знаю, что вам рассказать. Мне тяжело вспоминать. Как будто это происходило не со мной.

– Начни с самого начала, – посоветовал Чайна. – Сколько тебе лет, где родилась и кто твои родители. Помни, что у нас полно времени, чтобы узнать друг друга. Эта встреча – не последняя.

– Да, представь, что пишешь автобиографию, – улыбнулся Асмодей улыбкой чеширского кота. – И для начала объясни, почему тебя так странно зовут. Насколько знаю, Ким – мужское имя.

– Это легче всего, – пожала плечами девушка. – Я происхожу из цирковой семьи. Когда-то династия факиров Арбиных гремела на всю страну. Моя бабушка была ярой коммунисткой, с трудом пережившей распад Союза. КИМ – Коммунистический Интернационал Молодежи. Обычно это имя давали мальчикам, но уж если бабуле что-то взбредет в голову, ее не переубедишь. Моя мама тоже была факиром, до моего рождения. Потом выучилась на бухгалтера и забыла о цирке. Или не забыла. Но ей так проще.

Я тоже должна была связать свою жизнь с ареной. Но, кажется, на мне природа отдохнула, хоть и занималась в цирковой школе до тринадцати лет. Вот откуда я умею крутить пои и веера. Мышечная память – это вам не хухры-мухры.

– Расскажи об отце, – попросил Заратустра. – Он тоже факир?

Ким вздрогнула:

– Не хочу говорить о нем.

– Ты должна, – жестко сказал фаерщик. – Я хочу знать всю правду.

– А если я не скажу? – прошептала девушка.

– Тогда ты уйдешь. Я предупреждал.

– Нет! Не мучай ее, – воскликнул Чайна, протянув руки к Ким.

Та отшатнулась:

– Хорошо, слушайте. Мой отец сел в тюрьму… уже пятнадцать лет как. Родственники рассказывали, что за убийство и разбой. Но недавно бабушка обмолвилась, что он был террористом и пытался взорвать церковь с серебряными куполами. Отец стремился уничтожить светлые зоны. Давно это было. Скорее всего, он уже не в нашем мире.

Повисла тишина.

Затем Асмодей мягко сказал:

– Прости, девочка. Вижу, как тебе больно вспоминать прошлое. Но это необходимо. Иногда жизнь – это и есть боль. А ты производишь впечатление мертвеца.

Ким вздохнула, чувствуя жар, разливающийся по телу.

– Знаю, что мертвец и отмороженная. Но вы хотели услышать мою историю. Так слушайте.

– Не поверите, у меня было вполне нормальное детство. Чай, тебя так интересовали мои волосы… Так вот, до тринадцати лет, они были до пояса. Я училась неплохо – цирковая школа приучает к дисциплине. Имела много друзей в классе. А отец меня по-своему любил, даже баловал. И он не был злым или жестоким человеком, только очень задумчивым. Часто рассказывал сказки о каком-то замке в Тибете, где каждый находит свое счастье.

У Асмодея пересохло в горле:

– Расскажи эту сказку нам.

– Я ее не помню, – растерялась Ким. – Столько лет прошло.

– Ты должна ее вспомнить, – твердо сказал Заратустра. – Остальное сейчас не так интересно. Поговорим об этом позже.

– Но… я не могу.

– Тогда мы расширим твое сознание. Чайна, у меня есть очень старый пуэр. Завари его так, как надо.

– Ты с ума сошел? Никто не знает, как чай на нее подействует. Это непредсказуемо. Я в этом не участвую, – развел руками фаерщик. – И ты не спросил Ким, хочет ли она вспомнить.

– Я хочу, – заверила девушка.

– Все под контролем, – улыбнулся Асмодей, но улыбка вышла неуверенной.

Чайна пожал плечами и приготовил чай – не меньше ста граммов и настаивал двадцать минут до иссиня-черного цвета. Асмодей сам протянул чашку Ким и напутствовал:

– Пей не спеша, дыши после каждого глотка и не бойся.

Внезапно Чайна рассмеялся:

– Мой уважаемый Заратустра, у тебя сейчас такой вид, будто ты встанешь перед ней на колени. Это китайская традиция – подать чашку, стоя на коленях. Вот что значит – научный интерес.

– И что же она означает? – поинтересовалась Ким.

– Просьбу о прощении, – сообщил Асмодей. – Или же… предложение о женитьбе.

– Или и то, и другое, – дополнил Чайна. – А если девушка принимает чашку, значит, она согласна.

Ким быстро выпила пуэр. Несколько минут ничего не происходило. Затем она почувствовала странную легкость.

– Легенда о Шаолине такова, – заговорила фаерщица каким-то не своим, приглушенным голосом. – Каждый человек ищет счастье, смысл жизни. И для каждого оно свое. Но есть некое материальное место, Шаолинь, где каждый получает то, что хочет. Но сбываются не общепринятые желания – любовь, здоровье, деньги. А именно то, чего больше всего хочет конкретный человек. Увидев раз Шаолинь, он понимает, для чего пришел в этот мир. Но трагедия многих ищущих в том, что они зацикливаются на поиске. И не замечают, что живут.

– Но как его найти?

– Не знаю, отец не говорил. Наверное, он погиб за свой Шаолинь, но так и не нашел его. Помню, он часто куда-то уезжал.