Мне стало очень интересно, что же произошло в Запретном лесу. Все показания Пожирателей смерти были краткими и сводились к тому, что Воландеморт пустил заклятие авады кедавры, но, видимо, промахнулся, раз ты остался жив. Твои свидетельские показания об этом моменте тоже были скудны.
Тогда я попытался выяснить у тебя лично. Но при нашем общении в музее истории магии, когда ты отбывал наказание в пещерах драконов, ты уклонился от ответа. Тогда я попробовал прощупать тебя на уроке легилименции, но ты оказался прекрасным окклюментом, и я опять остался с носом. Но судьба мне благоволила. Когда перед Рождеством пожиратели напали на курсантов в Баруэлле, и меня позвали в больницу помочь определить яд, которым были отравлены Фокс, Грир и ты, я с удовольствием вызвался подежурить у твоей кровати. Я не стал давать тебе противоядие. Я видел, что ты бредишь и не сможешь мне противостоять. Просмотреть с помощью легилименции твои воспоминания о битве, все до мельчайших подробностей, не составило мне труда. Я видел воскрешающий камень в твоих руках, на них была твоя кровь (ты получил рану на голове, когда взорвалась стена Хогвартса), видел, как ты вызвал с помощью камня родителей и ещё двух человек, что стало для меня полной неожиданностью. Видел, как ты потом упал после авады кедавры. В этот момент твоя кровь попала на землю Хогвартса. Гарри, это потрясающе! Воскрешающий камень и метеорит Хогвартса творят необыкновенную магию. После этого погибла Белатрисса. Наверно, если бы первым погиб Воландеморт, то сейчас в Запретном лесу ходило бы его привидение! – профессор расхохотался. Пленник грустно смотрел на него, конечная цель похищения становилась всё яснее. – Мне нужна была твоя кровь и воскрешающий камень. На удачу близился день рождения Рона, и я решил опоить тебя и твоих друзей, чтобы исполнить задуманное. Меня навел на мысль об этом случай с отравлением Рона, который был записан в его медицинской книжке, которую я также изучил, когда находился в архиве больничного крыла Хогвартса. Я послал Рону на день рождения напиток и стал ждать. Я совершенно не был удивлён, когда вечером первого марта ты пришёл ко мне с просьбой проверить содержимое бутылки. Я ликовал! Я сказал тебе, что с напитком всё в порядке. Вы распили его и попадали без сознания, сломленные крепчайшим сном. Ночью я прокрался к вам в спальню и взял твою кровь с помощью шипа ламии. Гарри вспомнил, как проснулся утром второго марта с синяком на боку. У Горана была сломана рука, наверно неудачно на неё упал. И никто ничего не помнил. – Теперь по поводу воскрешающего камня, Гарри. Чтобы найти его, я пересмотрел не одно воспоминание пожирателей. Я хотел точно установить то место, откуда ты вышел на поляну к ним. Я не собирался всю жизнь бродить по Запретному лесу. Времени у меня было достаточно – я прождал всю зиму, пока лесные тропы были в снегу. А весной, в конце марта, отправился на поиски воскрешающего камня уже подготовленный. Мне не составило труда, используя заклинание «спектрум», найти его. Посмотри, как он прекрасен, – профессор произнёс заклинание, взмахнул волшебной палочкой, и серый невзрачный камушек в его руке стал переливаться золотистым светом. – Я раздобыл камень, но вызвать родных с помощью твоей крови у меня не получилось, – продолжил профессор. – Тогда я подумал, что кровь должна быть свежей. Я решил тебя украсть. В Академии трансгрессия запрещена, и полно авроров. Мне оставались только выходные. Я стал следить за твоим домом, но ты всегда был или с Уизли, или выглядел так, что я не мог тебя сразу узнать и боялся ошибиться. Но я же аврор, Гарри. Все твои изменения внешности рассчитаны на простых обывателей: одежда, очки, линзы, цвет волос. Но я запомнил твои ботинки. У тебя не так много пар обуви, и ты не изменял их никакими заклинаниями. Это твоя ошибка. Учти на будущее, хотя у тебя нет будущего, – профессор снова захохотал. Гарри передёрнуло от этого смеха. Он не узнавал человека, сидящего в кресле. Спустя пару минут профессор продолжил: – Гарри, я наткнулся на твои ботинки, когда увидел недавно тебя и Дину Элспет в «Летнем некрополе». Ты ещё тогда произнёс, что тебя зовут Гарри Блэк. Смешно было назваться фамилией крёстного. Моя уверенность, что это ты и никто иной в этот миг возросла на сто процентов. Я стал следить за домом Дины Элспет и видел, как вы встречаетесь. Профессор на секунду замолчал: – Я обещаю, Гарри, что после твоей смерти её выгонят из Академии за нарушение устава. – Следующим этапом было убить твоего домовика, который спас тебя после нападения пожирателей в Баруэлле. Его эльфийская способность появляться по твоему зову могла мне помешать. На неделе, пока ты был в Академии, я без труда попал в квартиру на площади Гриммо, назвавшись твоим другом, и послал в домовика смертельное заклятие. Мне оставалось только дождаться выходных. И я легко тебя сцапал, выходящим из дома Элспет. И теперь, Гарри, ты сидишь передо мной. Профессор взял с табуретки чашу с кровью и подошёл к своему пленнику. – Я использовал сейчас твою свежую кровь, но вызвать моих любимых всё равно не получилось, как бы я ни старался. Это должен сделать ты. Видимо, воскрешающий камень слышит только Певереллов – Поттеров. Профессор вложил в привязанную к стулу ладонь Гарри воскрешающий камень, красный от крови, в которую его только что окунул Шруд: – Покрути его и назови имена моей жены и дочери: Ангелина и Мэгги Шруд. Гарри молчал. – Сделай это. Пока ты будешь сотрудничать со мной, ты будешь жить и надеяться, что спасёшься, – ледяным тоном произнёс профессор. – Но, если откажешься, – Шруд направил волшебную палочку на Гарри, – я убью тебя, и это будет не авада кедавра, которой тебя нельзя убить. Это будет медленная мучительная смерть. Гарри с тяжёлым сердцем закрыл глаза и, перебирая пальцами холодные грани воскрешающего камня, тихо произнёс: – Я вызываю Ангелину и Мэгги Шруд.
====== Глава 20. «Надежда и отчаяние» ======
Гарри лежал на подстилке, на холодной земле, уставившись в одну точку на потолке. По словам профессора Шруда прошло уже двенадцать дней с момента похищения. Гарри по-прежнему был пленником, прикованным железной цепью к стене в каком-то подземелье. Профессор приходил каждый день, с помощью шипа ламии брал его свежую кровь, окунал в неё воскрешающий камень, потом заставлял пленника вызывать свою жену и дочь. Шруд часами с ними разговаривал, пока их силуэты не таяли в воздухе. Умершие Ангелина и Мэгги были с виду такими же, как и родные Гарри, которых он вызвал в Запретном лесу. Они казались осязаемыми, но потрогать их было невозможно. Руки профессора каждый раз трогали лишь воздух. Гарри не знал: это или продолжающееся употребление зелья неискренности, или долгое общение с привидениями, постепенно сводило профессора с ума, так же, как и Кадма Певерелла. Иногда Шруд неподвижно сидел в своём кресле, закрыв лицо руками, иногда возбужденно ходил вдоль стола, а потом активно колдовал, проводя эксперименты с кровью и бормоча себе что-то под нос, а иногда в приступе ярости крушил всё, что попадалось под руку. В один из первых дней плена избил Гарри так, что тот несколько часов пролежал без сознания, чем лишил профессора на какое-то время возможности пообщаться с умершими. После этого Шруд обходил пленника стороной. Гарри слабел. Перед уходом профессор всегда оставлял воду и еду, но её было очень мало. Если в первые дни плена Гарри каждую свободную минуту употреблял на то, чтобы продумать план побега, искал любую зацепку, слабое место в темнице, возможности избавиться от пут (и однажды ему даже удалось перерезать спрятанным в кармане брюк осколком стекла верёвки на руках, а потом ранить в грудь подошедшего к нему Шруда, но с оковами он не справился, а потому в своём побеге не продвинулся ни на дюйм; Шруд без труда вылечил себя заклинанием), то сейчас малейшее движение приводило к резкой головной боли и сильному головокружению. Он понимал, что это происходит от постоянной потери крови, голода и жажды. Гарри догадывался, что Шруду была на руку его слабость, и всё для этого-то и делалось. Он много раз пытался убедить профессора отпустить его, говорил, что готов без плена вызывать родных Шруда хоть каждый день, но никакие разумные доводы не действовали. Тот хотел его смерти. Гарри рассказал профессору историю Андромеды Тонкс, потерявшей на войне почти всех своих родных, но сумевшей вырваться из пучины боли и тоски. Но Шруд как будто не услышал его. Образованный начитанный человек уступил место сумасшедшему больному с обезумевшим взглядом, зависимому от зелья неискренности. Несколько раз Гарри кричал на него, но только срывал голос. После, в минуты отчаяния, пытался вытащить себя из липкой трясины безысходности, вспоминая своих родных друзей: Рона и Гермиону, и Дину, с которой он был счастлив. В один из дней Гарри вспомнил бенгальского тигра в зоопарке, который ходил из стороны в сторону по своей клетке и жаждал свободы. Ирония. Теперь он сам был тем тигром. Последний раз пленник плакал, просил Шруда отпустить его, но увидел лишь пустоту в глазах своего похитителя. Показалось, что этими пустыми глазами на него посмотрела сама смерть. После этого надежда покинула его, и Гарри перестал думать о побеге, да и физических сил на это уже не оставалось. Легче всего было лежать и смотреть в потолок.
