Рамона не смогла больше выносить этого и выплеснула свой ужас в высокий, скулящий крик. Она отшатнулась от кукол, спотыкаясь о собственные ноги, посеребренные бледным лунным светом.

Они приближались, хотели добраться до неё.

Один из них бросил свою голову. Она покатилась, как мяч, оранжевые пряди рассыпались по цементу. Голова остановилась и посмотрела прямо на Рамону пустыми глазницами, которые ничего не видели. Пасть открылась и раздался крик, пародия на её собственный, поднимаясь всё выше с каждым пронзительным воплем.

Рамона, как никогда близкая к безумию, упала на колени, её кожа покрылась мурашками, а разум засосало в какую-то чёрную пропасть детского ужаса. Последняя разумная взрослая мысль прорвалась сквозь неё как путеводный маяк, и она закричала: "Я НЕ ВЕРЮ В ВАС! ВЫ НЕ НАСТОЯЩИЕ! ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ? ВЫ НЕ НАСТОЯЩИЕ!”

Но они продолжали приближаться.

Она знала, что есть лишь один выход. Есть только один способ разрушить чары безумия. Инстинкт предостерегал её от этого, но разум требовал этого, потому что если она не будет бороться с ними здесь и сейчас, не подавит эту галлюцинацию, то она никогда, никогда не прекратится, пока не сведёт её с ума.

С криком ярости она бросилась на них, прыгнув прямо в их толпу, и почувствовала, как их холодные маленькие пальчики царапают её лицо, а рты впиваются в её руки, но это не замедлило её. Она отбивалась, царапалась, лягалась, сбивала их с ног.

Улица была усеяна кукольными частями - головами и руками, туловищами, ногами и кистями, спутанными веревками и шестерёнками... внутренностями этих существ. Она знала, что била их не так сильно. Не настолько сильно, чтобы разнести их на части.

Но они и так были разломаны.

Она попятилась назад, ожидая, что они снова соберутся вместе, как это сделала женщина-манекен. Но они были всего лишь обломками, инертными и неживыми. Выглядело так, словно кто-то выбросил поломанные игрушки из кукольного магазина.

Видишь? Они не могут быть живыми, лишь дерево и воск, стальные стержни и мешковина, пластик и папье-маше, клей и резиновые шланги и шестерни... разве ты не видишь? Ты что, блядь, не понимаешь?

Она покачала головой, потому что чертовски хорошо знала, что это не так. Может быть, теперь они были грудой обломков. Может быть, они никогда не были ничем, кроме деталей. Но что-то в этом кошмарном городе, расположившемся на границе грёбаного ада, управляло ими. Оно оживляло их, заставляло дышать, заставляло их ходить и делать всё что ему угодно. Возможно, оно не наделяло их душой, но пробуждало что-то внутри них... что-то невероятно злое. Она видела, как оно пряталось в темноте их глаз, безымянная чёрная движущая сила.

Так что, может быть, сейчас они и были всего лишь частями тела, но это могло измениться в мгновение ока. Машина тоже была всего лишь грудой железа, пока кто-нибудь не садился за руль и не заводил её.

Стараясь не заплакать, стараясь не поддаться безумию, её трясло до тех пор, пока не она упала на задницу, тяжело дыша и всхлипывая. Её лицо было исцарапано, руки искусаны, рубашка разорвана острыми маленькими пальцами.

Они были реальны и в то же время нет.

Немного успокоившись, она села, пытаясь придумать как добраться до безопасного места. Но её разум и тело были совершенно не синхронизированы.

- Просто возьми себя в руки, - сказала она себе очень успокаивающим и почти материнским голосом.

Рамона так и сделала. Она поднялась на ноги, и голова у неё не закружилась. Встревожена, да, но уже переборола бешеный страх внутри себя. Она напрягла мышцы и постаралась избавиться от боли в шее. Она была готова. Боже, да, она была готова, как никогда.

И это было хорошо.

Потому что кукольные части начали двигаться.

16

Цок-цок, цок-цок, цок-цок.

Чазз увидел силуэт огромной твари с множеством ног.

Но, конечно, это был не паук.

В Стоксе было много ужасов, но гигантских паукообразных среди них не было. В лунном свете, заливавшем лестницу, он видел ноги ... казалось, десятки ног манекенов спускались к нему. На самом деле их было так много, что они не только стояли на ступенях, но и стучали по стенам лестницы, а некоторые даже скользили вниз по перилам.

Вот что он увидел.

Его кровь мгновенно похолодела, а дыхание скрежетало в горле. Пот выступил у него на лице, и он испытал совершенно безумное желание начать хихикать.

Ноги, ноги, ноги, так чертовски много ног ... они должны быть связаны с чем-то.

Вот чего он боялся больше всего на свете. Это пугало его больше, чем то, что находилось за дверью и рвалось наружу. Все эти ноги ... они всё приближались и приближались, и он ясно видел шаровые шарниры на коленях и что-то выше, какое-то тело, и он не хотел этого видеть.

Пока ноги продолжали спуск, Чазз перешёл на неуклюжий, спотыкающийся бег, срезая путь по тёмному коридору, где, он был уверен, его будут ждать другие кошмары. Он увидел дверь. Он схватился за ручку двери и распахнул ее. На него пахнуло горячим, испорченным дыханием темноты.

Это был просто шкаф.

И всё же ... всё же он видел, что это было нечто большее. Нет, это был гроб. Продолговатая коробка, как в старом фильме ужасов, и он держал крышку в руке, как расхититель могил, роющийся в старых гробницах в поисках обручальных колец и драгоценностей.

Он попытался отпустить её, но не смог.

Его рука была прикована к крышке.

И какая бы тёмная алхимия и безумное колдовство ни стояли за этим, он был бессилен. Он попытался выдернуть руку изо всех сил, потому что это было не только плохо само по себе, но делало его лёгкой добычей для той твари с сотней ног. Когда он попробовал сделать это во второй раз — абсолютно обезумевший, с остекленевшими глазами и пеной бешеного пса на губах — он чуть не сломал руку.

- Отстань от меня! Отстань от меня! Пожалуйста, отстань от меня!

Но она не отпускала его.

Внутри шкафа, который не был шкафом, он увидел тело в черном погребальном платье, свисающее на петле как пальто на вешалке. Только это было не просто тело, не просто женщина, ... Даниэль. Да, Даниэль переделанная в марионетку, куклу. У неё отсутствовали глаза, лицо напоминало сверкающую белую резину, челюсть отвисла, как у Железного Дровосека из "Волшебника Страны Оз". Медленно повернувшись на верёвке, обвивающей её сломанную шею, она сказала: “Что тебе угодно, куколка?”

С воплем Чазз вырвался на свободу.

Он отпрянул назад с такой силой, что откатился на четыре фута. Четыре опасных фута в тень существа с сотней ног.

Он развернулся на заднице и увидел, что существо надвигается на него.

Коридор был залит лунным светом, потому что оно хотело, чтобы он увидел. Это было очень важно. Оно хотело, чтобы он смотрел, чтобы он утонул в собственном страхе, который оно высасывало из него капля за каплей.

Это была огромная махина, состоящая из металлических труб, деревянных вставок и эластичных шнуров-связок. Живой, пульсирующий каркас из бёдер и локтей, бесчисленных кукольных тазов, одни из которых оканчивались тонкими ногами, а другие просто шевелящимися обрубками. Ей не было конца.

Чазз закричал и обоссался, когда она пришла за ним.

Её ноги стучали по полу, стенам и потолку.

Цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок…

Когда существо придвинулось ещё ближе, оно начало раскрываться, как цветок, показывая скопление белых глаз размером с мяч для софтбола и чёрную пропасть, которая, должно быть, была его ртом, который продолжал открываться всё шире и шире, как родовой канал, чтобы засосать его.

Он отчаянно пополз прочь, зная, что у него есть всего несколько секунд.

Тварь надеялась уничтожить его страхом, дождаться когда он заползёт в самый тёмный угол самого тёмного чулана своего разума и начнёт сосать большой палец.