Глава 1
Нет ничего приятнее, чем в жаркий летний полдень, когда подошвы и шины прилипают к асфальту, а воздух густо приправленный автомобильным чадом обжигает и сушит гортань, погрузиться в прохладу тенистого зеленого уголка, какие по счастью еще встречаются в Москве. Вдвойне приятней если там скрывается хоть какой-нибудь водоем, – есть все-таки в созерцании воды неповторимое и необъяснимое очарование, делающее человека чище и лучше.
Разумеется, столичный житель не может рассчитывать ни на интимно журчащий ручеек с прозрачной водой и разноцветными камушками на дне, ни на ледяной до ломоты в зубах родник с дрожащей крученой струей и особым неповторимым вкусом. В лучшем случае это будет небольшой пруд с водой мутно-зеленого оттенка, парой осторожных городских уток и многочисленными отблесками порожних бутылок, которые по традиции положено кидать в воду.
Особо такие тихие уголки любили писатели и поэты, обильно населявшие Москву в благодатные советские времена щедрых творческих союзов и спокойного подцензурного существования.
Прогуливаясь в тени деревьев, они обдумывали свои грядущие нетленки, искали вдохновения в единении с природой и настойчиво заглядывали в будущее «сквозь магический кристалл» производства московского ликероводочного завода «Кристалл». Именно здесь обсуждались с товарищами по творческому цеху размеры гонораров, особенности различных издательств и изданий, предпочтения и слабости их редакторов, а также степень въедливости критиков, дежурящих у заветных ворот славы.
Увы, прошли те времена… Канули в Лету бессмысленно и безвозвратно, точно не было их вовсе. И явилось растерянному и потерянному народу новое время: жесткое, хищное, напористое. Однако ж писательскую публику вытравить не удалось. Скорее совсем наоборот – размножилась она безудержно, пообтерлась, повертелась, да и приспособилась к новым условиям.
Бродить в ожидании вдохновения, правда, некогда стало, и в будущее заглядывать интерес угас: гони себе листаж на заданную тему с фиксированным гонораром и голову разной ерундой не забивай! А насчет того чтоб с товарищами по оружию общаться – ни-ни! Того и гляди, удачный поворот сюжета выведают и безо всяких зазрений совести украдут. Оно теперь не зазорно стало – украсть, потому как кто смел тот и съел! Не до прогулок, короче говоря, стало инженерам человеческих душ…
Но нет такого правила, которое хотя бы иногда не мечтало обзавестись исключением. Вот эти двое, к примеру, гуляли себе и разговаривали совсем как в старое доброе время. Который справа был хоть и не писатель, а все равно творческая личность – режиссер Гуськов: солидный, можно сказать красивый мужчина, с густой черной шевелюрой, нос, правда, подкачал размером, прямо скажем не по чину крупный нос, но это ли в человеке главное? Одет режиссер был бедновато, и свойственной богатому человеку сытой снисходительности в глазах не просматривалось.
Зато слева шёл натуральный писатель Лебедев: тоже не мальчик, тоже вполне симпатичный, и нос у него имел вполне нормальные размеры, только шевелюры почему-то совсем не было. То есть за ушами волосы колосились, а вот сверху – совсем ничего! Однако в отличие от многочисленных страдальцев, пытающихся всеми силами скрыть прорехи в шевелюре, писатель не зачесывал на голову волосы со спины, не тратился на втирания с едким запахом и не пытался вопреки воле природы хирургическим путем пересевать газон. Писатель своей лысиной, можно сказать гордился:
– На хорошей крыше трава не растет! – говорил он, с явным удовольствием проводя ладонью по сияющей на солнце голове.
Особого достатка, тем более изобилия в писателе, как и в режиссере, тоже не наблюдалось, даже если предположить, что он просто изучал жизнь городских низов.
И это при том, между прочим, что в их годы, – а было им обоим уже определенно ближе к сорока, положено достигать и материального благополучия, и служебного положения, и внутреннего равновесия!
Та еще парочка, короче говоря…
Встретились они совершенно случайно, но про давнее, еще студенческое приятельство вспомнить не постеснялись. Да и что собственно особенного, если будущий писатель и будущий режиссер когда-то безобразили в одном и том же студенческом театре «Штопор», выпивали в одних и тех же компаниях, ухаживали за одними и теми же барышнями и куролесили по кабакам и улицам одной и той же Москвы? Поскольку все это они делали вместе, то многочисленные знакомые и собутыльники, равно как и зрители студенческого театра даже привели их к общему знаменателю и для простоты стали называть «Гуси-лебеди»:
– «Гуси-лебеди» здесь? – осторожно спрашивал свежий гость, заходя в сильно задымленную, грохочущую квартиру. Теперь такие мероприятия стыдливо называются вечеринкой, а тогда считались именно тем чем они были на самом деле – пьянкой.
– А что не слышно? – затравленно пожимал плечами хозяин, делая неопределенный жест в сторону комнаты, откуда доносились взрывы хохота и невнятные выкрики.
Что-что, а повеселиться, да оттянуться «Гуси-лебеди» умели…
После обычных слов, которые произносят старые знакомые по случаю внезапной встречи и дружеских похлопываний по плечу последовали обязательные взаимные обвинения типа:
– Я, между прочим, про тебя каждый день вспоминал!
– А что же ты тогда ни разу не позвонил?
– Так я каждый раз как вспомню, за трубку брался, уже номер начинал набирать, а потом думал – вдруг ты мне сейчас звонить будешь, а у меня занято. Вот я трубку и вешал…
– То-то у тебя как не позвонишь, все время занято было!
Но говорилось все это скорей для порядка, поскольку ни Васька Гуськов, ни Петруха Лебедев никаких телефонов давно уже не помнили и тем более никуда не звонили, – повседневная рутина строго регламентированной взрослой жизни так не похожей на беззаботную студенческую вольницу оказалась пагубной для неразлучной парочки и «Гуси-лебеди» распались…
Но, как оказалось, до времени, поскольку стоило им встретиться, как выяснилось, что оба располагают не только парой часов для общения, но и, что куда важнее, непреодолимым желанием пообщаться. Так что дальше пошли они вместе…
Местом исторической встречи воссоединенные «Гуси-лебеди» избрали, как положено, ближайший природный объект – Останкинский пруд, что подле телецентра. Тот еще зеленый уголок: вместо тенистой аллеи – замусоренная асфальтовая дорожка, вместо вековых лип – воткнутая в небо игла телебашни, а пруд и вовсе без воды, но с кучей кривого ржавого железа, которое вызывающе торчало из черно-зеленого дурно пахнущего ила.
Впрочем, здесь было довольно тихо, совершенно безлюдно, а небольшая будка хоть и на спущенных колесах, зато с гордой и многообещающей надписью «Супермаркет» на фронтоне, обещала глоток-другой чего-нибудь освежающего и пару квадратных метров тени. Приятели прибавили шагу, предвкушая недорогое и доступное удовольствие. А то в горле от городской пыли и волнений пересохло изрядно. Ведь именно сегодня, буквально за полчаса до встречи, и у писателя, и у режиссера состоялись не слишком приятные беседы…
Дело в том, что писателю вернули рукопись романа «Утро наступит утром» на который он возлагал весьма серьезные надежды:
– Очень, очень интересная вещь! – заверил его ответственный сотрудник издательства, – Я, например, читал его с огромным удовольствием. Даже вслух! Слышали бы вы, как ваш пронзительный, полный драматизма слог понравился моей таксе – она восторженно выла почти два часа!
При этом он довольно профессионально придерживал писателя под локоток и двигал в сторону двери.
– Так может быть… – писатель попытался притормозить.
– К величайшему моему сожалению невозможно! – издательский сотрудник надавил на локоть сильнее, – Решительно невозможно! Рынок переполнен, жесточайшая конкуренция, а ваш роман э-э-э…
– Совсем плох? – писатель довольно удачно зацепился ботинком за ножку стола и попытался завязать дискуссию, – Но чем именно? Сюжет не подходит? Или герои не те?
