Образ Матушки Кроу расплылся перед его глазами, а затем он увидел... он увидел, как её голова превратилась в огромный циферблат часов, который должно быть был футов двадцать в диаметре. Вместо часовых и минутных стрелок на нем был распят труп, шелуха из костей, тряпья и взъерошенных белых волос: физические останки Матушки Кроу. Её лицо было изуродовано и продырявлено червями, пергаментная сухая кожа прилипла к ухмыляющемуся черепу, как папье маше. Десятки шлангов были подключены к мумии, как если бы она была центральным процессором, все они дрожали, как щупальца. То, что всё ещё населяло эти кости, было неимоверным злом, извращённым разумом. Даже после кончины лицо мумии застыло в гримасе неземной ненависти.

Рамона швырнула в неё что-то похожее на алюминиевый фонарь, и её череп раскололся, как ваза, и из него вырвался белый свет.

Она ринулась на мумию и начала рубить её топором. Одни отрубленные конечности начали таять при соприкосновении с полом, а другие извивались, когда жизнь покидала их.

Циферблат часов исчез, и появилась какая-то жуткая помесь женской головы и сороконожки, которая кричала в агонии, метаясь из стороны в сторону. Когда Лекс ударил тварь гаечным ключом, та швырнула его в сторону, и он упал на пол, кровь текла из разорванной раны на лбу. Когда жвала, которые странно походили на зазубренные щипцы для льда, потянулись к Рамоне, она издала дикий и оглушительный вопль и вонзила лезвие своего топора прямо в лицо твари, которое раскололось и хлынуло струями жёлтой слизи.

Искалеченная и ослеплённая, Матушка Кроу наполовину уползала, наполовину тащилась, но Рамона не отставала от неё.

БАХ! – удар топора.

БАХ! БАХ! БАХ!

Лекс поднялся на ноги, трубы и механизмы с грохотом обрушивались вокруг него, когда завод начал разваливаться. Он бил гаечным ключом по сочленениям хитинового панциря, горячая жидкость выстреливала в воздух и покрывала его лицо волдырями.

(Я БУДУ, Я БУДУ, Я БУДУ ЖИТЬ ВЕЧНО!)

Но он знал, что это не так. Даже её бессмертный разум не смог пережить полного разрушения завода. Она была почти побеждена, и только её бушующее эго поддерживало её в этом состоянии.

Она поползла прочь, как сплющенный паук, сломанная и смятая, большие куски её тела отваливались и открывали внутренние механизмы, заключенные в стальной каркас, который напоминал какой-то абстрактный скелет. Она была сильно искалечена, её предсмертные крики постепенно теряли громкость и превращались в пронзительный скулёж. Перерезанные компрессионные и гидравлические шланги тянулись за ней, как разрезанные артерии, извергая чёрную жидкость в булькающие лужи.

Рамона бросилась за ней и обрушила топор на остатки расколотой головы, и та разлетелась на части, брызнув в воздух мутной кровью. Пылая и искрясь высоковольтными проводами, едва двигаясь, останки Матушки Кроу были охвачены пламенем, потрескивая и рушась.

И к тому времени весь завод был в огне.

56

Рамона схватила Лекса за руку и потащила прочь, лавируя среди груд обломков. Стекло разбивалось вдребезги, стены рушились. Клубы чёрного дыма заполнили воздух. Полетели осколки металла. Электрические провода разряжали свои последние вольты, когда предохранители взрывались один за другим.

Они едва успели выбраться оттуда, как началось настоящее разрушение.

Они бежали через горящее поле, пока не достигли края дороги, кашляя от зловонных испарений. За ними - город, перед ними – фабрика в предсмертной агонии. Она сгорала не как обычное здание. Слишком много гнева и злобы было в каждой доске и в каждом гвозде. Она впитала зло, как губка, а зло не умирает так просто.

Огромные трещины тянулись во все стороны от завода, как будто земля была сделана из стекла. Громадное строение самой фабрики горело, содрогаясь на своём фундаменте. Раздался болезненный стонущий звук, и одна из стен рухнула, а затем другая, гигантское пламя поднялось высоко в небо. Крики эхом отдавались в ночи жутким шипением, становясь все громче. Огонь начал распространяться во все стороны.

- Вот как это произошло на самом деле, - сказала Рамона, наблюдая за происходящим. - Горожане ... они пришли сюда и сожгли это место. Это был поджог. Они должны были разрушить чары Матушки Кроу, разорвать её власть над ними, поэтому они спалили фабрику вместе с ней. Но огонь распространился дальше. Он охватил всё.

Лекс провёл рукой по перепачканному лицу.

- Огонь дошёл до города и сжег его дотла.

Хотя жар обжигал их, они просто стояли и смотрели, зная, что находятся прямо на пути огня. Это ещё не конец, и они не уйдут, пока не доведут дело до конца.

Пылающее сооружение задрожало и затряслось. Несмотря на то, что оно разваливалось на части, пылающий жар, казалось, высвободил ужасную тёмную силу, которая отказывалась умирать. Они видели горящие красные глаза, похожие на огненные шары, смотревшие на них, когда оно пыталось подняться, как почерневший скелет, пытающийся выбраться из чумной ямы. Казалось, оно действительно собиралось это сделать.

- БЕГИ! - крикнула Рамона, направляясь к дороге.

Она не знала, что произойдет, но что-то ей подсказывало, что по разрушительной силе оно не будет уступать бомбардировке Хиросимы.

Она увидела, как Лекс бежит, спотыкаясь, по дороге обратно в город. Она видела, как он обернулся и что-то крикнул ей, но не расслышала, что именно.

Позади неё раздалось ревущее извержение чистой энергии, и она оказалась в эпицентре хаоса. Она чувствовала, как миллионы лезвий света врезались в неё, поднимая её в воздух с невероятной силой. Они тянули её с невероятной скоростью через безмолвную космическую черноту.

Нет... нет ... пожалуйста…

То ли её разум, то ли тело были в полете, она не знала. Она летела, как пуля, сквозь красные просторы и зеленые измерения, проносясь сквозь время, пространство и материю.

Когда всё закончилось, она ползла по почерневшим развалинам Стокса, обезумевшая и хнычущая, всё её тело ныло и болело, чудовищная головная боль пульсировала в черепе.

- Лекс? - она услышала свой плачущий голос. - О ... Лекс, где ты?

Обожжённая горячим пеплом, она втащила своё измученное тело через искорёженный дверной проем, кашляя от густого дыма. Дом, или здание, или что там ещё, чёрт возьми, это было, всё ещё дымился. Она поспешно сорвала с себя рубашку и прижала её ко рту, чтобы не задохнуться.

Лестница.

Наверху дышать должно быть легче.

Она карабкалась по ней на четвереньках, тяжело дыша, со скованными мускулами и странным онемением в конечностях. Наверху было жарче, но дышать было действительно легче. Она нашла дверной проём и пролезла в него, закрыв за собой дверь.

Она ждала там, подтянув колени к голой груди, прислонившись к двери, не в силах даже встать и найти стул. Так она и спала. Несколько минут или часов, она не знала.

- Рамона? Рамона?

Она сначала не узнала голос, но потом вспомнила кому он принадлежит. Лекс. Она немного отодвинулась, ударившись плечом о дверь.

- Рамона? - крикнул Лекс.

Да, подумала она. Я здесь.

Он уже стоял за дверью, колотил по ней и звал её по имени. Она слышала его дыхание, отчаяние, скрывающееся за его словами. Его голос был похож на голос маленького мальчика, который еле сдерживает слезы.

- Рамона?

В горле у неё так пересохло, что она едва могла что-либо сказать. Она пошевелилась, наклонив голову, прядь тёмных волос упала на её глаза, которые больше не могли видеть. Кривая усмешка расплылась на её белом, шелушащемся лице, когда её пальцы потянулись к дверной ручке.

- Это ты, куколка? - сказала она.